Ария об аварии

Флакон вел машину неспешно, несмотря на то, что порядком опаздывал. Сквозь динамики пробивалась грустная композиция, на улице снова лил дождяра, и мысли Флаке были под стать ситуации. Жена с утра снова устроила скандал с обвинением в нелюбви и обильным слезопусканием, услышав «Я на репетицию». А в репетиционной снова царило напряжение, и снова из-за этого заносчивого засранца Круспе. Порою Флаке казалось, что, не будь лид-гитариста, их жизни стали бы намного проще, ведь все то дерьмо, что случалось на работе (а оно случалось часто, ибо миловидное личико Цвена умело непостижимым образом действовать на нервы присутствующим путем открывания рта), они неминуемо тащили домой, в семью. Уж не знали они, где на этот раз у него не ладилось – в этой его «левой» группе или в личной жизни, но результат налицо. Из-за этого запись нового альбома, и так порядком подзадержавшегося, продвигалась все медленнее. Ругаться не ругались, но если бы кто-то чиркнул спичкой в помещении, где они репетировали, взрыв разнес бы половину Берлина. «А пусть»- злорадно подумал Флакон, мысленно ухмыляясь от представления, как Ришу разнесет на рожки и ножки. Как же горестно взвоют таблоиды вместе с девочками-фанатками! Их секс-символ уйдет из жизни таким красивым, пусть и не самым молодым, но еще ого-го! Сколько истошно орущих фанаток он не успеет порадовать, сколько вонючих и всем действующих на нервы сигарет не успеет выкурить… Из горестно-злорадной задумчивости Флаке вывел силуэт, неторопливо переходящий дорогу. Быстрый взгляд на светофор – красный, … мать! Он изо всех сил нажал на педаль, и умная немецкая машинка тут же выполнила его требование, но недостаточно быстро – глухой удар и мелькнувшее в воздухе сиреневое пальто заставило его примерзнуть к сидению. В этот дождливый ранний час на улице никого не было – окраина, что ни говори. Это была идея Тилля, арендовать студию именно в этой части города, мол, не любит от много шума и пыли. Флакон с ужасом и нетерпением ждал истошных криков о вызове полиции и скорой помощи, на худой конец - вытаскивания из машины за шкварник и заслуженного удара по морде, но ничего не происходило, и он медленно осознал – ему таки-нужно выйти на улицу. Быть может, не так все ужасно… Осторожно обойдя машину, он увидел пострадавшую. Это была среднего роста девушка в длинном сиреневом пальто, очень молоденькая – не больше 19-20 лет. Широко разметав руки, в одной из которых был зелено-золотистый зонт, она лежала на спине, прямо в серой луже. Каштаново-рыжие локоны рассыпались на дороге, промокая под градом дождинок и красиво обрамляя лицо, но Флаке было не до того – на лбу девушки зияла огромная, саднящая кровью рана. Кровь, поначалу едва сочившаяся, с каждой секундой убыстряла темп, и вот уже неровными толчками добралась до дороги, густо и лениво стекая со щеки. Подскочив, Флаке схватил телефон и быстро позвонил в скорую. Врач по телефону строго предупредил: - Не трогайте пострадавшую! У нее может быть сломан позвоночник или повреждены легкие, и в таком случае вы только навредите ей. Полицию мы оповестили, приедем в течение 10-15 минут. Флакон задрожал- 15 минут! Да она истечет кровью за это время! В нем отчаянно боролись обычный человек, который хотел точно следовать словам, что ему сказали, и врач, понимавший, что каждая секунда для истекающей кровью девчонки на вес золота. Схватив из аптечки бинт, он осторожно, едва приподнимая голову, наложил повязку и облегченно затих – без крови на лице казалось, что все относительно в порядке, но тут же обеспокоенно заерзал – повязка набухала кровью, очень быстро. Наклонившись, судорожно кусая губу, он вдруг заметил, что глаза девушки открыты. Мутноватые от слез, быстро их застилавших, они смотрели с молящей беспомощностью. Несколько секунд девушка жалобно смотрела на него, потом спокойно, будто засыпая, прикрыла веки. Схватив телефон, Флаке позвонил ребятам. Трубку снял Линдеманн и, услышав голос клавишника, раздраженно закричал, что все уже битый час его дожидаются. Бедный Кристиан молча выслушивал поношения, прикидывая, как бы аккуратнее и правильнее сказать о случившемся, но