Красно-зелёное

      Когда Файсаль закончил свой рассказ, я вдруг вознамерился любой ценой попасть в квартиру к Альфард. — Она ведь Хасана, родного брата, выгнала! — возмутился я. — Ничего не выгнала! — воскликнул мальчик. — С ней такое иногда бывает. И вообще, она же не прогоняла меня, а просто попросила на время оставить её одну и переночевать у Файсаля. — Так что не вините её, — присоединился и сам Файсаль. — К тому же вы всё равно ничего не добьётесь — когда Альфард в таком состоянии, её лучше вообще не трогать. Пойдёмте лучше ко мне, я вам на фортепиано свою сюиту сыграю. — О, давайте! — я бросил быстрый взгляд на дисплей телефона — до вечера ещё оставалось много времени. — Ну что ж, — Файсаль запустил руку в карман брюк. На солнце ярко сверкнули ключи. — Вперёд!       Квартира Файсаля была намного меньше, чем та, которую снимали я и Музаффар. Всё пространство в ней от пола до потолка занимали стопки книг и нотные тетради, исписанные вдоль и в поперёк. Посреди крохотной комнаты у окна стояло маленькое чёрное фортепиано. Молодой композитор моментально открыл его крышку и уселся на табуретку. Его тонкие музыкальные пальцы легли на холодные белые клавиши. Я и Хасан уселись на старенький раскладной диванчик у стены и с любопытством уставились на юношу. Файсаль ещё несколько секунд помедлил, о чём-то задумавшись, а потом начал играть.       Он почти не касался клавиш. Казалось, ливиец задевает лишь воздух, а тот уже — клавиши фортепиано. Мелодия была грустной и в то же время чарующей. Она проникала куда-то глубоко, в недра сознания и, затрагивая струны души, заставляла их звучать с ней в унисон. От такой музыки сердце начинало биться чаще, а голову заполоняли различные мысли. Лично я поймал себя на том, что начал невольно размышлять о смысле жизни. Банально, но тем не менее… Для чего я живу? Чтобы поймать как можно больше преступников? Чтобы нести в мир справедливость? Ответить на свои вопросы я не успел — мелодия неожиданно кончилась и на уши мои резко обрушилась тишина, нарушаемая лишь отдалёнными звуками улицы, доносившимися через открытую форточку. — Ну как? — осторожно поинтересовался Файсаль. — Великолепно! — восторжённо воскликнул Хасан и мы с ним одновременно запплодировали. — В таком случае, давайте попьём немного чаю и продолжим нашу концертную программу, — пианист встал и закрыл крышку фортепиано. Судя по розовому румянцу, проступившему у него на щеках, ему было очень приятно наше одобрение. — Пойдёмте, господа, — пригласил нас молодой человек на кухню…        С уверенностью могу сказать, что день не прошёл зря, хотя бы потому, что до заката я успел прослушать с десяток шедевральных мелодий Файсаля и примерно столько же симфоний Бетховена и Моцарта. К тому же меня щедро накормили и снабдили томиком стихов Омара Хайяма.        В половину седьмого мне снова позвонил Юсуф аль-Мирджаби. — Вечер добрый, Казимир, — никогда я ещё не слышал, чтобы мой шеф был так доволен. — Приезжайте поскорее, мне есть что вам показать и рассказать. — Уже в пути, — ответил я и положил трубку. — Господин аль-Фатхи, — я обратился к Файсалю, — мне надо идти. День был замечательный и я… я считаю, что у вас определённо есть талант! — я встретился с композитором взглядом, отчаянно краснея — я всегда краснею, когда делаю комплименты. — Пожалуйста, не давайте вашему таланту… эм… угаснуть. Желаю удачи! А ты, Хасан, передавай привет сестре, — я наклонился к мальчишке и потрепал его по волосам. — Спасибо вам обоим за хороший день! С этими словами я покинул квартиру Файсаля.       Чтобы соориентироваться на местности, мне пришлось искать Площадь Мучеников. Там как всегда было людно и шумно. Мимо проходили люди, сигналили машины, а по небу, окрашиваясь золотом от солнечного света, проплывали облака. Жизнь шла своим чередом. Но до меня никому не было дела. В голове промелькнула страшная мысль. А что будет, если я вдруг исчезну? Вспомнит ли обо мне хоть кто-то? Те же Музаффар и Юсуф аль-Мирджаби? Станут ли они искать меня? Огорчаться ли? Навряд ли, навряд ли. Скорее всего, никому не будет до меня дела, если вдруг я пропаду. Если со мной что-то случится, то я, скорее всего, стану ещё одним человеком в списке пропавших без вести.        