Мой ласковый и нежный немец (продолжение фика "Променад")

Это был самый скучный день рождения в моей жизни. К счастью, он уже достиг апогея – родители, обрадованные взрослением дочурки и скоплением родственников ( и, естественно, немного подогретые градусами), уже вовсю травили байки о моем детстве. Краем уха словив фразу мамы «долго приучалась к горшку», я досадливо поморщилась и потянулась за бутылкой вина. Не поймите меня неправильно – я очень люблю свою семью, но многочисленных родственников к ней причислять не привыкла и их общество начинает меня очень быстро раздражать – ведь все мы знаем, что больше всего на свете родственнички обожают устраивать допросы. Словив на себе похотливый взгляд своего двоюродного брата и не менее похотливый – его папашки, я смежила веки, моля про себя, чтобы этот вечер поскорее закончился и я рухнула на родную кровать. Усилием воли разлепив глаза, я повернулась к тете, сидевшей по правую руку от меня, и сделала любезное лицо, всем своим видом показывая, что готова продолжить беседу. Тетушка поерзала на стуле и, сложив на коленях пухлые ручки, сказала с оттенком немецкого акцента (после развала союза брат моей мамы вместе с женой уехали в Германию и поселились в Берлине, о чем ничуть не жалеют): - Да, девочка моя! Еще совсем недавно ты рвала яблоки в нашем саду и бросалась ими в соседского мальчишку. Бежит время, -тетушка махнула рукой и стерла со щеки слезу. – Сколько же лет назад это было? Десять? Тринадцать? - Семь лет, тетушка, - сдерживая улыбку, сказала я. Тетя Мари (в прошлом Маша, но, переехав за границу, она стала настаивать именно на таком обращении) была немногой из моих родственников, чье общество я принимала и любила. Ей было слегка за сорок, и она обладала легким, оптимистичным характером, что не могло не располагать. Вдобавок у нас были схожие взгляды на жизнь и, что более весомо – литературные предпочтения, и мы всегда знали, о чем поболтать. Они с дядей приехали погостить около недели назад и каждый день шатались по городу, наслаждаясь воспоминаниями о молодости. - Семь лет… ах, ну да – ты тогда еще носила забавную прическу, две косички-торчашки с синими бантами. – улыбнулась она воспоминаниям. – А знаешь, вот что. Когда у тебя отпуск? - Через две недели, - начиная понимать, к чему она клонит, обрадовалась я. - Не хочешь освежить в памяти старые воспоминания о нашем домике? С тех пор, как Том (мой двоюродный брат) уехал учиться, у нас стало непривычно тихо. Я думаю, твое присутствие, хотя бы ненадолго, очень оживит дом. Мы были бы очень рады, милая,- Мари протянула руку и ласково потрепала меня по щеке. В моей голове зазвенел набат. «Берлин! Отдых! Путешествие!» - возопил мой рассудок, но ехидный голос на заднем плане произнес «Кого ты пытаешься облапошить? Если бы не этот дылда-басист, ты бы сидела сейчас с кислой миной и придумывала отмазки». «А ну и пусть! Все равно я поеду» - мстительно подумала я. Голос не ответил, и я, воспользовавшись этим, поспешила согласиться на теткино предложение. Родители, естественно, поохали, поахали, но сообща пришли к выводу, что я долго и трудно преодолевала первый год работы в правоохранительных органах и вполне заслужила поездку в Германию. «Вдобавок подтяну знание языка» - использовала я свой главный аргумент и была награждена важными кивками и одобрительными взглядами родственничков. Мол, смотрите, какая умница. Уже и учеба закончилась, и работа есть, а она все о самообразовании думает! Уняв голос совести, подловивший меня на намеренном введении семьи в заблуждение, я подавила радостную дрожь. Конечно, я ездила в Берлин не один раз, но этот…будет особым. * Легким, прогулочным шагом я подошла к калитке тетиного дома и тяжело вздохнула. Отчасти тяжесть моя была связана с тяжелым пакетом, что я тащила из ближайшего магазина, а отчасти – с тем, что Оливер трубку не брал и ответа на письмо, отправленное на электронку по приезду, не прислал. Вот уже четыре дня я в Берлине, и каждый день был связан со смутной надеждой о встрече… Я снова вздохнула. - Аксель, что ты торчишь у калитки? – тетка высунулась из окна второго этажа. Вообще-то мое имя Оксана, но все окружающие, как и я, устали бороться с привычкой Маши-Мари перекраивать все на иностранный манер. Особенно она любила измываться над именами ее русскоязычных знакомых. - Ступай в дом! Только тебя и ждем!- пожевав губами, она видимо хотела добавить что-то еще, но все же смолчала и исчезла в оконном проеме. Я вздохнула третий раз. Ну все, хватит! Я приехала отдыхать, а не киснуть. Вот с завтрашнего дня этим и займусь, и плевала я на разных задавак-басистов. Горячий ужин и теплая компания тети и дяди еще больше утвердили во мне эту мысль, и спать я отправилась в отличном настроении. Следующий день я провела, валяясь в гамаке в саду и читая Гете в оригинале. Как то я читала его на русском и едва осилила половину, но на немецком он был воистину нечитабелен и зануден, да простят меня поклонники его творчества. Я с превеликим трудом продиралась сквозь невнятные обороты и красочные неуместные языковые перлы. Сморщившись, я с отвращением отложила книгу и потянулась. Хм, шесть вечера. Поднялась к себе в комнату, напялила единственное дорогое платье из всех, что у меня было, и которое я естественно притащила с собой. На первый взгляд – ничего примечательного. Глубокий синий цвет, приличная длина до колен, расклешенный подол и рукава-фонарики. Но спина у него была обнажена почти до верха ягодиц, и я стыдливо натянула поверх легкую курточку, ясно осознавая, что без нее меня из дому не выпустят. Если уж покорять Германию- то, извините, при полном параде. Наложила неброский макияж, аккуратно расчесала волосы, обула лаковые лодочки и удовлетворенно бросила взгляд в зеркало. Ого, да я красотка! Даже курточку снимать не буду – чувствую себя сверхсексуально уже потому, что отважилась наконец нацепить это платье, купленное втихомолку от мамы. Тихонько спустилась по лестнице, мимоходом крикнув родственникам, что пошла гулять. Дядя хмыкнул и, не отрываясь, продолжил читать газету, а тетушка оценивающе оглядела меня и подмигнула. Я отчего-то смутилась. * Кафе было милое и тихое, но его обстановка злила меня еще больше. На что злилась, сказать точно не могу, но парочка парней, заинтересованно