в голову не лезло ничего стоящего, и он просто брякнул: - Я сбил человека. Не знаю, что мне делать дальше. - Тилль, продолжавший что-то ворчать, заткнулся и спустя пару секунд сказал непривычно севшим голосом: - Вызови скорую. Где это произошло? - Я уже. Через два дома от нашей репетиционной, поворот у парка. - Будем через пять минут! – сказал Тилль голосом, не принимающим возражений. Ну для чего они будут здесь? Зачем он вообще им звонил? Отчаянию Флакона не было границ. О, ужас… Теперь его посадят в тюрьму, и конец всему - карьере, семье, репутации. Годы жизни и стремлений с ужасающей быстротой катились к чертовой матери. Резко устыдившись, он посмотрел на девушку – а ей-то каково? Чертов эгоист. А если ты убил ее? Как же жить с этим? Нет, если она умрет, то единственным правильным решением будет сигануть с моста, прихватив с собой ненавистного Круспе как первопричину всех этих неприятностей. Он опасливо подошел к ней, словно боясь, что она вскочит и крикнет « Ага! Любитель поразмышлять за рулем! Ты будешь гореть за это в аду, проклятый ипохондрик!», но она лежала спокойно, едва дыша. Присев на корточки, Лоренц стер с ее щеки кровавую дорожку, безумно похожую на слезу, и всхлипнул. Девушка была красивой и странно умиротворенной, и он подумал, что, несмотря на все обстоятельства, никогда не забудет эту картину, навсегда запечатлевшуюся в его голове: тихая улица, окутанная туманом, изредка пробиваемым мигающими фарами его машины, и всего два ярких пятна – рыжие кудряшки с бисеринками крови и сиреневое пальто… Тут на его плечо опустилась тяжелая ладонь, и Флакон взвизгнул, подпрыгивая. Перед собой он увидел непривычно серьезные ореховые глаза Пауля. Молча отведя его в сторону, он посмотрел на девушку, потом снова на Флаке – сочувственно, но вместе с тем осуждающе. Остальные тоже были здесь, молча сгрудились неподалеку. Оливер неслышно подошел и резко дернул его к себе, разворачивая всем корпусом. - Не смотри, не терзайся понапрасну. Ты сделал все, что зависело от тебя, остальное – дело докторов. Неприязненно взглянув в сторону Круспе, Лоренц вздохнул: - Верно, я сделал все, что зависело от меня. Включил в машину музыку громче, чем следует, прибавил газу больше, чем следует, и не заметил красный сигнал светофора, погруженный в свои такие важные мысли. Да еще и таращился, как последний баран, пока она…- не договорив, он беспомощно махнул рукой. Оливер серьезно взглянул на него, засопел, не зная, что сказать. - Красивая – вдруг одними губами сказал Шнай, выпустив облачко пара. Все промолчали, и только Тилль согласно кивнул. Вдали послышалась сирена. Рихард, заматерившись, достал из кармана сигарету. Кристиан со стыдом подавил в себе желание бежать, куда глаза глядят, и шагнул вперед, виновато опустив голову. Однако все, кроме Рихарда, тут же подошли к нему. Заметив, что он остался в одиночестве, Цвен недовольно хмыкнул и тоже приблизился, впрочем, без особой охоты. *** - Герр Лоренц, обвинение вам сможет предъявить только девушка, когда она очнется,- монотонно сказал полицейский, посмотрев в сторону. У всех, казалось, пронеслась одна и та же мысль - если. Если очнется. «Когда» здесь звучало неуместно и слишком самоуверенно. Можно было соврать и сказать, что он невиновен, но Флакон отважно признался во всем – да, превысил, да, задумался, да, готов понести наказание по всей строгости закона. – И, конечно, вам придется оплатить штраф. Вот квитанция. Молча сунув ее в карман, он смотрел в спину уходящему полицейскому. -Простите, кхм, господа, - раздался неподалеку дребезжащий голос, и раммштайновцы дружно повернулись. Рядом стоял высокий, слегка сутулый врач, сонно щурящий воспаленные глаза. -Кому-то из вас желательно поехать в больницу – у девушки нет с собой документов, а, учитывая ее состояние… - врач умолк и виновато развел руками. Флаке покивал и направился было к машине скорой, но его перехватил Пауль. - Только не ты! – яростно зашипел он. –На тебе и без того лица нет! -Но виноват я! – удивленно возразил он. - Успеешь еще навиноватиться, дурак – раздраженно сказал Рихард. -Сам дурак! Если бы не ты, ничего бы этого не было! -Чтооо? – Цвен поперхнулся сигаретой и немо уставился на него. -Заткнулись оба!