Идти куда-то уже не хотелось. «Ты никому не нужен, Казимир, »-злорадно шепнул мне мой внутренний голос. «Не говори глупостей», — попытался воспротивиться я, понимая при этом всю бесполезность этого сопротивления. Я действительно никому не нужен. И так было всегда. Начальство ВСЕГДА использовало меня, а коллеги смеялись над тем, что я периодически жаждал истинной справедливости. В этом мы похожи с Альфард… Альфард? Была снайпером, предана Каримом… Неужели… Я содрогнулся. Эта мысль показалась совершенно настолько нереальной, но вместе с тем всецело поглотила моё сознание, заставив забыть всё, о чём я думал прежде. Неужели Альфард — убийца? Её алиби никто не проверял, да и мотив у неё имеется… Хотя… Могла ли морально сломленная девушка с покалеченной психикой снова взять в руки снайперскую винтовку и начать мстить своим врагам? Месть. Месть была той причиной. по которой Альфард вступила в правительственные войска. Других причин у неё не было, если верить словам её близких, не было. Альфард хотела отомстить иностранным солдатам за гибель родителей во время авиаудара… «Месть за близких — свята, но не преврати её в своё безумие», — сказал Музаффар. Безумие. Безумием вполне можно назвать нынешнее состояние Альфард. Так всё же, могла она или не могла? Позабыв обо всём, что приходило на ум до этого, я зашагал в сторону своего управления. Теперь все мои мысли поглощала Альфард…        В холле управления меня поджидала большая неожиданность. Свет ярко горел, хоть ещё и не стемнело. В двух креслах у стены расположились… Тиёко Киросаки и Мартин Доджес собственной персоной! Рядом с ними стояли трое рядовых полицейских, а чуть поодаль — Юсуф аль-Мирджаби, Али и Сахим. Все трое были одеты в аккуратные строгие костюмы с галстуками.       Едва я вошёл, как тишину разорвали аплодисменты. — Что здесь происходит? — только и вымолвил я, изумлённо таращась на собравшихся. Начальник мой не дал мне опомниться и, прокашлявшись, вышел на середину вестибюля, держа перед собой какую-то грамоту. — Дамы и господа! — торжественно начал он. — Мы все собрались здесь, дабы поздравить нашего временного сотрудника, гражданина Украины, господина Казимира аль-Афинова… Господин аль-Афинов указом вышестоящего полицейского руководства города Триполи награждается премией за участие в тяжёлой спецоперации по освобождению заложницы, коей оказалась гражданка Японии, госпожа Тиёко Киросаки. В качестве премии я, Юсуф аль-Мирджаби, как заместитель начальника убойного отдела обязуюсь выплатить господину аль-Афинову внеурочно зарплату и вознаграждение размером в триста динаров. И меня снова оглушили аплодисменты. — Мои поздравления, господин аль-Афинов, — подошёл ко мне и от души пожал руку Али. — Я уже слышал об этой операции и, надо сказать, успел проникнуться к вам уважением за вашу храбрость. — Хотя, на мой взгляд, вы повели себя немного безрассудно, — заметил Сахим. — Но это ваших достоинств ничуть не умаляет. Поздравляю! — Ну, а от меня особая благодарность — не окажись рядом вас и того вашего друга, я бы могла погибнуть, — цокая каблуками, Тиёко Киросаки приблизилась ко мне и обворожительно улыбнулась. Затем молодая женщина наклонилась к моему уху. Я замер, ожидая приглашения в ресторан, но вместо этого услышал нечто совсем иное, но при том не менее ошеломляющее. — Мне удалось кое-что узнать, — прошептала детектив. — Кое-что важное. И в благодарность за спасение я делюсь сейчас с вами столь важной информацией. Слушайте! Один пожилой астроном, живущий напротив дома Абдуллы аль-Асима, в момент убийства настраивал свой телескоп для того, чтобы провести вечерние наблюдения за звёздами. И чисто случайно он заметил какую-то фигуру на чердаке напротив. Он клялся, что это была женщина. И она что-то делала у чердачного окна. А после того как прогремел выстрел, моментально исчезла. Исходя из этих показаний, я могу утверждать, что наш убийца — женщина! — Смелое