глянувших на меня и, кстати, довольно симпатичных, сразу шарахнулись, словно от чумы, от моего злобного взгляда. К слову сказать, после происшествия с «шестью немецкими мужиками» я немного иначе стала относиться к противоположному полу – почти все мужчины, кроме отца, братьев и друга Чета, стали вызывать во мне настороженное отвращение. Почти все… кроме Оливера. Я отчего-то наивно верила, что раз он помог мне, то вообще является человеком порядочным и благородным. Возможно, я и ошибалась, но случая в этом убедиться мне пока тоже не представилось. Медленными глотками попивая кофе, я вертела меню и решала – заказать традиционные немецкие угощения или не стоит рисковать? К слову сказать, о деньгах мне беспокоиться не приходилось – сто тысяч долларов, оставленные мне рокерами в качестве отступного, я совсем не истратила и уж конечно не сказала о них никому. Решившись, я заказала пару бокалов темного пива, варившегося прямо тут, в подвале кафе, и острые печеночные сосиски, исходившие ароматным соком. Наворачивая эдакую вкуснятинку, я все больше расслаблялась и мне стало жарко. Немного подумав, я сняла курточку-жакетик. Интерес мужской половины кафе ко мне возрос до небес. Отчетливо понимая, что в сидячем положении вид сзади является еще более живописным, но, тем не менее, скорее не выходящим за рамки дозволенного, а намекающим, я довольно хмыкнула. В кафе было и караоке – пьяные посетители громко горланили всевозможные песни. Обилие гортанных немецких звуков било по ушам. Заинтересовавшись, я тоже решила внести свою лепту и, застолбив себе местечко среди выступающих, взяла в руки каталог. Надо сказать, что после бурного и кратковременного знакомства с раммштайновцами я изучила их репертуар, и он мне очень понравился. Есть в их песнях, несмотря на тяжелое роковое звучание, некая неуловимая, невесомая гармония и мелодичность, от которой кожа покрывается мурашками, а внутри тревожно звенят неведомые струны. Отметив про себя, что меня прилично разобрало от пива, я хмыкнула (звук, более приличествующий пьяному забулдыге с помойки, а не молодой девушке), подумала и ткнула пальцем в песню «Seemann». Я, конечно, не Анна Нетребко, но пою вполне неплохо, так что бросков гнилыми помидорами быть не должно. Хотя кто их разберет, этих немцев… Произношение у меня не ахти какое идеальное, но эта песня… Я замираю от нее. Поднявшись на небольшую сцену, я кожей ощутила на себе колючие взгляды людей. Рассудив, что петь в куртке было бы по меньшей мере странновато, я отважилась выйти без нее и теперь отчаянно жалела о своем поступке. Но как только начались вступительные риффы, я успокоилась и даже слегка улыбнулась. Я ведь приехала отдыхать, верно? Я запела, и мне показалось, что люди в зале как-то озадаченно переглянулись. Плевать! Прочувствовав песню, не стеснялась в жестах, пустив свои движения на самотек. Когда утих последний отзвук моего голоса, я подняла глаза на людей. Лица их были сосредоточены, а потом словно наступило облегчение – поток светлой, звенящей печали нахлынул на меня вместе с аплодисментами. Неловко поклонившись, я горько пожалела о том, что все пиво выветрилось.. нужно заказать еще. Распивая пенящийся эль, я упивалась всеобщим восхищением – на меня смотрели с уважением и восторгом. Так-то, немчура, знай наших! Спиной почувствовав, что сзади меня кто-то стоит, я развернулась… и рука, сжимавшая кружку, безвольно разжалась. Шлеп! Жирная ароматная каплища приземлилась мне прямо на шею и густо начала стекать по ней. Проморгавшись, я окинула взглядом стоящего передо мной человека. Очень высокий, широкий в плечах, фигура – перевернутый равнобедренный треугольник. Темная борода, светлая кожа и…оливковые глаза, в которых плескалась нерешительность вперемежку с радостью. О_О О-Л-И-В-Е-Р! - пронеслось у меня в голове, как ураган. Вот так…совпаденьице. Прямо как в дешевом бульварном романе. -Ты – хрипло сказал тот и закашлялся. – это ты… ты? – из утвердительной формы он перешел в вопросительную. - Оксана – льстиво и услужливо подсказала я. В голове звенели колокольчики, и стена справа от меня неумолимо плыла. - Ок-са-на – медленно, с расстановкой и забавный акцентом произнес он, словно пробуя мое имя на вкус. – Но ты здесь, в Берлине? – нерешительность исчезла, глаза теперь просто светились от неподдельной радости. - Да, это я, и я здесь – глубокомысленно и важно изрекла пьяная я. Немного подумав, добавила: - Я звонила тебе, когда приехала. И писала. А ты не ответил! – последнюю фразу бросила в него с вызовом и обиженно засопела. Не отрывая от меня взгляда, он нашарил рукой стул, пододвинул, сел. Блаженно вытянул ноги и вздохнул. - Я только что с самолета. У меня был недельный отпуск – сказав это, он улыбнулся застенчиво, как мальчишка. – Обычно во время отдыха я отключаю телефон - видя, что я не отвечаю, он быстро добавил:- но я бы обязательно тебе перезвонил. Сказал – и тревожно глянул мне в лицо, словно сомневался, верю ли я ему. Заметив это, мой пьяный мозг проанализировал ситуацию и, натужно поскрипев, все-таки сложил все обстоятельства воедино и выплюнул мне умозаключение. - Яа веерю тебеее – ужасаясь, отчего гласные стали такими длинными, промямлила я. Он улыбнулся – открыто, душевно так. -Такое бывает, когда пьешь настоящий свежий эль, не имея на это привычки – даже такого рода заявление из его уст не звучало снисходительно. – У кого ты живешь? – спросил он так озабоченно, словно поведай я ему, что живу в картонной коробке на окраинной помойке, он потащил бы меня к себе. Прыснув от собственных мыслей, я спохватилась, глядя на недоумевающего Оливера, и пояснила, что живу я у тети с дядей, приехала несколько дней назад и сегодня решила устроить себе «вечер отдыха» с прогулкой и экскурсиями по ночному Берлину. И замерла в ожидании приглашения составит мне компанию. Но вместо этого он очень внимательно посмотрел на мои губы, отчего мне стало неловко, и тихо сказал: - Ты потрясающе поешь. Знаешь, я ничего не имею против вокала Тилля, но эта песня…Она предназначена для такого голоса, как твой. Я замер, когда услышал. Странно, что он сказал именно это слово – ведь и я выбрала его, чтобы описывать эмоции от этой песни. Смущенно пробормотав «спасибо», я поспешила запить неловкость глотком эля. - Идем в