- зычно прикрикнул герр Линдеманн. – Потом разборки будете устраивать! - Пауль, бери это горе луковое и тащи в любое место, где есть кофе и алкоголь. Ландерс понятливо кивнул и потащил за собой слабо сопротивляющегося Флакона. Рихард, Шнай, Оливер и Тилль встали полукругом. - Я поеду – решительно сказал Олли, и все выдохнули и облегчением – на Оливера всегда можно было положиться. Особенно «облегчился» Круспе, он даже немного заулыбался, но, поймав на себе хмурый взгляд Шнайдера, смутился и стал усиленно рассматривать несуществующую грязь на своих ботинках. - Хорошо, Олли. Поедем вдвоем – непривычно тихо и расстроенно пробормотал Тилль. – А вы проваливайте за этими двумя. Если что, мы на связи. Рихард и Шнай молча курили под дождем, глядя на две фигуры, забирающиеся в машину. Как только хлопнула дверь, они медленно развернулись и побрели вслед за Паулем и Лоренцем, в промозглую сырость, наполненную острыми каплями воды. *** Открыв глаза, я поначалу различила только белый - белый цвет - он был повсюду. Однако я не стала уподобляться глупым фильмам и задавать себе риторические вопросы типа «я умерла и попала в рай?». Жестокая боль во всем теле не позволила мне обмануться на этот счет. Откуда - то негромко доносилась классическая музыка, и сильно пахло цветочной пыльцой. Немного потрудившись, я приподняла голову. Палата как палата. Светло, тесновато, на подоконнике - цветы. Взгляд зацепился за мужчину, дремавшего в креслице рядом с моей койкой. Я онемело поморгала – наваждение не испарялось. Тихонько протянув руку, коснулась плотных кожаных штанов, надетых на мужика – они были вполне материальны. Ошалело перевела взгляд на стену – она была обычной, стена как стена, в тонких паутинках трещин. Значит, точно не сон – во сне невозможно было бы рассмотреть все с такой точностью. Мысленно онемев, я стала прикидывать варианты, каким макаром басист Раммштайн мог попасть в мою палату, но мои размышления прервал еще один мужик, вихрем ворвавшийся в палату со словами: - Прости, Олли, травяного чая не было! Увидев, что я таращусь на него, мужик замер и нерешительно улыбнулся. - С пробуждением, Спящая Красавица!- шутливо сказал он. Я все еще молчала и моргала, прикидывая – быть может, это действие наркоза сказывается? Ридель тоже сонно моргал, расфокусированным взглядом смотря на меня, а Тилль (говорю вам, Тилль Линдеманн собственной персоной!) аккуратно подошел к столику и поставил два бумажных больничных стаканчика, от которых за километр несло кофе. Потом нерешительно сел на край койки и серьезно спросил: - Как вы себя чувствуете? Вам позвать врача? Оценив ситуацию и проморгавшись, я просипела: - Если..вас..не затруднит. Слова вылезали из горла непривычно, царапаясь и упираясь. Линдеманн вдохновленно вылетел из палаты, и скоро его восторженный ор разнесся по всей больнице. Повертев головой, я все-таки спросила: - А что вы тут делаете, герр… Ридель?- вполне готовая к ответу «Я всего лишь снюсь тебе». Однако прелестное видение отхлебнуло кофе, недовольно сморщилось и сказало глубоким голосом: - Пожалуйста, просто Оливер. Ты, конечно, не знаешь, но так уж вышло, что тебя сбил Флаке - обиженно засопел он. - Ох - болезненно выдохнула я. – дела… - Он хотел поехать сам - а кто-то должен был поехать, у тебя в сумочке не нашли документов, но он был так плох, что мы с Тиллем взяли это на себя. Но он полностью осознает свою вину и вовсе не собирается скрываться! – горячо сказал он. – Когда будет предъявлено обвинение, он, конечно… - Обвинение? – недоуменно спросила я. – Какое? ( Святые квасцы, я говорю с Оливером!) - Ведь он тебя сбил, и в соответствии с законом ты имеешь право…, – флегматично начал пояснять Ридель, явно не понимая, как я могу не знать таких элементарных вещей. - Но ведь виновата я, - изумленно вырвалось у меня. Я была так поражена, что даже не извинилась за то, что так грубо его перебила. – Я, и никто другой! Я, задумавшись, переходила дорогу и не смотрела по сторонам, наверняка горел красный и… Усмехнувшись, Оливер сказал: - Забавно. Флаке говорит почти то же