Прощай, Империя

Я всё пытаюсь что-то сказать, пытаюсь докричаться до тебя, но ты не слышишь: ты так далеко. Зимний дворец ещё никогда не был так тих и печален, как сейчас; в нём больше не слышно голосов царской семьи, придворных и гостей. Я знаю, что я здесь совсем один лежу на холодном полу, харкая кровью и закрывая рану в левом плече дрожащей окровавленной рукой. Я уже почти не вижу, но всё ещё могу различить в окне алый закат, переливающийся оранжевыми и розовыми цветами, и твою одинокую фигуру на фоне солнца на горизонте. Кое-как нахожу в себе силы повернуть голову и смотрю в потолок: там всё серое, смешалось в одно пятно, а в окне - ослепляющий свет. Ты - есть этот свет. С огромным трудом привожу своё тело в горизонтальное положение, что казалось мне невозможным несколько часов назад, поскольку всё внутри меня ходит ходуном, а с губ то и дело течёт кровь. У меня есть несколько важных слов для тебя, и это то, что заставляет меня подняться на ноги и сделать несколько шагов в сторону. Я буквально впечатываюсь в стену и больно ударяюсь головой, которая и так вот-вот расколется на части. Я весь сгораю в предсмертной лихорадке, такое чувство, словно по венам течёт лава вместо крови, а налитое свинцом тело отказывается подчиняться. Да, я знаю, что умру. Время империй подошло к концу, и мне нужно идти вслед за ними. Как бы банально это не звучало, но я забыл Своё имя. Я помню только Твоё - Иван. А меня звали так же? Или же у меня было другое имя... Александр? Пётр? А может, у меня было такое же имя, как у моего последнего императора - Николай? Чёрт его знает. И это не то, о чём я хочу размышлять перед смертью. Снова выплёвываю кровь и понимаю, что нужно торопиться. Опираясь на стену, осторожно бреду в направлении главного выхода, и когда прохожу мимо зеркала, невольно смотрю на своё отражение. Честно говоря, жалкое зрелище: еле-еле различаю в зеркале свои черты белого лица, глаза - они больше не сверкают - стали тёмно-фиолетовыми, и весь мой парадный белый мундир, подаренный мне самим императором, пропитался кровью и приобрёл бардовый цвет. Господи, ты оставил меня? Почему ты допустил это кровопролитие? Брат пошёл с оружием на брата. Народ утонул в крови. Мой Ад начался здесь, на земле. Иду, вернее, ползу дальше. Радуюсь тому, что всё время находился на первом этаже, иначе, спускаясь сюда, я упал бы на лестнице. Времени, которое было в моём распоряжении, и которое я не ценил, не задумываясь о его важности, оказалось слишком мало; я - империя, я всё ещё хочу жить. Я - Российская империя, и моё время не может продолжаться вечно. Я не заметил, как ты появился. Кем ты стал для меня? Братом? Отцом? Или сыном? Не знаю. Он просто был родным. Он часто пропадал в каких-то подозрительных организациях, а я не обращал внимания. Его ненавидят так же, как и меня, его презирают и боятся. Одному мне плевать на всё, что про него говорят. Я просто... Падаю на раненное плечо и вновь ударяюсь головой, но теперь об пол, да так сильно, что пошла кровь, окрашивая мои светлые волосы в красный. Перед глазами всё плывёт, я еле сдержал крик - в несчастное плечо будто электрический разряд пустили, - однако, несмотря на это, я поднимаюсь. Я всегда поднимался, после каждой войны поднимался! И сейчас поднимусь. Единственная война, которую я проиграл - это война с самим собой. С собой. Это ты в меня стрелял, это ты проклинал меня. Но я не слышал этого, поскольку ненависть народа заслонила мой разум, сжигая изнутри. Чувства слепы, глухи и немы, чего ты пока не понимаешь. Ты же ничего не признаёшь... Получилось, я относительно твёрдо встал на ноги и пошёл вперёд. Через несколько минут я буквально вываливаюсь на улицу и с удовольствием вдыхаю свежий воздух, вскруживший мне голову. Прохлада, холод, мороз - я всегда буду жить в них. Это мои родные стихии, и в них я готов бесследно раствориться. Да, совершенно бесследно... Шаг за шагом, вздох за вздохом я всё лучше и лучше слышу, как громко стучит моё сердце; понимаю, что в один неожиданный момент оно остановится. Пальцы на руках стали холодными до такой степени, что их уже покалывает, ноги постепенно отнимаются. Я дышу слишком часто, так часто, что не могу говорить - задыхаюсь. Лёгкие будто скованы железным обручем, сердце словно сжимают в тисках - так ли чувствуют себя страны перед смертью? Думаю, да. Опять плююсь алыми сгустками крови, но старательно пытаюсь подавить кашель, закрыв рот рукой. Мне кажется, если я закрою глаза или издам хоть один звук, он исчезнет. У него длинное имя, которое мне противно - Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика. Социализм до добра тебя не доведёт, но и капиталистом ты быть не сможешь: слишком много несправедливости будет тогда твориться. Если ты сможешь жить с таким именем, то я не против... Медленно, но верно приближаюсь к будущему своего любимого народа, который ждут великие победы и потрясения. Я буду молиться, чтобы он процветал. - Иван... Иван,- шепчу я не своим голосом, когда между нами остаётся всего десять шагов. Я скажу это. Я скажу. - Иван,- я смогу сказать это тебе,- будь великой страной и не теряй своей воинской чести. Это всё, что он должен знать. Опять падаю - мне это надоело. Я уже не чувствую ни ног, ни рук, однако нахожу в себе последние силы, чтобы на пару мгновений вцепиться в его спину. Ты очень холодный, это чувствуется сквозь одежду... Будь сильным. Пусть завистливая Европа попытается сломать тебя, если у неё это выйдет. Прощай. Я привязался к тебе всей душой. Надеюсь, мы никогда больше не увидимся. - И ты прощай, Великая Российская империя. Когда Иван повернулся, к его ногам упал знакомый белый шарф.