кино? – неожиданно предложил он. - Сейчас? – удивилась я. - Здесь неподалеку есть небольшой кинотеатр, я люблю там бывать… Мне нравится ходить туда по ночам, - запнулся и тихо добавил – там мало людей. Отчего-то его смущение передалось мне, и я так же тихо ответила – Идем. Расплатившись и выходя из кафе, я стыдливо и поспешно натянула курточку, стараясь сделать это незаметно. Вдруг почувствовала, как меня за плечи приобняли теплые мужские руки, и стало так хорошо и уютно. Вскинув голову, я наткнулась на его взгляд, как всегда серьезный. - Ты не подумай ничего – поспешно произнес он. – Просто холодно! Было действительно холодно. Я молча и долго посмотрела на него и отвернулась, не ответив. - А может, я хотела что-то подумать! – пробормотала себе под нос я, едва успевая за его шагом. Оливер подозрительно на меня покосился, однако промолчал. Было на удивление спокойно идти с ним по ночному городу, и я совсем не боялась, что он может навредить мне, утащись, обидеть. Кто угодно, но не он. Я доверчиво прижалась к нему, и мы шли в обнимку, как пылкие влюбленные. «Или любовники» - тут же подкинуло мысль мое эго. Ну а почему нет? Он ведь такой… такой. Я не переставала думать о нем ни минуты с той ночи. Любовь? Скорее – симпатия и доверие, перемешанные с благодарностью, но я с испугом чувствовала, что с каждым моим шагом в его объятиях чувства перерастают во что-то большее, уподобляясь снежному кому. Кинотеатр действительно был небольшим, милым и очень уютным. Мы взяли билеты на французскую мелодраму с заковыристым названием. Помимо нас в зале было всего три человека – молодая пара и грустный парень, с тоской оглядывающий всех вокруг. Я изо всех сил таращилась в экран, но человек, сидящий справа от меня, интересовал меня куда больше. Оливер очень внимательно следил за происходящим на экране, иногда искоса поглядывая на меня. Решив не особо навязываться, я оперлась на подлокотник с левой стороны кресла и снова уставилась на экран. Какой, однако, нудный и глуповатый фильм! Не зря я не люблю французские, видимо, сказывается разность менталитетов или… Меня аккуратно теребили за кончик косицы. Вскинув голову, я начала пялиться в пустоту, с трудом вспоминая, кто я и где. Голова жутко болела от выпитого пива, и было по - неприятному прохладно и как-то…липко? Я коснулась шеи – рука наткнулась на какие-то потеки. - Кино закончилось – весело сказал мужской голос. Я повернулась на него и пожаловалась: -Ничего не вижу! Оливер взял меня за руку и повел к выходу, в темноте он ориентировался не в пример лучше меня. Выйдя из здания, мы остановились. Олли пространно и немного нудно рассуждал о сюжете фильма и интересной игре актеров, а я беспомощно смотрела на него, не зная, что сказать и что делать дальше…судя по времени, мне срочно нужно бежать домой, пока тетка не подняла на уши полгорода. - Мне нужно домой – грустно так и сказала я. Оливер пожал плечами – мне показалось, он сделал это немного равнодушно. - Я тебя провожу – кротко улыбнулся, взял под руку. И я повела его к дому тети, благо он был не так чтобы уж очень далеко. Прямо как когда-то… я веду, показывая ему дорогу. -Дежавю – глупо ляпнула я. Оливер передернул плечами и огорченно сказал: - У меня тоже. Мы оба неловко замолчали. Я будто заново переживала ту ужасную ночь с приятными последствиями в лице мирно топающего рядом Риделя, а он пытливо смотрел на меня, словно ожидая, что я расплачусь. Однако вместо того, чтобы расстраиваться, я вспомнила, как они по очереди занимались со мной сексом, сравнивая ощущения ( признаться честно, я уже не раз это делала), ужаснулась собственным мыслям и покраснела. Вот ведь ирония судьбы – у меня было свидание и провожает меня единственный член группы, с которым у меня не было секса! У меня вырвался нервный смешок. - Все в порядке? – Оливер остановился, с тревогой взял меня за руки. Вот ведь чертов…стесняшка! - Нет! – сердито крикнула я ему в лицо. За его плечом я разглядела фасад теткиного дома и ее саму, дежурившую с фонарем на крыльце. - Ты расстроилась – сконфуженно сказал он. – Не надо было… - Поцелуй меня! – требовательно сказала я, перебив его, внутренне содрогаясь от собственных слов – а вдруг откажет? Да и вообще - что же ты, дура, делаешь? В неверном свете фонаря я заметила, как расширились его зрачки. Он усмехнулся краем рта – вышло хищно, пошло, даже как-то плотоядно, ему совсем не шла такая усмешка. Меня это немного покоробило, но все мысли тут же улетели - я почувствовала, как его руки переместились с запястий на плечи и сжали их. Оливер опасно придвинулся и замер, склонившись над самым моим лицом. Я закрыла глаза, чувствуя губами его обжигающее дыхание и готовясь ощутить бережный, легкий поцелуй. Но вместо этого он настойчиво и твердо коснулся своими губами моих, одновременно с силой прижимая к себе. Он целовался резко, даже немного властно, но мне от этого стало приятно, появилось странное чувство – смесь беззащитности и…защищенности? Я настолько не ждала от умиротворенного, благородного Оливера такого порыва, что изумленно распахнула глаза. Между тем он прошелся губами по мочке уха, несильно куснул напоследок губу и резко отступил в тень, словно испугавшись чего-то. Я порывисто, жадно дышала, не сводя с него глаз и одергивая одежду. - Аааксееель! Это ты там? – грозно заорала тетка. Вот черт, нашла время! Я сцепила зубы и промолвила, глядя во тьму: - Мне нужно идти. Спасибо за…вечер,- запнулась я. - Я позвоню – тепло ответила темнота. Внутренне крича от счастья, я потопала к дому. Тетя оглядела меня с ног до головы и приготовилась распекать, но, увидев мою счастливую улыбку, лишь сокрушенно вздохнула и потрепала по голове. -Эх, молодость, молодость. Ужин на столе. *** Я похлопала себя ладонью по туго набитому животу и довольно вздохнула, обнимая подушку. Счастливо улыбаясь, уставилась в деревянный узорчатый потолок, заново прокручивая в голове прошедший вечер. Волшебно. Похоже, я действительно нравлюсь ему. Оливер… даже имя необычное. Язык, касаясь неба, издает нежный, трепещущий звук. Загадочный и немного отчужденный, но такой – возвышенный. И я не рост имею в виду – все в нем словно говорит о том, что он знает нечто такое, что не дано другим людям. Это сквозит во взоре, в деловитой собранности жестов, в спокойной