самое, - и дружелюбно улыбнулся. – Так значит, ты не собираешься предъявлять никакое обвинение? Я яростно замотала головой – еще не хватало судебных тяжб с раммштайновцами! Сама виновата, мечтательная курица. Жива, цела - и добро. - Ну что вы – густо покраснела. Оливер протянул руку, крепко сжал мое запястье. Я удивленно подняла на него глаза – он был так близко, что я вздрогнула. В луче солнца его оливковые глаза приобрели замечательный медовый оттенок, и мое бедное, пребывающее в состоянии эйфории от нахождения рядом с любимыми раммами сознание не сразу осмыслило его слова. - Спасибо – в его голосе слышалась неподдельная теплота. В палату вошел врач с Линдеманном, который, увидев, что Оливер сидит рядом, держа меня за руку, заинтересованно улыбнулся. Но Ридель нисколько не сконфузился и руки не отдернул – напротив, крепко пожал ее и бережно положил на жесткий больничный матрас. После быстрого и сухого опроса стало ясно, что все кости у меня целы, а из повреждений – море синяков и глубокая ссадина на голове и, учитывая эти обстоятельства, я могу быть свободна с условием наблюдения у врача в течение месяца. Раммштайновцы облегченно заулыбались вместе со мной, как только за врачом сомкнулась дверь. - Простите, как вас зовут? – очень вежливо поинтересовался Тиллька. Досадуя и радуясь одновременно, я представилась: - Аксель. Вообще-то, - тут я улыбнулась, - на этом варианте настаивает лишь тетя. Настоящее мое имя Оксана. Немцы удивленно поморгали. - Так ты не местная? – осторожно спросил Оливер. - Нет, вообще-то я из России. Здесь в гостях, - пояснила я после небольшой заминки. При слове «Россия» Тилль радостно заулыбался, а Олли восхищенно сказал: - Никогда бы не подумал… у тебя идеальное произношение! Я покраснела от удовольствия и хотела было объяснить, что этим я обязана частым поездкам к тете с дядей и усердными занятиями, но тут влез Тилль: - Я считаю, будет правильно, если мы каким-либо образом постараемся возместить неприятности, причиненные вам,- все с такой же безукоризненной вежливостью выдал он. Видимо, пока врач меня опрашивал, Оливер уже поделился с сотоварищем информацией о том, что я не собираюсь подавать в суд. Ну вот - еще не хватало! Видимо, на моем лице красноречиво отразились все эмоции, потому что басист поспешно одернул Тилля за рукав и выдвинул контрпредложение: - А что, если мы пригласим вас куда-нибудь, Ксана? Хм! А вот над этим определенно стоило задуматься – не каждый день такой шанс выпадает. Отметив про себя, как забавно он сократил мое имя, я кивнула головой. - Вы любите творчество нашей группы?- полюбопытствовал Тилль (Еще спрашивает!). Но Ридель перебил: - Я думаю, это нужно сделать помимо всех концертов и прочих мероприятий – наедине. Ксана заслуживает нашей общей благодарности и поддержки. Видимо, я снова вытаращила глаза, так как Тилль усмехнулся. - Что ж, - улыбка стала еще шире, - я считаю, ребята, как и мы, будут только рады! Во мне бушевало такое море эмоций, что я даже не отреагировала на вошедшую медсестру, что принесла мои вещи и выписной эпикриз. Молча положив это на кровать и таращась на музыкантов, она, пятясь, вышла из палаты. - Что ж, похоже, мне пора уходить – рассеянно заметила я. Оливер и Тилль тревожно переглянулись. - А тебя кто-нибудь встретит? - Тут недалеко – успокаивающе улыбнулась я, но музыканты и слышать ничего не хотели. - Мы тебя отвезем! - А может… лучше пешком? – робко предложила я. – Здесь правда очень близко, а я что-то залежалась, - улыбнулась и пояснила: - Хочу немного подышать. Конечно, можно позвонить родственникам, наверняка с ума сходят, но на другой чаше весов лежала прогулка с раммштайновцами, и я плюнула. Погода за окном радовала. Немцы вновь переглянулись, и тут до меня дошло, что им не очень удобно разгуливать по улице в компании неизвестной девушки, но я не успела ничего сказать. - Что ж, - довольно изрек Оливер, и Тилль согласно кивнул,- значит, идем пешком! Начав доставать свои вещи с картонной коробки, я огорченно замерла – там и сям на пальто были ужасные багряные кляксы засохшей крови. Как будто кто-то метко обкидал меня переспелыми, сочными ягодами. На