Завтра

Завтра – июль. И это значит не мало. Завтра солнце будет светить по-другому – более пылко, более резко и колко, – и это будет чувствоваться так явно. Аомине начнёт лениться ещё больше. Распластавшись на диване, он будет щёлкать кнопками на пульте всё реже, потому что лишний раз шелохнуться значит облипнуть ещё пятью каплями пота. Кагами будет раздражаться, натыкаясь каждый раз на прикинувшегося мертвецом Дайки, настоящая температура которого почти доконала его самого. Аомине будет раздражаться в ответ – поначалу мысленно, но позже вслух, – когда Тайга начнёт слишком часто вспоминать Калифорнию, пропитанную солнцем, как заклинивший, не смазанный прохладой июль. – Задолбал языком чесать, – огрызнётся Дайки, поднимется на локтях и кое-как сползёт с задушенной жаром тела перины. Тайга вскинет брови – мертвец всё-таки ожил и снова разыгрывает разъевший жилы дурной тон, – фыркнет, но проводит взглядом молча, до самой входной (конкретно сейчас – выходной) двери. Не потому, что сказать нечего, а потому что уже июль. Он присушит язык к верхнему нёбу, заставляя залпом приложиться к бутылке морозного зелёного чая, выуженной наспех из холодильника. Кагами шумно выдохнет, вмиг размякнув и прикрыв глаза, оближет влажные губы и вытрет запястьем. А после пойдёт чистить рыбу, потому что даже посреди набивающей желудок жары иногда хочется есть.

***

Завтра обрушится уже второй летний месяц. У ярко-летнего неба будет другой оттенок, и даже невооруженным глазом будет заметна та примесь легкомысленности, что выбелит загустевший сапфировый. Дайки проследит отпечаток воздушно-самолётного тракта, пока подошедший из-за спины не выбьет у него из-под локтя мяч и не окажется Тайгой. – Ты долго, – протянет Аомине беззлобно, даже не вяло, только немного устало; он ушёл из дома в июльский парник четверть часа назад, а Кагами так долго не выходил играть. – До десяти, – прошедший вперёд Кагами наклонится за мячом и закрутит тот на пальце, жмурясь от завтрашнего солнечного пламени, – а потом возвращаемся и доделываем суши. Аомине будет вглядываться во взъерошенного по-летнему Тайгу, будто впервые увидит, чуть менее бойкого, обманчиво терпеливого и слегка недовольного. Аомине усмехнётся, и для Кагами это тоже будет по-другому.

***

Завтра начнётся седьмой по порядку месяц. Воздух разительно отяжелеет и загрязнится пылью, как порохом – точный промежуток распаленной тройки зарядится, как неустойчивая пороховая бочка. Достаточно найти нужную спичку, высечь первую искру, как начальную вспышку или сигнальный огонёк бенгальской палочки – и всё лето загорится и взорвётся пёстрым бураном. Только успевай запечатлеть каждую из красок в спутанной фотоплёнке памяти. Аомине будет нарезать лососевую плоть чуть медленней, чем обычно, но всё же довольно ловко, и думать примется о персиках, потому молочно-апельсиновый цвет под лезвием вдруг перестанет походить на рыбий напрочь. – Рис готов, – заверит Тайга, вытянув распаренную крупу из рисоварки. – Ты скоро? Он склонится над плечом, и Дайки почувствует его дыхание кожей, как раскалённый порыв пустыни, а спиной сквозь хлопок майки – его жар, умноженный на июль. – Да, – отстранённо отзовётся Аомине, и когда Кагами отойдёт к рукомойнику, задумается вслух: – Когда уже персики? Тайга пропустит вопрос через уши и усмехнётся, выкладывая рис в белую отсвечивающую миску; оставит вопрос без ответа – та самая, дурацкая, его июльская привычка.

***

Завтра затянется тридцатиоднодневный отсчёт. В июле обязательно переспеет вишня. Появятся первые червивые шарики, отсвечивающие снаружи карамельно-клюквенным глянцем, а изнутри пряча загнившие костяные зёрна. Кагами наестся купленных ещё в июне ягод, а Аомине усядется рядом, за стол, выжидая. Дайки поцелует Тайгу – смазано прижмётся к губам, размякшим от сока, своими; отстранится, моргнёт, разрывая взгляд, и потянется обратно (навстречу). Они зацелуют друг друга так, что сердце заколотит посреди гортани, и этот вкус поздней вишни потеряется под чьим-то языком. Кровь закипит и ударит вниз живота, но ещё сильнее – под рёбра, и к щекам, и к мозолистым запотевшим ладоням, треплющим чужие волосы и оглаживающим чужие бока. Так начнётся июльская горячка.

***

Сегодня ещё июнь, а завтра всё будет по-другому. Ночь покроется россыпью млечного пути, выцветающего днём, а после полуночи проступающего диатезом в высоте от рассеивающейся пылкости. Дайки не сможет заснуть, потому что рядом на кровати будет недостаточно жарко и останется слишком много места – так, что можно будет раскинуть руки, и никто не начнёт от них отбиваться, чертыхаясь прямо на ухо. Поэтому придётся ждать, пока Кагами досмотрит свой бестолковый сериал о пустозвонах и космосе и уложится, наконец, на соседнюю подушку. Они попытаются умоститься уже друг с другом под боком, пнут пару раз отвердевшей пяткой чужое бедро и, прицыкнув, затихнут. Сегодня они засыпают почти точно так же, развернувшись в разные стороны и дав друг другу возможность мерно дышать. Вот только завтра уже июль, и это, чёрт подери, значит так много.