улыбке. Замерев, я осеклась. Хватит рассуждать – надо разобраться в себе. Скоро я уеду, и глупо полагать, что он рванет за мной. И я остаться не могу… по крайней мере, сейчас. И что остается – поцелуй, совместный вечер, возможно, что-то большее… если оно у нас будет, и потом – годы воспоминаний и горьких несбывшихся чаяний? Похоже на то. Что ж, это лучше, чем ничего. «Ага» - ехидно раздалось в голове. «Шестого как раз не хватает для полного…комплекта. А потом можешь давать интервью желтой прессе и хвастаться, что трахалась со всеми раммштайновцами». Я поморщилась. Не хочу ничего опошлять и извращать. Я так давно не испытывала такого желания быть близко к кому-либо, что мне стало страшно. Это все так хрупко, так призрачно, не спугнуть бы… Что ж, пусть идет своим чередом. Я все равно навсегда запомню его робкие объятия и жаркие поцелуи. Но если учитывать тот факт, что он – единственный мужчина, что не вызывает у меня страха и отвращения в сексуальном плане, то… то. Крепко зажмурив глаза, я увидела перед внутренним взором всех раммов и тут же их распахнула. А если что-то выйдет, как же быть с ними? Что-то мне с трудом представляется, как я созываю их на воскресный обед с пирогом собственного приготовления, наливаю чай и желаю приятного аппетита. Скорее уж на голову этот чайник надену, приправив сверху оплеухой, а начну с противного Круспе. При мысли о его холодных глазах меня аж передернуло. И надо же так научиться смотреть на людей – словно и не человек перед тобой, а насекомое, которое он может смахнуть одним щелчком пальцев – во взгляде вечная отчужденная брезгливость. Надменный, высокомерный засранец. Впрочем, все они не лучше, судя по всему. Пьяное состояние – не оправдание, вон Олли тоже был пьяный. Но это не помешало ему остаться человеком. Вздохнув, я подумала, что буду решать проблемы по мере их поступления, и тут же отключилась, словно кто-то нажал тумблер. Разбудило меня легкое касание солнышка, целовавшего меня в щеку. Сонно оглядев комнату, я зацепилась взглядом за цветы, стоящие на полу у кровати. Огромный букет снежно-белых ромашек с яркими солнышками в центре, таких душистых и ароматных, что у меня закружилась голова. Сунув в них нос, я убедилась, что они мне не снятся и абсолютно реальны. Вот только как они сюда попали? - Тееееетяяяяяяяяяя! – заорала я что есть мочи. Спустя минуту послышался легкий топоток ног, тетушка отворила дверь и стояла на пороге, вся сияя, словно намазанный маслом блин. Наверняка дежурила неподалеку в ожидании, пока я проснусь. - Откуда цветы? - сонно и требовательно спросила я. Все так же улыбаясь, тетя пояснила мечтательным голосом: - Паренек заходил, просил тебе передать. Я хотела разбудить, но уж больно рано было. - Как он выглядел? Он представился? – спросила я, чувствуя, как губы неумолимо расплываются в самой глупой из существующих на свете улыбок. - Хм, а вот имя я забыла спросить. Такой высоокий, молчаливый, с короткой стрижкой, - описала тетя. Еще раз вдохнув свежий запах цветов, я радостно и переливчато засмеялась, а потом, к величайшему удивлению и удовлетворению тети, вскочила с кровати и исполнила дикий танец, подпрыгивая и хлопая себя ладошками по пяткам. Какой же он необыкновенный! На цветах еще не обсохла ночная роса, прозрачными самоцветами сверкавшая на солнце, разлапистые веточки очаровательно торчали во все стороны, а завернуто это все было в простой белый лист. -Сам нарвал!!!… - от понимания этого у меня внутри все ласково задрожало. - Денег на хорошие цветы нет, наверное – с сомнением протянула тетушка, а на лице было написано сочувствие. - Подпрыгнув к ней, я схватила ее за плечи и возбужденно крикнула: - Ты не понимаешь! Это ведь замечательно, что сам нарвал! Мне не нужны красиво упакованные розы, мне нужен он! И громко, на весь дом выкрикивая, словно гимн: «Нужен он! Нужен он!», я понеслась завтракать, снеся по пути этажерку. Тетя, недоуменно подкатывая глаза, пошла следом за мной. Оливер позвонил сразу после полудня – голос был веселый и бодрый. Я изо всех сил старалась держаться более-менее хладнокровно, но не думаю, что мне это хорошо удалось. Он предложил заехать за мной вечером и погулять, я, выдержав некоторую паузу, согласилась. Так как он не уточнил, во сколько именно вечером, сборы я начала сразу после того, как положила трубку – радостно подпрыгивая, как пятиклашка. Да и сам он, как большой ребенок – позвал погулять, насобирал ромашек. Чувствуя себя героиней сериала, я вытащила из чемодана всю одежду, что привезла с собой, и тут же душа зарыдала. Ну конечно, извечная проблема. Несмотря на то, что я предполагала свои хождения по злачным местам Берлина, надеть нечего! Это торчит, это чересчур облегает, у этого отвратительный цвет и оно не смотрится с этим. А в этом я вообще похожа на бегемота! Яростно зашвырнув в зеркало скомканной кофточкой, я села на кровать и надулась. Тетя, проходя мимо, как бы невзначай заметила: - Можешь посмотреть что-то из моей одежды. Я не выбрасываю свои вещи, а многое из того, что купила после переезда, даже ни разу не одевала. И размер в то время носила примерно такой же, как у тебя. Досадливо скривившись, я все же решила последовать этому совету – и не прогадала. Набору тетиной одежды могла бы позавидовать любая модница – одних шарфов было штук тридцать, они разноцветным шлейфом вывалились из пакета. Бешено двигая руками, я нашла, что искала – пакет с платьями. О, чудо из чудес! Хвала тетке - шопоголичке. Мое внимание привлек белый, легкий сарафан – на улице царил душный день, грозящий перейти в не менее удушающий вечер. На нем был узор в черный цветок, изящный, контрастный, длина чуть выше колена. Атласная черная лента вместо пояса, черные кружева на подоле – вот и все украшения, но выглядел он на мне просто шикарно! Обрадованно взглянув на свое отражение, я перевела взгляд на часы и присвистнула – провозилась с одеждой почти два часа! Стрелки указывали без пяти минут четыре, и я удвоила скорость. Достала черные балетки – о, женская хитрость! Так на фоне Высокого И Статного Оливера я буду выглядеть еще более маленькой и беззащитной. Волосы вместо привычной косы я решила распустить – они легли мне на плечи мягкими золотисто-рыжими волнами. Быстро накрасилась ( я не поклонница яркого макияжа, предпочитаю