плечо мне легла широкая, теплая ладонь: - Ничего – утешающе сказал Тилль. – Купим новое! Меня так порадовала его теплая улыбка, и вообще то, что они рядом, возятся тут со мной, хотя конечно виновата была я – мне ли не знать, какой супервнимательной я могу быть! Смутившись, я невнятно пробормотала какую-то несуразицу и выразительно посмотрела на дверь. Понятливые раммы тут же вскочили со своих мест и вышли в коридор, дав мне уединиться для переодевания. Быстро натянув вещи, я достала из кармашка зеркальце, нарыла в сумочке пудру, расческу и ягодный блеск для губ. Воровато оглянувшись, быстренько подвела губы, припудрила лицо и спрятала все это обратно. Но расчесывать волосы я решила в присутствии рамов, отлично понимая, в чем мои сильные стороны. - Можно входить! – крикнула я. Дверь распахнулась, и немцы осторожно вошли, словно ступая по минному полю, и тихо сели на прежние места. Делая вид, будто я их и не заметила вовсе, я равнодушно подошла к зеркалу, укрепленному на стене у окна, и достала из спутанных волос заколку. Рыжие кудри тут же распустились по плечам пышным каскадом, доставая почти до пояса. Я удовлетворенно отметила, как восхищенно они глянули на меня, с деланно-невозмутимым видом взяла расческу и аккуратно повела вдоль длины волос. Рука болела от сильного нажима, волосы сильно запутались – я недовольно нахмурилась. Как бы не пришлось задействовать ножницы! - Крашеные, небось? – вырвалось у Тилля. - Свои. – Я самодовольно улыбнулась. - Красивые – одобрил Оливер. Послав им лучезарную улыбку через зеркало, я заколола волосы обратно и взяла в руки сумку. Мы покинули палату бодрым строевым маршем, а я все не могла поверить, что это происходит именно со мной. Немцы были само воплощение галантности – открывали передо мной все двери, поддерживали за локоток на лестнице и постоянно интересовались, не кружиться ли у меня голова. Она, конечно, кружилась, но скорее от неземного удовольствия и радости. *** Флаке неуверенно мялся на диване в репетиционной. Недавно объявились Тилль и Оливер - довольные и радостные, с вестями о том, что Флакон не пополнит в ближайшее время ряды заключенных. Если, конечно, снова не накосячит. А попутно сказали и о том, что девчонка оказалась очень даже милой, и, дабы загладить вину, они пригласили ее. Куда? Вот это и нужно обсудить! К слову сказать, ребята пришли сюда ненамного раньше Оливера и Тилля. Все утро они проторчали в кафешке, где Флаке упрямо отказывался пить что-либо, кроме кофе, а Рихард с Паулем так же упрямо старались его заставить выпить что-то еще. Единственный, кого не нужно было заставлять – это Шнай. Он упивался текилой в свое удовольствие, не обращая внимания на ранний час и перебранку между остальными. Флаке устал, он хотел домой. Лечь поспать в любимую кровать. Поцеловать Дженни. Принять душ и вкусно поесть! Но вместо этого он сидит на диване, нюхает испускаемый Круспе табачный запах и сейчас еще надо решить, куда эту… жертву пригласить. Он подавил желание застонать. Однако Пауль и Шнайдер не разделяли его мнение – лишь узнав, что девушка из России, Хайко тут же загорелся познакомиться и пообщаться с ней на ее родном языке. Шнай уже предвкушал… впрочем, о его репутации бабника знали все, и поэтому Тилль строго сказал, чтобы он держал свой пошлый, неуемный на испускание сальных комплиментов язык за зубами. Зато Рихард был доволен ситуацией менее всего. И, как обычно, ему и в голову не пришло смолчать. Как? Его величество Рихард, первый носитель этого имени, самопровозглашенный властелин группы, протектор косметичек и ванных комнат, самодержавный властитель годового запаса вонючего табака и абонемента на отбеливание зубов. Надменно скривившись, он сухо поинтересовался сразу после того, как Тилль умолк: - А просто дать ей денег нельзя было? Все (и даже Флакон) хмуро и с непониманием на него уставились. Тилль сжал кулаки, сцепил зубы и хотел уже сказать, кто есть лид-гитарист, подкрепив слова тумаками, но тут подал голос Лоренц: - Некрасиво и неудобно как-то. Я ведь и убить ее мог… А она даже в суд не подала. Да и Оливер ведь упомянул, что это не такая девушка, которая примет