То, что не уходит с жизнью

Я волнуюсь за свою знакомую. Я волнуюсь сегодня за всех в этом городе. Шериф, толкнув стеклянные двери, вышел в вечернюю темноту. Несколько кварталов отделяли его от бара с неброской вывеской. Он шел быстро, пожалуй, даже слишком быстро. Как на вызов. "Там безопасно", - говорит себе Херб. Безопасно ли? Безопаснее, чем в больнице, где сегодня были убиты двое? Он повернул, срезав едва ли не половину пути через пустые, затянутые почти жидким сумраком дворы. Знакомая вывеска светилась через улицу. В мусорном баке у бара возилась худая, мокрая черная кошка. Шериф вздохнул, опустил руки в карманы и замедлил шаг. Все хорошо. Внезапно кошка выгнулась, вздыбила и без того стоящую сосульками шерсть и бросилась прочь. Окно разлетелось вдребезги, и что-то хлынуло на дорогу, вынесло раму, какие-то куски дерева, пустую коробку. Шериф стоял и наблюдал. Мыслей не было. Вообще. Пузырясь, темная масса быстро потекла. Следом за кем-то. Следом за женской фигуркой, путающейся в развевающемся языке фартука, бегущей молча, без крика. Неожиданно оцепенение спало, мысли вернулись - все, разом. Он бросился вперед, к хлюпающему Нечто. На бегу выстрелил - пуля вошла в дрогнувший студень. Масса развернулась и двинула на него. Она была густой, желеобразно-прозрачной и тошнотворно розовой. Херб выстрелил еще раз, медленно отступая назад. Вязкая волна хлынула к нему, он побежал. Как можно дальше от бара. Как можно дальше от Франни. Оно на мгновение откатилось, заставив все его внутренности сжаться от холодного ужаса - "за ней!" - и мясисто-розовым цунами подалось вперед, обрушилось, сбив его на землю, упруго обхватило сотней резиновых языков. Херб потерял сознание, наверное, от удара, на пару секунд. Затем его словно затопила кипящая кислота. Вокруг бурлило кроваво-красное, въедающееся, пульсирующее. Перед глазами всплыл труп бродяги - белые вытаращенные глаза, обрывки расплавленных внутренностей. Он попытался вынырнуть из вязкого кислотного желатина, тягучего, неподатливого, но его с новой силой втянуло в недра твари. Пузырящаяся плоть разъедала кожу. Ты веришь в пришельцев, Херб? Нет? Он не знал, наступил ли шок, но боль была какой-то далекой и омерзительно живой. Твои лейкоциты делают то же самое. Пора посочувствовать бактериям. Херб осознавал, что его жрут, и жрут слишком медленно. Она в истерике, мы ничего от нее не добьемся, по крайней мере сегодня. Вы же слышали, какой бред она несла, шериф? Все будет в порядке. Мы разберемся. Оно двигалось, раскачиваясь, как корабль на волнах. Колышущийся, мерный ритм. Скоро тебе придется самому за все отвечать. Шериф не знал, видят ли еще его глаза или же студенистая масса уже проникла в черепную коробку и пожирает мозг, навсегда погружая его в тошнотворно-розовую темноту. Ты… назначаешь мне свидание? Первородная материя. Протоплазма. Хищная и смертоносная, но подобная утробе матери. Оторванный уголок счета. Жирные чернила, торопливый почерк. Я буду свободна в одиннадцать. Он знает, что его глаза уже вытекли, влились в разрастающуюся Каплю, но сейчас он видит Франни. Она в телефонной будке. Светлые волосы, рассыпавшись, закрывают посеревшее лицо. Дрожащими, не слушающимися пальцами поворачивает диск. Херб знает, кому она звонит. Она зовет его на помощь. И это не галлюцинация. Масса напирает на стекла, вдавливается в щели. Шериф видит сквозь толщу кровавой мути, как она упирается носком белой кеды в дверь, надеясь удержать. Он кричит, и густая слизь просачивается, набивается в рот. - Не трогай ее! Только не ее! Не смей! Он захлебывается. На мгновение масса, дрогнув, отступает, словно услышав его слова, но тут же свободно растекается по стеклянным стенам. - Ты ведь поняла меня, розовая дрянь? Не тронь ее! Капля колышется. Тело Херба распирает изнутри живой желатин. Он знает, что должен быть уже мертв, но не отступает. Сейчас ты откатишься прочь, на все четыре стороны, инопланетная блевотина. Хоть в канализацию, хоть в Белый Дом, но подальше от Фран, понятно? Языки ощупывают щели меж стекол, но не пытаются просочиться в них. Капля словно обдумывает, стоит ли слушаться. Давай, стекай понемногу с будки, глупая девочка. Будь послушной. Ты, конечно, отличное инопланетное желе, но вот знаешь, чего тебе не хватает? Мозгов. Капля шевелится, ее центр тяжести явно перетекает на землю. Зубы по одному сползают, желтея, на подбородок Херба. Та часть цитоплазмы, что вползла через рот, прорывает живот и, хлюпнув, сливается со всем остальным. Молодец. Теперь я буду твоими мозгами, подруга. Пойдем отсюда. Просто пойдем. Оставь мою Фран в покое, умница. В этот момент женщина замечает его. Расплавленное, как забытый на солнце пластилин, лицо. Расползающееся надвое туловище. И тускло отблескивающий золотым полицейский значок. Лицо Франни нелепо искажается, как у плачущего ребенка, она кричит громко и пронзительно-тонко, так, что вибрируют словно облитые розовым студнем стекла. И Капля напрягается, сжимается резко и склизко, вдавливая хрупкие стены. Нет! Не смей! НЕ ТРОГАЙ МОЮ ФРАННИ! Розовый кислотный водоворот подхватывает женщину, заглатывает вместе со стеклянным крошевом, с шипением расползаются ее волосы. Выплюнь! Сейчас же брось ее! Капля растекается по остаткам телефонной будки, становясь почти плоской. Как прилипшее к листу росянки насекомое, Франни колотится в центре. Оставь ее, глупая девочка. Не огорчай меня. Херб не уговаривает, не кричит - приказывает. Брось и уходи. Дрожь пробегает по аморфному телу твари, и она с усилием выплевывает скорченное женское тело. Франни пытается подняться, утирает фартуком лицо. Уходи. Капля медленно группируется и плавно, аккуратно течет к дороге. Я буду свободна в одиннадцать. Ты назначаешь мне свидание, Херб? Розовый студень сжимается вокруг, становится плотным и густым, непроницаемым. Да, Фран. Еще увидимся. Масса дрожащего, волнующегося желе просачивается под сдвинутую крышку канализационного люка, в чернеющий полумесяц. Темнота может быть кровянисто-розовой. Мы все пришли из этой темноты. Самое время возвращать.