предположение, — сказал на это я. — Но вы сами говорили, что ваш свидетель — человек в возрасте. Он ведь мог и ошибиться. — Да в том-то и дело, что не мог! — сердито зашептала Тиёко. — У него зрение получше вашего будет. Он мне даже справку медицинскую предъявлял. А теперь скажите мне, что могла забыть на чердаке женщина? И почему она так быстро куда-то делась СРАЗУ ЖЕ после гибели Абдуллы аль-Асима? Я уверена, что это и была убийца. И вообще — можете мне не верить, но я всё равно останусь при своём мнении… Ответить я ничего не успел — вмешался Юсуф аль-Мирджаби. — Господа, — снова прокашлялся он, привлекая к себе внимание, — извините, конечно, что мешаю, но почему бы вам не поговорить после награждения? — Эм, простите, — японка быстро отступила в сторону. Мартин подмигнул мне, а заместитель начальника убойного отдела изъял из переднего кармана пиджака белый конверт. — Здесь — ваша зарплата и ваша премия! — с пафосом провозгласил он и вручил мне мою награду, после чего моментально сделался невероятно серьёзным и добавил: — Только не расслабляйтесь, аль-Афинов, вам ещё в психушку ехать надо. — В психушку?! — опешил я. — А это ещё зачем? Работа у нас не из приятных, но вроде бы я ещё на людей не бросаюсь… — Не говорите глупостей! — отмахнулся Юсуф аль-Мирджаби. — Вы поедете в психиатрическую клинику, в которую перевели Карима. К ним недавно приехал какой-то очень опытный профессор и он утверждает, что коллега наш далеко не такой сумасшедший, каким кажется… — Неужели симулирует? — догадался я. — Не знаю, — пожал плечами следователь. — Поезжайте — узнаете. — Прям сейчас? — честно говоря, перспектива встречи с пациентами богадельни меня не сильно прельщала. — Ну, а зачем медлить-то? Прям сейчас, -«обрадовал» меня начальник. — Хорошо, — насупившись, кивнул я. — Тогда до встречи, — Тиёко и Мартин попрощались со всеми и покинули отделение. Я уже хотел отправиться следом, но Юсуф аль-Мирджаби задержал меня на мгновение. — Нам удалось во время проведения экспертизы обнаружить на медальоне… — Отпечатки пальцев? — обрадовался я. — Не перебивайте меня, аль-Афинов! — прикрикнул следователь. — Мы обнаружили на нём клеймо производителя. Найти этого человека удалось с большим трудом. Но он, увы, уже умер. К счастью, всеми его делами ведает его племянник. И именно этот юноша сообщил нам, что медальонов было два. Их специально заказал для себя и для девушки человек, назвавшийся Фаридом из Бенгази. И денег он на этот заказ не пожалел. Медальоны были эксклюзивными. Помимо стандартного клейма на каждом из них выгравировали надпись на древнефиникийском: «Цени каждое мгновение». Заказчик объяснил это тем, что девушка, которой предназначалось одно из украшений, увлекалась древними языками. А теперь вспоминайте кровавую надпись рядом с трупом. На каком языке она была? На древнефиникийском, правильно. И плюс, ко всему прочему, племянник мастера видел молодого человека, который заказывал медальоны и хорошо запомнил его. И утверждает, что мог бы легко его опознать. — Значит, надо показать ему снимок Музаффара, — сказал я. В сердце моём снова зародилась непонятная тревога. Тревога и сомнения…       Психиатрическая клинка, в которой содержался Карим ибн Вагиз охранялась прямо как военный объект. Во всяком случае, в сравнении с обычной больницей. Меня там встретили не особо приветливо и даже хотели обыскать. Но я этому отчаянно воспротивился, что привело к тому, что меня не стали трогать и, пусть и очень неохотно пропустили на территорию учреждения. Профессор, высокий пожилой мужчина с густыми седыми волосами и в очках встретил меня у входа в здание. — Это вы, господин Казимир аль-Афинов? — сверкнул стёклами очков психиатр. — Я самый, — вытащил удостоверение я. — Я по поводу Карима ибн Вагиза. — А, этого симулянта! — моментально подтвердил мои догадки профессор. — Ну пойдёмте, побеседуем…        Отделение, в котором находился Карим, было битком набито сумасшедшими с разными интересными, но преимущественно однотипными диагнозами. В коридоре меня встретил человек, который неспешно шёл на четвереньках