деньги. - Ааа,- Рихард прищурился. – То есть денег ей от нас недостаточно? Подавай свидание со всеми сразу? Может, мне ей еще и педикюр сделать? ( Рихарду, конечно, было пофиг, что там будет не он один, и потому он говорил в единственном числе). - А ты умеешь? – с неподдельным интересом, оживившись, взвился Пауль. - Надо будет – сделаешь. И педикюр, и маникюр, и массаж. И накрасишь, если попросит, и причешешь, если понадобится. Уяснил? – мрачно, тяжело глядя на Рихарда, сказал Линдеманн. Цвеновские выходки уже всех по горло достали. Ну же, дай повод, Рих! Давно Тилль хочет стереть с твоей физии самодовольное выражение. Цвен счел за благо промолчать, однако кислая морда лица говорила сама за себя. Гордо и молча прошествовав к окну, он достал очередную сигу и задымил. Флаке все-таки застонал, потирая лицо рукой. - И что мне ей сказать? Прости, что чуть не убил тебя? В следующий раз буду аккуратнее? - Я думаю, обычного «прости» будет вполне достаточно, - мягко произнес Оливер. – Вот увидишь, она не станет воротить нос. Очень приятная девушка! – Рихард фыркнул у окна, Олли продолжил, кинув в него подушку: - Она не винит тебя. Считает, что все произошло из – за нее. Раздался недовольный вопль Круспе, которому подушка выбила из рук сигарету. - Ларс, сволочь! - Хватит дымить уже! Все отстойными твоими сигами провоняло! – заявил Шнай, тихонько выбивая на барабанах какую-то мелодию. - Отстойными?- подавился словами Рихард. – да они стоят больше, чем твоя… - А какие есть варианты? Ну, куда мы ее пригласим? – вовремя влез Ландерс, чувствуя, что назревает война. Все беспомощно переглянулись. - Ресторан? – выдвинул свой вариант Шнай. Все сморщились. - Помпезно и избито – изрек Полик. Дум обиженно выпятил губы. - Раз такой умняш, сам придумай! - Придумал уже. В парк аттракционов! Флаке застонал снова. Шнайдер неопределенно хмыкнул, решив, что Пауль, как всегда, прикалывается. Рихард с изумленным лицом осматривал каждого по очереди, словно спрашивая: «Вы что, совсем идиоты?» И лишь Оливер, Тилль и Пауль переглядывались, на их лицах было раздумье. - Да вы что, всерьез? – взорвался несчастный Флакон. – Да-да, давайте окончательно превратим все в дрянную комедию! Только скачущих по кругу лошадок нам не хватает! Может, лучше сразу ее к Думу в постель сунем? А что, и все довольны! Дум, задумавшись о такой перспективе, расплылся в улыбке, за что тут же получил подзатыльник от Оливера. - Эээ, ну что? - А то. Нечего – назидательно сказал Олли. - Я конечно не поклонник каруселей, но идея-то ничего. В самом деле, не в кино или ресторан же нам ее тащить! А там можно и пообщаться нормально, и перекусить, и развеяться. Отдохнуть, в общем.- глубокомысленно поднял палец Тилльхен. Круспе услужливо откликнулся от окошка: - Ага, и автографов раздать. Парочку… сотен! И тыщу фотографий! А еще взгляды, шепотки, тычки пальцами… - Не рассыплешься – спокойно сказал Олли. Пауль, молча наблюдавший, вдруг сказал: - Я думаю, Рихарду не стоит идти. Он только все испортит. Как и всегда! - Когда это я что-то портил? – возмущенно сказал Рих. - ВСЕГДА! – хором ответили все. - Останешься? - Тилль с сомнением покосился на Риху. - Что? Нет, конечно! Я с вами! Парк, так парк, плевать. Все в парк! – в последней фразе прямо-таки сочился поддельный энтузиазм. Все подкатили глаза. Вот ведь непонятный! И идти не горит желанием, и оставаться не останется. Пусть его, как хочет так и делает. - В конце концов, всегда можно сделать вид, что тебя рядом нет, - пробормотал Шнай. Рихард показал ему кукиш и быстрым шагом ретировался из репетиционной. - Воскресение подойдет? *** Раммы в полном составе торчали у входа в репетиционную. Было раннее воскресное утро, намытое ночным дождиком солнце ласково грело встрепенувшийся город. Ветерок ласково шевелил волосы Дума, и барабанщик довольно щурился. Несмотря на все запреты Тилля, провести целый день (!) на свежем воздухе, в хорошей, как он подозревал, компании ( разумеется, исключая Круспе, на котором буквально было написано «Не трогать - убьет») было редким удовольствием и отдыхом. Олли и Пауль шептались, обсуждая розоватые облака, словно светящиеся