This love

- У тебя пубертатный период, наконец, начался? - Начался, очень начался, у меня все началось… Хань придвигается все ближе, говорит с придыханием и взгляда от губ Исина не отрывает. У того ладони начинают потеть, и в желудке появляется тянущее чувство, будто там в это самое время возникает черная дыра. - Ты не представляешь, как я скучал по тебе. - Кажется, начинаю представлять. Хань, успокойся, сядь ровно, сделай глубокий вдох и послушай меня… Лухань резко подается вперед, почти касается кончиком носа шеи и шумно вдыхает, ведя от уха до ключицы, потом отстраняется и с видом ширнувшегося наркомана откидывается на подушку, расстегивая пуговицы на рубашке. - Слушаю. Внимательно. Только давай скорее, пожалуйста. Мне уже не терпится… Исин сглатывает, выпучивая глаза и боясь даже представить, чего не терпится сделать Ханю, он трет ладонями лицо, встряхивает челкой и старается не обращать внимания на томно развалившееся, весьма повзрослевшее тело и едва слышные постанывания. - Хань, мы давно не виделись, и многое изменилось, мы оба изменились. - Ты стал еще красивее. - Ты тоже, но… Черт, я совсем не о том! Ты взрослеешь, и твои природные потребности проявляются все сильнее, но это не значит, что нужно их немедленно удовлетворять. - Как это не нужно? - Нет, конечно, нужно, но это же не… Хань, не стоит торопиться взрослеть. В этом нет ничего хорошего. - Тебе не понравилось заниматься сексом? Я сделаю все так, что ты изменишь свое отношение к этому. - Чего? Хань, ты уже это делал? - Ага. - С кем?! - Ревнуешь? - При чем здесь ревность?! Его ведь посадить могут, ты в курсе? Тебе восемнадцати нет! - Ты этого боишься? Что тебя посадят? Исин, я никому не скажу, честно-честно. - Мне скажи прямо сейчас. Кто это был? - Зачем тебе? - Пойду и надеру ему задницу! Хань щурится довольно и, резко сев на кровати, обнимает парня за шею так крепко, что у того дыхание спирает. - Не надо никому ничего драть, я делал это один, и всегда-всегда представлял тебя. - Что делал? - Тебе показать? Исин растерянно мотает головой и упирается лбом в чужое острое плечо. - Исин, я готовился для тебя, и мне совсем не будет больно, правда. - А ты никогда не думал о том, что я могу не захотеть? - Нет. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Мы же любим друг друга… Ведь так? Ты меня любишь? Скажи. Хань берет лицо Исина в ладони и внимательно смотрит в глаза с такой отчаянной надеждой, у Исина сердце сжимается, и он понимает, что просто не может ответить этому уже совсем взрослому парню иначе. - Люблю. - И я тебя люблю. Очень-очень. Давай больше не будем расставаться никогда? Тебе, наверное, было весело в большом городе, а я за год без тебя чуть не умер. - От спермотоксикоза, наверное? Хань фыркает, легко шлепает парня по губам и, сложив руки на колени, разглядывает его лицо, чуть улыбаясь. - От тоски. - От тоски не умирают. - Еще как! Долго болеют, перестают есть, а потом умирают мучительной смертью. - Все-то ты знаешь… - Конечно. Так в книжках пишут. - Прекрати читать глупые дамские романы, у тебя скоро экзамены, давай физикой займемся. - Давай займемся любовью. - Хань… Исин не успевает и охнуть, как Хань сминает его губы в требовательном поцелуе и крепко обхватывает за талию, не позволяя вырваться, и пока он размышляет, откуда в таком с виду хрупком мальчике столько силы, Ханю удается пробраться пальцами под его майку. - Эй, стой, Хань, прекрати! - Почему? - Снова «почему»? - Я еще не спрашивал. - Да мы об этом уже полчаса говорим! Хань, мы не виделись почти год, как ты можешь так бросаться в… в… в любовь? - У меня был целый год, чтобы думать, и сейчас я хочу только действовать. А вот ты, я вижу, совсем ничего со мной не хочешь. Лухань встает, пересекает комнату за какие-то пару секунд и тяжело плюхается в кресло, забрасывая ноги на подлокотник. - Хань… Давай просто не будем торопиться, пойдем в кафе посидим, поговорим. - Зачем? Период свиданий мы уже миновали. - И что ты теперь хочешь?! Трахаться день и ночь без остановки как кролики? Так ты себе представляешь взрослые отношения? Исин впервые за весь вечер повышает голос, и Лухань вздрагивает от неожиданности, вжимается в кресло и смотрит исподлобья испуганно. - Хань, я очень по тебе скучал, и мне