естественность), села на ступеньки. Половина пятого. Рановато, но я обожгусь на молоке, чем буду дуть потом на воду. Так что оставшееся время я слонялась по дому, привлекая ненужное внимание тетиных подруг, пришедших на чашку чая, и кошки Аделаиды, которая следила за моим хождением огромными, как блюдца, янтарными глазами. За окном понемногу смеркалось. Ну где же он… Я больше не могла сидеть дома и потому решила выйти, обождать звонка в саду. Закинув в сумочку телефон, я крикнула, что ушла, и порысила к выходу. - Ой! – на выходе я споткнулась о чьи-то длинные, вытянутые перед дверью ноги. Этот кто-то оказался, конечно, Оливером, сидящим на скамеечке у дверей. - Ты чего тут сидишь? – с подозрением спросила я. - Тебя жду, - последовал кроткий ответ. Моему изумлению не было предела. - А позвонить? – с отчаянием спросила я. Он улыбнулся: - Я просто не успел. Подошел пять секунд назад. Я окинула его взглядом – потрепанные синие кеды, полотняные шорты и футболка-сеточка. Уж не думала, что такие носят где-то в другой стране и кто-то, кроме моего соседа дяди Коли. Но такой Оливер мне определенно нравился больше, чем какой-бы то ни было, потому что он был НАСТОЯЩИЙ. - Хорошо выглядишь! - Разве? – Олли демонстративно покрутился, вызывая смешки проходящих мимо людей. Я встревожилась: - А ничего, что мы, ты, ну… тут? - О чем ты? - Ничего, что ты тут… со мной? А то потом напишут, мол, проводишь время с кем попало, - отведя глаза в сторону, неловко сказала я. Его глаза расширились от удивления. - Ты – определенно не кто попало! Прелестно выглядишь. Да и потом…плевал я на них. Пусть видят! Я зарделась. - Ну, тогда поедем? - Пойдем – поправил он. – Я оставил машину в паре кварталов. Погода просто чудо! Протянул мне большую, теплую ладонь, и я доверчиво подала руку. Моя ладошка полностью скрылась в его. Так мы и пошли, взявшись за руки, под пристальными взглядами прохожих. Поначалу мне было неудобно, но потом я, как и Оливер, перестала обращать на это внимание. Это был чудесный вечер – мы болтали, смеялись, мне было удивительно легко и приятно, так радостно, словно все печали мира растворились и в небытие. Прозвенела тележка мороженщика. -Хочешь? - Конечно! – я рассмеялась, и он тоже. Неловко потянулся и чмокнул меня в щеку, на секунду зарывшись носом в волосы. Для этого ему пришлось сильно пригнуться, и я впервые подумала, что балетки не были такой уж отличной идеей. Зато не семеню, как собачонка, и не прошу меня подождать. - Ай! – толстый дядька в оранжевой футболке, преклонив колено, фотографировал нас с другой стороны улицы. – Оливер! Спокойно оглянувшись, он сощурил глаза. - Помаши ручкой – велел он, и прежде, чем я смогла что-либо сказать, сильные руки подняли меня вверх и посадили к себе на плечи. Прижимая мои коленки к себе правой рукой, левой Оливер яростно махал фотографу, выкрикивая: «Ну же, дружище, фотографируй!». Я присоединилась к нему, и около минуты мы провели за этим занятием. После чего Олли спустил меня с плеч так же легко, как и посадил, и невозмутимо подал рожок клубничного мороженого, после чего мы продолжили гулять. «Он меня не стесняется, ни капельки!» Я не уродина, конечно, чтоб меня стесняться, но чтобы так, открыто… Охнув, я радостно представила, как отреагируют мои знакомые, злорадно улыбаясь, но тут перед мысленным взором возникли офигевающие мины родителей, и я скисла. Ну и ладно, не пять лет уже. - Я хочу показать тебе парк - Оливер даже не заметил, как на моем лице промелькнула и испарилась гамма эмоций, он аккуратно выбирал нам дорогу. Парк был чудесный – тенистый и зеленый, он давал желанную прохладу. Сырой воздух пах грибами и прелой листвой. В глубине бил старый, потрескавшийся фонтанчик, изображавший пухлого ангелочка с чашей в руке. Умильно поглядев на него, я сказала: - Тут красиво. Молча сев на скамейку, Оливер притянул меня к себе на колени и обнял. - Раньше я приходил сюда, чтобы погрустить, но сегодня я счастлив, как никогда – поведал он мне. - Никогда-никогда? – с надеждой переспросила я. - Так счастлив – никогда. – твердо повторил он. – Я, конечно, и раньше влюблялся, но на это раз.. ЧТО! ОН СКАЗАЛ - ВЛЮБЛЯЛСЯ??? ДЕРЖИТЕ МЕНЯ СЕМЕРО!!!!! - .на этот раз все иначе. Все…- тут он осекся: - Ты в порядке? - Я…да. Ты сказал, что ты влюблен в меня,- шокировано пробормотала я. Он тревожно улыбнулся, кивнув головой. Так, ну, срочно скажи что-нибудь, дурная твоя голова! - Как и я в тебя…- тихо выдохнула я ему в ухо. Да, я была абсолютна уверена в этом! Безграничное счастье тихо заполнило мою душу до краев. Мы просидели там весь остаток вечера, ласково шепча друг другу нежности и целуясь, и распивая пиво, как школьники, впервые ощутившие вкус свободы. Когда совсем стемнело и я почувствовала, что абсолютно пьяна ( Олли был не в лучшем состоянии), я несколько виновато сказала заплетающимся языком: - Олли, мне пора… родные будут волноваться. -Точно пора? – он с сомнением посмотрел на меня, глаза пьяно поблескивали. – Ну что ж, я тебя отведу, идем. - А ты…хотел предложить что-то иное? – скромно поинтересовалась я, сосредоточенно топая по тропинке. Резко остановившись, он серьезно посмотрел на меня. - Нет, не хотел. Я веду тебя домой. - Олли… - Я помню, что произошло с тобой недавно, - грустно сказал он. – И потому считаю, что с этим можно подождать. - Нуу, не так уж и недавно.. И потом…я не хочу ждать, - стыдливо пробормотала я. Алкоголь прибавил уверенности, и я откровенно посмотрела на него: – Оливер, если честно, то ты – единственный, кого я…хочу. Ну не умею я произносить такие вещи вслух, и неважно, насколько я пьяна! Сказала и смущенно опустила вниз голову. Но Оливер осторожно поднял меня за подбородок и торжествующе сказал: - Тогда я краду тебя и везу к себе! Сгреб в охапку и, перебросив через плечо, потащил к выходу из парка, пока я, хохоча, кулачками отбивала дробь на его спине. - А родственники? – все-таки настороженно уточнил он. - А фиг с ними! Я разрешаю тебе себя красть! *** Оливер зазвенел ключами и гостеприимно распахнул дверь: - Входи! Осторожно сняв балетки, я прислонилась к стене. Послышался звон – обернувшись, я со смехом увидела, как Олли уронил ключи и никак не может их поднять. Чертыхнувшись, он пнул их куда-то к стене и стал расшнуровывать кеды. Пьяные