изнутри теплом. Тилль травил байки, но слушал его лишь Флака, вымученно улыбаясь. Рихард занимался тем, что сверлил Дума пронзительным, как его риффы, взглядом. На что барабанщик отвечал лишь ехидной, полной невысказанных слов любви и теплоты улыбкой. Аксель или Оксана (так, оказывается, на самом деле звали девушку), должна была подойти с минуты на минуту. Оливер весь наполнялся теплом при мысли об этом. Тилль тоже был рад этому, но его симпатия была скорее отеческой, такой похожей на Неле показалась ему девушка. Не внешностью, разумеется…Каким-то неуловимым огоньком в глазах, легкими движениями, интонациями голоса. И доверчивым взглядом. Из-за поворота мелькнуло яркое синее пятно, окаймленное рыжим. - Идет! Все встали чуть ли не по стойке «смирно». Особенно Флаке. Он с тревогой всматривался в лицо подходившей девушки, выискивая страшные шрамы и горечь. Однако девушка улыбалась, помахала рукой. Тилль и Оливер ей ответили, Шнай присоединился. Подойдя, она осторожно оглядела их по очереди. На белом лбу красовался изрядный кусок пластыря. Тилль крепко обнял девушку. Оливер последовал его примеру, ужасно при этом стесняясь. Хрипло кашлянув, Флаке выступил из-за спин ребят и, мямля, протянул ей букет орхидей, который умудрился незаметно выудить из-за спины. - Я… виноват…прости. Это тебе. Если я что-то могу… Мне..так стыдно. Аксель с удовольствием зарылась носом в ароматные и теплые цветы. - Пожалуйста, давайте не будем об этом, герр Лоренц. Ведь все в порядке. И улыбнулась так тепло и открыто, что Кристиану стало стыдно за свои мысли о том, что она могла подать на кого-то в суд. *** Рихард отчаянно теребил край пальто, бредя самым последним. Как и договаривались, они шли в парк, «отдыхать и кататься на аттракционах». С самого начала эта идея показалась ему донельзя дебильной, и он уже решил, что будет вести себя независимо и ни на кого не обращать внимания. И когда подошла девчонка, показавшаяся ему на первый взгляд самой что ни на есть заурядной, он уже приготовился колко ее поприветствовать, но вместе с тем сделать это так, чтобы к нему нельзя было прикопаться. И уже открыл рот, готовясь произнести едкие слова… но тут она посмотрела на него, заинтересованно приготовившись слушать. А он перебирал в голове слова, вдруг ставшие ужасно скользкими и неподходящими, немо шевелил пересохшим языком и не мог оторвать взгляд от чудесных глаз в обрамлении угольно-черных ресниц. Глаза цвета весенней листвы, пронизанной солнцем… солнце коснулось и ее лица – на скулах и под глазами была нежная россыпь золотистых, на первый взгляд незаметных конопушек. Вот она что-то произнесла, протянула руку… Представляется? Торопливо встряхнувшись, Рихард очнулся. - Оксана – повторила девушка, озадаченно смотря на него. Все остальные тоже не отрывали от него взгляд, кроме Дума – он-то таращился на девушку. Цвен осторожно пожал протянутую маленькую, теплую ладошку. - Рихард. - Я знаю. – девушка улыбнулась. И вот теперь он плелся, уперевшись взглядом в ее спину, и ругая себя. Это что ж такое? Что за… бред, простите за выражение? Что это с ним? *** Оливер норовил подстроиться под шаг Ксаны, что ему удавалось с великим трудом - приходилось семенить, так как шажки у нее были короткие, девчоночьи. Но все же он ухитрился это сделать, и шагал слева от нее с таким независимым видом, словно его душа в этот момент и не пела от радости. Украдкой любовался профилем, когда она отворачивалась, разговаривая с кем-то. А делала она это весьма часто. Пауль, аж подпрыгивая от удовольствия, постоянно вставлял какую-то фразу на своем кошмарном русском с железобетонным акцентом. Боже, надеюсь, за его произношение в московской школе он получал люлей от детей. Вот ведь, устроил клоунаду! *** Раммы оказались такими свойскими и милашными, что я и забыла, что существует слово «стеснение». Вот только Рихард меня немного коробил – он сначала даже и здороваться не захотел, только тяжело смотрел, оценивающе так (хотя скорее - цинично). Потом будто нехотя познакомился, и больше рядом я его не видела. Самым дружелюбным и веселым мне показался Пауль. Знакомясь, он протянул руку и гордо