сейчас хочется, в первую очередь, узнать, как ты здесь жил без меня, чем занимался, куда ходил, с кем общался, какую музыку слушал, фильмы смотрел – мне это интересно, интересно, каким человеком ты стал. Я не могу просто так накинуться на тебя в порыве страсти после года разлуки! Лухань поворачивается в кресле набок, поджимает колени и становится похожим на маленького провинившегося щенка, пыхтит тихонько и теребит манжет рубашки. - Прости. - Прощаю. И не надо дуться, давай все проясним для себя, погуляем немного, возобновим наши так называемые свидания, хотя изначально это было подготовкой к экзамену… В общем, я, как и прежде, прихожу к тебе три раза в неделю, мы занимаемся физикой и только, в остальные дни ходим в кино, кафе и парки. Через две недели все станет ясно, я думаю. - Так ты сомневаешься? - Я удивлен, что ты нет. Лухань хмурит брови, слегка выпячивает нижнюю губу и глубоко задумывается, ковыряет пальцем дырку от выпавшего шурупа в подлокотнике, и Исин улыбается про себя. - Все же, ты нисколько не изменился, Хань. Он подходит к креслу, садится перед Ханем на колени и обнимает, прижимаясь своей щекой к его, неожиданно колкой. - А можно тебя после физики хотя бы до дома провожать? - До угла. - Ладно. Спасибо. Значит… две недели ни-ни? - Именно. Спустя восемь дней Исин начинает лезть на стену от одного осознания, как его хочет этот ребенок, и на потолок - от желания затащить его в каждый более менее укромный уголок парка на прогулках. На занятиях Хань прижимается к нему вплотную, смотрит жадно и совершенно не слушает, пока не получает карандашом по голове, облизывает губы и словно случайно касается пальцев, перелистывая тетрадки или отбирая ручку. Исину становится жарко уже на расстоянии полуметра, а когда Хань дышит почти в самое ухо, придвигаясь на стуле, его начинает ощутимо потрясывать. Когда после поздней прогулки парень в очередной раз провожает его до самой двери квартиры, Исин, не сдержавшись, прижимает его спиной к стене и шепчет в губы. - Все, я определился, я хочу тебя. - Определился? Уже? - Да. - А вот я еще нет. Хань легко отталкивает парня в грудь, и тот ошарашенно отступает назад на три шага. - Что? - Ты был прав, нам обоим нужно было подумать. Я склоняюсь к положительному ответу, конечно, но время у меня еще есть, ты уж постарайся, чтобы я не передумал. Жду тебя завтра дома с физикой. Сладких снов! Парень щелкает Исина по носу, разворачивается на пятках и у самой лестницы оборачивается. - И помни, Исин, еще шесть дней ни-ни. Это было твое условие. Лухань легко сбегает по ступенькам вниз и издевательски хохочет, Исин чувствует себя самым большим идиотом во Вселенной, усмехается растерянно и взъерошивает волосы на затылке, совершенно не представляя, как он эти шесть дней переживет. - Так, Исин, у тебя что, спермотоксикоз?! Убери свои похотливые ручищи, я еще не готов! - Не готов?! Ты меня едва не изнасиловал две недели назад, причем пассивно, а это, знаешь ли, очень даже готов! Так что не ломайся… - «Не ломайся»?! Да за такое отношение я тебе скорее по морде дам, чем ноги раздвину! Хань фыркает и демонстративно отворачивается, поджимая к груди коленки, для верности обхватывая их руками, Исин тихо рычит, вскакивая с дивана, и встает перед внезапно пошедшим в несознанку парнем. - Так, что происходит? - Ничего. - Вижу, что ничего. А кое-что уже должно бы… Я тебя обидел? Хань надувает губы и уставляется в окно, укладывая голову на коленки, отворачиваясь от Исина совсем, поджимает еще и пальцы ног, становясь каким-то совсем беспомощным и маленьким. Напряжение в штанах Исина даже слегка спадает. - А что тогда? Почему ты не хочешь? - Я слишком много об этом думал… - И? - И мне страшно. - Чего ты боишься? Я очень постараюсь, тебе не будет больно, если только совсем чуть-чуть, но от этого уже никуда не денешься. - Вот! Вот почему я никуда не денусь от боли, а тебе в любом случае будет прекрасно?! Это несправедливо! - То есть ты хочешь, чтобы мне было больно?! - Да! Исин, опешив, садится обратно на диван и выпучивает глаза все больше, глядя на уже сомнительно своего парня. Тот смотрит тоже немного виновато, но с вызовом. - Хань, ты ведь не хочешь сказать, что… - Почему бы и нет? Ты же меня любишь? Я не понимаю, почему