пальцы заплетались, и я, недолго думая, села у его ног и стала распутывать жесткие шнурки. Распутала и осторожно потащила Оливера за ногу, снимая кед и смотря ему в глаза. Он тоже смотрел на меня с такой нежностью и тревогой, будто перед ним была бабочка. -Хочешь чего-нибудь? - Да…- Оливер навострил уши, я встала и подошла к нему, облапила за грудь и жарко завершила: - Тебя, и только тебя! Схватив меня на руки, он понес меня в другую комнату (наверное, гостиная – я успела увидеть большой диван и телевизор), пинком распахнув туда дверь. Прямо-таки бросив меня на диван, он стал судорожно стаскивать с себя одежду. Опершись о руку, я возбужденно наблюдала за ним. Нетерпеливо стащив трусы, он недовольно посмотрел на меня. - А ты? Игриво потянув себя за ленточку на поясе и не отрывая взгляда от его эрегированного достоинства ( и было оно, скажу я вам, весьма и весьма достойным!), я протянула: - Сааам! Глаза у Оливера блеснули в полумраке комнаты, и в течении доли секунды он скакнул на диван. Как куклу, перевернув меня на живот, мигом расстегнул молнию на сарафане и стянул его, выпростав руки из рукавов. Его руки аккуратно накрыли застежки бюстгальтера, и так же аккуратно стянули с плеч бретели. Перевернув меня обратно, он нежно накрыл рукой сосок правой груди, другой рукой стягивая с меня трусики. Нагнувшись, он поцеловал меня ТАМ, вызвав неудержимый, хриплый стон. Зажмурив глаза, я решила полностью отдаться в руки более опытному Оливеру, но тут неожиданно прозвучал его голос, резковато и хрипло: -Смотри на меня! Я послушно открыла глаза и с любопытством посмотрела на него. Сейчас он был совсем не похож на такого уравновешенного, хладнокровного себя. Грудь бешено вздымалась, глаза лихорадочно блестели, от него пахло алкоголем. Мне стало не по себе, и я с беспокойством заерзала и приподнялась. - Оливер…- резко подавшись ко мне, он залепил мой рот жгучим поцелуем, и не прекратил его до тех пор, пока у меня не начало звенеть в ушах от недостатка кислорода. Потом очень нежно и аккуратно убрав рукой прядку с моего лица, он припал ко мне, опираясь на полусогнутые руки, и медленно вошел. По телу пробежала сладкая дрожь, и я, не в силах больше лежать без движения, вскрикнула и резко обхватила его талию ногами. Это словно послужило сигналом –мы стали двигаться в едином, одержимом темпе, вскрикивая от удовольствия и боли – Оливер довольно-таки чувствительно укусил меня за губу и ухо, но мне это понравилось, и я ответила ему тем же – на мочке его уха пронзительно-быстро набухла красная капелька крови. Оливер был великолепным любовником, словно созданным для меня. В эту ночь мы занимались сексом еще дважды, и наутро совершенно измотанный, но очень довольный Оливер отвез-таки меня домой. Сидя в машине, мы просто молчали, и нам было поразительно легко и хорошо. Заметив на его ухе отметину от зубов, я поцеловала ее и, тревожась, поспешно достала зеркальце. Губа разбухла, на ухе ничего не было. Не так все и плохо, но чувство тревоги не пропало, а начало саднить еще больше. Искусанной губы нежно коснулся длинный изящный палец. - Прости – сокрушенно пробормотал он. - Не извиняйся! Я счастлива – улыбаясь, я согнала тревогу. Ведь все действительно просто замечательно. Страстно целуя его на прощание, я заметила, как из окна за мной наблюдает тетя, дядя и мой брат Том, видимо вернувшийся с учебы. Плевать – на свете нет никого, кроме нас двоих! - Я не хочу, чтобы ты уходила, - жалобно сказал он мне на ухо, крепко обняв. - Это совсем ненадолго – утешила я его. – До вечера, - немного замешкалась: - любовь моя! Он замер у машины, услышав эту мою фразу, и счастливо улыбнулся: - Я люблю тебя, ромашка! Я замерла. Когда-то так меня называл папа – мне тогда было не больше пяти лет, и снова нахлынула безграничная нежность к Олли. Зайдя в дом на шатающихся и неверных ногах, я наткнулась на гробовое молчание тети с дядей, немо и ошарашенно смотревших на меня, и восклицанием брата: - Ксана! Это тот, о ком я подумал? - Да – довольно сказала я. - Но…как? - Так!!! ** Дни понеслись неудержимой чередой, светлые и радостные. Мы гуляли, сидели в кафе, болтали обо всем на свете. Оливер оказался очень тонко все понимающим и чутким собеседником. Смотрели фильмы в небольших кинотеатрах, занимались сексом, любили и были счастливы. Я с ужасом осознавала, что совсем скоро оставлю все это и вернусь домой, но не хватало духу сказать это Олли, а он из врожденной деликатности не поднимал этот вопрос. Иногда он был занят с группой, в основном днем, и все вечера у него были свободны. На этот счет я тоже предпочитала не осведомляться, и он, хорошо понимая, как мне неприятна эта тема, старался лишний раз о группе не упоминать. Я сладко потянулась на кровати – было часа три дня. Отложила книгу, потопала на кухню чего-нибудь покусать. К слову – тетя с дядей не интересовались моим романом и перестали спрашивать, где я ночевала, в отличие от любопытствующего братишки. Он мне порядком надоел. Позевывая, я стала сооружать себе бутерброд и варить кофе. Тетя сидела в гостиной, громко включа новости. - Теть, ты будешь кофе? - Да, Аксель! Усмехнувшись, я схватила две чашечки, прошла в гостиную и села рядом с тетей на диванчик. Взгляд тупо зацепился за что-то знакомое, и рука, сжимавшая кофе, оцепенела. Корреспондент вещал с экрана телевизора преувеличенно-бодрым голосом: « Сегодня, в 13:05, произошла авария…черная audi…номер…. серебристый opel…прохожие не пострадали…водители госпитализированы….тяжелом состоянии….»