и оглушительно мяукал. Незнакомец приблизился ко мне и начал принюхиваться. От такой реакции я слегка опешил. А мужчина между тем преспокойно потёрся об мои ноги, а потом протянул руку и уцепился за мой ремень. Я аж вскрикнул от неожиданности. Но сумасшедшего это нимало не смутило и он решительно потянул меня за собой, несколько раз мяукнув. Вопросительно посмотрев на профессора, я осторожно последовал за ненормальным, а потом остановился. Человек-кот прошёл ещё несколько метров, после чего обернулся и гневно замяукал. — Чего он хочет? — в ужасе уставился на сумасшедшего я. — Скорее всего, молока, — тяжело вздохнул профессор. — Во всяком случае, сухими кормами он брезгует. Разве что элитные периодически употребляет, но и то нечасто. Погладьте его и пойдёмте дальше. В нашем отделении много шумного народу, но все они относительно безопасны.       С опаской покосившись на нахмурившегося «кота», я погладил его и быстро зашагал дальше. На ближайшем углу мне открылась странная сцена: мирно восседавший на стуле человек вдруг бросился к проходившей мимо медсестре. — А вот и ты, Таис*! — гневно вскричал пациент. — Наконец-то ты соизволила явиться! Я всюду искал тебя! «Таис» не удостоила отчаявшегося сумасшедшего даже взглядом и спешно прошла вперёд. — Что с ним? — спросил вполголоса я. — Воображает себя Александром Македонским и в каждой женщине видит гетеру** Таис Афинскую, — пояснил мой спутник. — Периодически требует привести к себе своего генерала Птолемея, а если его требование не выполняют, он может стать агрессивным… Но это цветочки по сравнению с двумя недавними Идрисами***. Их по нелепой случайности поместили в одну палату. И смирительные рубашки не надели — с виду такие спокойные ведь были… Так они чуть друг друга не поубивали: каждый утверждал, что именно он — истинный ливийский король, а его оппонент — гнусный самозванец. В итоге пришлось развести по разным отделениям. Один из Идрисов остался у нас и сразу же успокоился — теперь периодически навещает фараона Тутанхамона из пятнадцатой палаты, налаживает, так сказать, дипломатические отношения с Древним Египтом, — профессор усмехнулся. — А вот и четырнадцатая палата. Тут наш симулянт и лежит… С этими словами психиатр толкнул дверь и нашему взору предстал Карим, облачённый с головы до пят в белое. — Полюбуйтесь, главный дебошир и притворщик, — представил мне моего напарника профессор. При виде него Карим затрясся как осиновый лист. А когда увидел меня — вообще чуть в обморок не упал. — Я — шейх племени варфалла! Я — шейх племени варфалла! Я требую референдум! — заорал он. Я скептически хмыкнул. — Да хоть Святой Пётр, — я сделал шаг в сторону кровати Карима, отчего тот заорал ещё громче и, нервно дёргаясь, стал отползать от меня подальше. — Он точно нормальный? — на какое-то мгновение усомнился я. — Абсолютно, — заверил меня профессор. — Ану молчать! Молчать, я сказал! Устроили тут цирк! Пугаете пациентов! Вам делать здесь больше нечего — завтра же вы вернётесь в обычную больницу лечить свои раны и точка! — Но я ведь шейх! Я шейх племени варфалла! — предпринял очередную попытку доказать свою ненормальность Карим. Пребывавшие в палате пациенты смотрели на него с ужасом и недоверием. Я сделал ещё один шаг в сторону кровати, Карим снова дёрнулся, отскочив от меня и упал. Раздался грохот. В палату вбежали санитары. К счастью, мой напарник серьёзно не пострадал, но конструктивного разговора у нас не получилось. впрочем, мне и так всё было ясно. — Он настолько боится человека, который в него стрелял, что предпочёл спрятаться в вашем учреждении, — пояснил я профессору, на что тот понимающе кивнул. Между тем у меня оставалась ещё куча вопросов в голове. Например, кого так испугался Карим? Весь этот цирк он начал разыгрывать после того, как увидел Музаффара, но что если Музаффар — не убийца? Что если убийца — совсем другой человек? *Таис Афинская - известная греческая гетера, возлюбленная великого полководца Александра Македонского. **Гетера - куртизанка в Древней Греции. ***Идрис ас-Сенуси - последний ливийский король.