именно я должен быть снизу. - Ты же сам хотел! - Ну, хотел… Мало ли, что я хотел! Ты вот тоже передумал, так что… - Никогда! Исин вскакивает, пересекает комнату и тяжело плюхается в кресло, укладывая на колени подушку, прикрывая остаточные явления недавнего возбуждения практически от одного предвкушения, обернувшегося большим обломом. - Никогда?! Вот так ты меня любишь, да?! Хань, сверкая глазами, швыряет в Исина одну за другой все четыре подушки с дивана и оба тапочка, тяжело дышит, краснеет весь и встряхивает челкой. - Все же очень хорошо, что у меня было время подумать, я мог совершить огромную ошибку! - Подумать – это была моя идея, это тебя ни на какие мысли не наводит? Не стоит снова прислушаться к моим словам? - Твои слова - это «не ломайся»?! Ты просто озабоченный хам! - А ты озабоченный придурок! И вообще, вали домой, учи физику, у тебя завтра экзамен! - Ах, ты меня еще и выгоняешь?! Ну охренеть… Даже не рассчитывай, что я сообщу тебе о своих результатах! - Очень мне они нужны! - Ну конечно, тебя только моя задница интересует! Хань в сердцах взмахивает рукой и сметает со столика на пол большую вазу, которая тут же с оглушительно громким звоном разлетается на мелкие кусочки. Повисает мучительная пауза, Хань трусливо поджимает губу и не поднимает глаз, скользя взглядом по сверкающим осколкам, ожидая потока мата в свой адрес или выставления за дверь, но Исин вдруг начинает тихо хихикать, падает обратно в кресло и заливается уже громким смехом, хватаясь за живот. Хань не понимает ничего, но смотрит на Исина и смеется тоже, перескакивает через груду осколков, присаживается рядом на коленки и чмокает парня в щеку. - Хань, ты дебил… - Ты не лучше. - Нет, я все же немного лучше, так что… две недели. - Что? Какие… - Обыкновенные две недели воздержания. А потом я, выражаясь твоим языком, раздвину перед тобой ноги. Хань глупо хлопает глазами, густо краснеет и прижимается носом к исиновой щеке, крепко обнимая за шею. - Не надо раздвигать, давай сейчас? Я не боюсь больше, мне только в душ сходить. - Ну, уж нет. Две недели. Ни-ни. - Да не хочу я твою задницу! Я хочу тебя в своей… - Ах, как звучит… Но непослушных мальчиков надо наказывать. - Сам же не выдержишь… - Так, сомневаться не в твоих интересах, иначе снова поссоримся, и вообще никогда… Лухань, быстро поднявшись, цепляет края кофты пальцами и тянет вверх, обнажая живот и грудь, и отшвыривает вещь в сторону, оправляя задравшуюся майку. - Продолжай, хён, ты что-то говорил? Исин сглатывает и завороженно следит, как тонкие пальцы расстегивают пуговицу, а потом пробираются под отворот ширинки и тянут вниз язычок молнии, Хань улыбается издевательски, делает еще шаг назад и наступает на осколок. - Твою мать!!! Хань проскакивает на одной ноге через всю комнату, опирается на подоконник и хнычет, машет ладошками на торчащее из ранки стекло и хватается за плечи мгновенно оказавшегося рядом Исина. - Исина-аааа… - Тише-тише, мой хороший, я сейчас вытащу, потерпи… - Больно! - Ну что я могу сделать? - Поцелуй. - Прямо в пятку?! - В губы, идиот! Меня отвлечь от боли надо. Исин вынимает осколок и, резко выпрямившись, прижимается к губам Ханя, глуша в поцелуе болезненное шипение. Хань повисает на парне, проскальзывает языком в его рот и довольно мурчит, прижимаясь всем телом к теплому и желанному. - Никакого тебе воздержания, даже не мечтай. - А тебе – поблажек. Зато от боли в ноге отвлечет гарантированно. На экзамен утром Хань опаздывает, отчаянно залипает и еле высиживает положенное время на болящей заднице, все же как-то умудрившись набрать проходной балл. Исин в награду раздвигает-таки ноги, и это оказывается куда более радостным событием, нежели поступление в университет, приобретение родителями собственной квартиры и даже чем победа МЮ в Лиге чемпионов в 2008, хотя тогда Хань точно так же орал от счастья на всю квартиру, пугая соседей. - Это стоило двух недель, экзамена и пораненной пятки. - Это будет стоить мне возможности нормально сидеть дня три… - Любовь требует жертв. - Снова в книжке вычитал? И вообще-то, красота. - Все требует жертв. - А я требую нового жертвоприношения. На этот раз от тебя. - Знаешь... а двухнедельное воздержание уже представляется мне довольно заманчивым... The end.