Тяжелом состоянии… тяжелом состоянии…тяжелом состоянииии… - Акс, в дверь звонят – тетя Мари подула на кофе. – Аксель! Аксель! Машина Оливера… «Тяжелом состояниии». Искореженная и страшная. А он был в ней, когда она превратилась в груду металлолома. Все внутри сжалось, и я словно со стороны видела, как медленно я наклоняюсь вбок, кофе коричневым ручейком бежит на голые коленки, но совсем не обжигает, странно…отсвет в окне и странный ком в горле, мешает дышать… А потом все поглотил странный белесый туман, и я ощутила спиной мягкую поверхность. Раздавались суматошные крики, стукнула дверь, и тут все поглотила тьма. Не знаю, сколько прошло времени, когда я очнулась. В чувство меня привело ощущение холодного и мокрого на своем лице. Приоткрыв глаза, которые тут же заслезились, я увидела кого-то, сидевшего передо мной. Тетя. Родная. И тут в голове взорвалась бомба воспоминаний. Мне стало так горько и обидно, так страшно за Оливера, что слезы тут же потоком хлынули из глаз. Невидяще протянув руки к тете, я навзрыд плакала, чувствуя, как мокреет лицо. Мари крепко и бережно обняла меня, и я уткнулась лицом в ее плечо и плакала, плакала, плакала. Не знаю, сколько прошло времени, но тут я удивилась молчанию – любопытница-тетя не хочет выведать, что случилось? Открыв глаза, я попыталась сфокусироваться. Перед глазами появился дверной проем, в котором стояла…тетя, участливо наблюдая за мной. Тогда кто же меня… Отодвинувшись, я вгляделась в лицо обнимавшего меня столь бережно человека, и первое, что я заметила – выразительные, льдисто-голубые глаза, волевой подбородок, лепные скулы. Рихард! Бросившись в сторону, словно меня оса укусила, я тут же споткнулась и растянулась на полу. Ощутив на себе мужские руки, я начала злобно отпинываться, и он поспешно отошел вглубь комнаты, наблюдая за мной. Я прислонилась спиной к стене и уставилась, надеясь, что это кошмарный сон. - Аксель, ты что! – ошарашенная тетя извинялась, отряхивая одежду этого подлеца. - Как сюда попал…этот? – сквозь зубы процедила я, отодвинув слезы подальше. Смотря на меня с искренним состраданием, что очень бесило, Круспе осторожно сел на пол неподалеку от меня. - Я вижу, ты уже знаешь, - явно страдая, произнес он. Так вот в чем дело.…Не соизволил ответить, я просто мотнула головой. - Оливер попросил меня отвезти тебя к нему. - НО ПОЧЕМУ ТЕБЯ? Я доеду на такси. Говори адрес. – возмущенно потребовала я. Цвен был сама невозмутимость. - Не могу. Я обещал ему… - Ты обещал ему? Ты - обещал? – я задохнулась от ярости. Не отрывая глаз от наглого гитариста, стала шарить рукой по полу в поисках чего-нибудь потяжелее. - Можешь не ехать, я так ему и передам. Мол, не захотела,- Рихард устало встал с дивана и направился к двери. Сердце сжалось в комок от неприязни, но страх за Оливера был сильнее. - Подожди… Рихард молча обернулся, но в глазах искрил огонек самодовольства. Так бы и врезала. Неуклюже прохромав в комнату, я напялила первое, что попалось под руку, почти не глядя, и так же неуклюже пошла обратно. Тетя деликатно кашлянула, собираясь что-то сказать, но я буркнула: - После! - и пошла за величественно плывущим Рихардом к его машине. Выпендрежный огромный джипяра. Как же он предсказуем и от этого еще более противен. Сев, Цвен собрался что-то сказать, но я холодно пресекла его попытки. - Заткнись, или я тебе так личико попорчу, что не один макияж не спасет, дорогуша,-злобно прошипела я. И я в самом деле была готова это сделать. Обиженно отвернувшись, он завел машину, и мы тронулись. Я молча глотала слезы и не отреагировала, даже когда он стал дымить в окошко. Пошел он к чертовой матери. Пусть хоть яйца чешет или в носу ковыряется, лишь бы довез. Мысленно вообразив, как лощеный Рихард ковыряет в носу, одновременно почесывая другой рукой промежность и выпустив руль, я хмыкнула. Водитель подозрительно покосился на меня, однако смолчал. Я осмотрела себя. Нда уж. Как оказалось, я натянула на себя розовую пижамную футболку с парочкой обнимающихся мишек и потертые джинсы. Идеальным завершением образа крестьянки из Малороссии стали голубые сланцы. Как показало зеркало, глаза были красные и опухшие, лицо бледное, губы искусаны, подбородок нервно подрагивал. Красотища, что тут скажешь. Не успев поймать себя за язык, я ляпнула: - Пудру не одолжишь? Круспе аж подавился словами. Побагровев и открыв рот, он повернулся ко мне, видимо готовясь начать гневную тираду, но неожиданно сник. Краснота схлынула, оставив лишь румянец на щеках, и лид-гитарист промямлил: - Посмотри в бардачке. Хахах! Надо же, какая предусмотрительность! Порывшись в захламленном бардачке, я и впрямь нашла пудру. Повертела в руках – она была хорошей, дорогой. Опять хмыкнула. Попудрилась, положила на место. Задумавшись, я сказала: - Спасибо. Рихард удивленно приподнял бровь, я чуть не откусила язык от досады. Чтоб тебя! Вот ведь дурацкое воспитание. Кидая на него косые взгляды, я помимо воли вспоминала, как он меня…насиловал. Да, подходящее слово. Как он пару раз ударил меня горячей рукой, как больно хватал за подбородок. И как… сейчас в нем нельзя было заподозрить жестокого насильника. Он уверенно вел машину, обычный мужик, если смотреть со стороны, даже симпатичный. Но, конечно, не для меня. С презрением отвернувшись в окошку, я прислонилась лбом в стеклу и уснула. Я была в темной комнате, освещенной только настольной лампой. Руки и ноги были связаны чем-то колючим и кусачим. Я не могла пошевелиться. Оглядевшись, я увидела у противоположной стены стол – на таких в моргах осматривают трупы. И он не был пуст. На нем лежал Оливер. Мертвый Оливер. Неестественно бледный, с восковым лицом, синими губами. По всему телу проступили отвратительные красные и голубые прожилки, и, вздохнув, я со страхом почувствовала сладковато-гнилостный запах разлагающегося тела. Открыв глаза, труп Оливера медленно сел, свесив ноги и уперев в меня мертвый пустой взгляд. Губы разъехались в непослушной усмешке. Язык прилип к небу, и я не могла не крикнуть, ни вздохнуть толком – только скулила, пытаясь освободиться. Оно не было моим Оливером. Это было что-то ужасное, холодное, стремящееся меня убить. Труп медленно шлепал босыми ногами по холодному кафельному полу, и с каждым шагом улыбка становилась все шире. Я заплакала, кусая веревку, пытаясь перегрызть, и тут ощутила на своей шее прикосновение холодных, липких пальцев. Тухлая вонь ударила в нос, в висках застучало, перед глазами было лицо трупа – с него пластами сходило гнилое мясо и ошметки кожи. Глаза горели ледяными звездами. В глазах начало темнеть, было жутко больно, и в ушах раздался мертвенный шепот: « Вместе навсегда». И тут я почувствовала, что горящий язык вновь может произносить слова, и заорала что есть мочи от страха и невыносимой боли, от удушья и горечи. И услышала громкое и явственное матерное выражение на немецком. Открыв саднящие слезами глаза, я чуть не ослепла от яркого света. Меня держали за плечи и крепко трясли мужские руки с кроваво-красным маникюром. - Да очнись же ты! Господи, всего-то глупый сон. Но горло саднит до сих пор, и слезы все катятся соленым дождем. Рихард остановился в каком-то безлюдном переулке. Он внимательно смотрел мне в глаза, и было заметно, что он действительно обеспокоен. В горле снова предательски хлюпнуло, и я уткнулась головой в плечо Рихарда. Плевать. На все. Сознание отключилось вместе с чувствами, я была как будто вывернута наизнанку. Боли я не чувствовала, была только опустошенность и ощущение, что все кончено. Рихард осторожно положил руку мне на плечо и, видя, что я не собираюсь ее откусывать, тихонько приобнял меня. Судорожно вцепившись в него, словно он был последним шансом на спасение, я не могла разжать пальцев и все еще не могла перестать плакать. Он не пытался образумить меня, просто немного поглаживал по спине, дожидаясь, пока я перестану плакать. Потом вытер мне щеки пальцами и твердо сказал: - Оливер не умрет! Даю слово. И потом, так тихо, что едва было слышно в шуме работающего двигателя: - Прости меня. Я с грустью улыбнулась и пожала протянутую мне руку. Мы поехали дальше. Я чувствовала уверенность Ришки в том, что с Олли все будет в порядке, но перед глазами все еще стоял бледный мертвец в прожилках вен. *** - Чего ты мнешься? - нетерпеливо спросил Рихард, видя, как я в нерешительности топчусь у двери в палату. Передернув плечами, я набрала побольше воздуха и толкнула дверь. Палата была большая, наполненная светом и людьми. Надо же, прискакали в полном составе… Взгляд быстро отметал ненужное, ища самое важное, и наконец сфокусировался на койке, которая была эпицентром скопления этих людей. Бледный, но абсолютно живой Оливер что-то сосредоточенно жевал, бубня с набитым ртом. Рихард стукнул дверью, и все уставились на нас. На лбу Оливера была парочка глубоких царапин, левая рука забинтована, но если это отбросить, то все было в порядке. Улыбаясь, как идиотка, я медленно сползла по стене и поинтересовалась с пола: - А позвонить было нельзя? Оливер смутился, потом нахмурился, сосредоточенно меня оглядывая. - У меня разбился телефон, а из палаты выходить не разрешают. Я просил Рихарда передать, что я в порядке, - и устремил взгляд на Круспе, невозмутимо курившего в окно. – Рихард? Тот помахал рукой, разгоняя дым. - Да-да. Я ей все передал. Или нет… что-то память плывет, - ехидно улыбнувшись, заявил он. Вот ведь… Подавив желание врезать ему, я ограничилась полным ненависти взглядом. - Плевать – пробормотала я, вставая. - Главное, что с тобой все в порядке. Когда я увидела в новостях твою машину…седых волос нет на голове? – подойдя к кровати и бесцеремонно оттолкнув Шнайдера, я села. Оливер ласково провел рукой по волосам. Я поймала его руку и стиснула, чувствуя себя героиней мелодрамы под прицелом наглый глаз раммштайновцев. Плевать… Уткнувшись лицом ему в грудь, я забралась на кровать целиком и обняла его так крепко, что он негромко охнул. - Больно? - Немного,- вымученно улыбнулся он. - Когда тебя выпишут? - Как только он прекратит притворяться, что ему плохо, пожал плечами Тилль. Я с неприязнью на него покосилась. Тебя вообще никто не спросил! Почувствовав, как я напряглась, Оливер успокаивающе погладил меня по плечу и сказал: - Давно пора бы нам поговорить… Мы, все шестеро, во все глаза уставились на него. Они – изумленно, а я - испуганно. Вздохнув, я оглядела их. Разные, но у всех в глазах тревога и радость, что с ним все хорошо. И если я хочу быть с ним, то мне придется пойти на эту жертву. - Рихард уже извинился, - деликатно начала я. – Если и вы это сделаете, то…я попробую. Не сразу, конечно. И забыть не забуду. Но попытаюсь простить. Они переглядывались в нерешительности. Оливер смотрел на них, и в его взгляде была холодная ярость. Первым галантно опустился на колено Пауль, поцеловал мою руку. - Нет нам прощения! – торжественно выпалил он. – Но я все же прошу его у тебя! Я заинтересованно кивнула. Ну и фрукт! Следующим был Флаке. Он так мялся и краснел, как будто это я его принуждала к сексу, а не наоборот. Глядя в сторону, он невнятно извинился. В глазах его было столько мольбы и раскаяния, что и его грех я отпустила. Тилль распахнул медвежьи объятия и заточил меня туда, чмокнув в щеку и громко заявив: - Извини. В любом случае, я рад за вас, - хитро посмотрел на Олли. – А ведь без того случая не было бы и этого…нуу, вы поняли, - уклончиво завершил он. Шнайдер просто искренне посмотрел в глаза и попросил возможность загладить свою вину. Ну вот и все. Рихард докурил очередную сигарету и предложил: - Как только Олли выпишут, предлагаю отметить это дело в ресторане! Помотав головой, я наконец сказала то, что давно должна была. - Мне через пару дней придется уехать. Домой. Я не могу торчать здесь вечно… Там мои родители, работа… я и так тут задержалась. С порозовевшего Оливера вмиг снова слетела вся краска. Раммы ошарашено перешептывались. - Прости, - я погладила его руку. – Я правда не могу остаться и все бросить там. Глядя в потолок, Оливер прошептал: - А если…а если так? Рука его нырнула под матрас и достала маленькую коробочку, обитую красным бархатом. Пауль присвистнул, Флаке обрадованно охнул, а остальные, включая меня, с бараньим выражением лиц уставились на нее. Выудив оттуда красивое, массивное кольцо с изумрудом, Оливер торжественно начал: -Согласна ли ты…-но потом последовала заминка, в течении которой он понимал, что не знает моей фамилии, и он просто сказал: - Ты выйдешь за меня? Тилль потирал ладони, явно нервничая. - Мог бы и не идти на такой шаг,- я усмехнулась. – Мне хватило бы просто просьбы не уезжать, а остаться с тобой, но раз уж ты допустил такую оплошность, не надейся, что я ею не воспользуюсь! Под радостный гомон мы с Оливером поцеловались. Осчастливленная я переобнималась со всеми раммами, и Оливер светло улыбался, глядя на нас с больничной койки. Пы. Сы. Продолжение фанфика «Променад» по просьбам читающих) Прошу прощения, что так затянулось, был конкретный бумагозавал на работе. Профессия автора, родственники из славной Германии и платье с вырезом – самая настоящая правда. Привет, уголовники!) Дада, я работаю следователем. Год уже. И мы читаем фанфики… и пишем. Пы. Сы 2. Оливер, я знаю, ты сейчас читаешь мой новый фанфик. Привет. Да, я согласна выйти за тебя замуж. Вылетай за мной прямо сейчас, я уже заканчиваю собирать вещи. >_<