отрапортовал: - Привьед! Мьеня зафуд Пауль! Я немнога гафарить по-ррусски. Сказать, что я ошалела – ничего не сказать. - Эм…у тебя хорошее произношение, - нагло соврала я, умильно пожимая аккуратную лапку размером чуть больше моей. Улыбка гитариста стала такой обширной, что я испугалась – еще чуть-чуть, и уголки губ разорвутся от неимоверного напряжения. Теперь он терся неподалеку, постоянно выкрикивая « Чудесный пагода», « Фетер такой сфежий», и тому подобные перлы, заставляющие всех улыбаться. Оливер шел по левую руку от меня, что-то сосредоточенно высматривая под ногами. Я бы с удовольствием взяла его за руку, но, конечно, не могла себе позволить такую вольность. Тилль что-то напевал себе под нос, и, похоже, радовался прогулке как ребенок. Шнайдер… скосив взгляд в сторону, я посмотрела на него. Петух петухом. В смысле, распетушился…тьфу. В общем, распустил хвост, как павлин. Я, что ли, тому причина? Скорее всего, он из той породы, что начинают хорохориться в присутствии любой женщины. Словив мой взгляд, он так неприлично подмигнул, высунув кончик языка, что я глупо хихикнула. Флаке шел справа, довольный и умиротворенный. Вот такой нестройной колонной мы двигались по парку, вызывая всеобщее изумление и восторг. Ну, восторг не я вызывала, разумеется. С чего им вообще пришло в голову сюда меня пригласить? Странный выбор, хотя… я его одобряю. В ресторане было бы не так комфортно и расковано. Вдруг кто-то несильно сжал мою руку повыше локтя. - А ты знаешь, что было предложение - чтобы тебя развлекал я? – умильно спросил Дум. Я недоуменно на него уставилась. - Шнайдер! – зашипел Оливер. – Я ведь тебя предупреждал! Дум невинно поморгал голубыми глазенками, склоняя голову к моему плечу. Не сказать, чтобы мне было неприятно… Это ведь Шнайдер, блин, ну конечно мне было приятно! - Мы еще поговорим об этом, - многообещающе шепнул он мне на ухо и откатился в сторону под тяжелым взглядом Оливера. - О чем это он? – подозрительно уточнила я. Оливер только неопределенно махнул рукой. - Смотри, колесо обозрения! Если он хотел этим отвлечь мое внимание, то у него вышло на «ура». - Прокатимся? – умоляюще попросила я раммов, не сводя восхищенного взгляда с трепыхающихся на высоте двенадцатиэтажного дома зелено-желтых кабинок. Флаке дернулся, словно ему дали под дых. - Там? – отрешенно спросил он, не веря в происходящее. Но Тилль уже стоял у небольшой палатки-кассы. Мимолетом, улыбнувшись, черкнул несколько автографов, и протиснулся к кассирше. - Семь билетов на чертово колесо, пожалуйста, - и выдал такую ослепительную улыбку, что бедная фрау на несколько секунд впала в ступор. Очнулась, беспрестанно улыбаясь, пробила семь билетов, взяла купюру, выдала сдачу. Дрожащей рукой протянула билеты Тиллю. - Не бойся, Флак, мы посадим тебя в середину, - Шнай успокаивающе похлопал клавишника по плечу. Впрочем, он не особо повеселел после этих слов. - Кабинки четырехместные. – пробормотал под нос Оливер. - Я, я Сижу с Оксаной в кабинке! Пауль опрометью кинулся занимать места. Я села рядом с ним, улыбаясь, следом протиснулся Оливер. Еле сев, он до отказа подогнул ноги и жалобно скривился. - Дылда, – прокомментировал Пауль. – Таким, как ты, только по земле ходить! - А ты у нас создан для полетов, Кнопка, - с усмешкой, без тени обиды сказал Олли. Пауль задрал нос. - Ну конечно! - Вот подожди…доедем до вершины, я устрою тебе «полет» - пообещал Дум, усаживаясь на последнее оставшееся место. Флак, Тилль и Рихард уже сидели в соседней кабинке. В их кабинку втиснулся млеющий от счастья паренек лет пятнадцати, но Рихард наградил его таким «добрым» взглядом, что он сделал вид, будто находится в кабинке один. Я помахала им рукой, радостно дрожа от предвкушения. Высота меня никогда не пугала, в отличие от бедного Флака – он дрожал, как осенний лист на ветру, и даже не пытался это скрыть. - Может, Флаке стоит остаться внизу? – с тревогой сказала я. Он покосился на меня с явной благодарностью и облегчением в глазах, и уже начал вставать, как ему на плечо легла увесистая ладонь Тилля. - Ничего. Он у нас более храбрый, чем кажется. Верно, Лоренц? Флаке сглотнул, тщетно пытаясь сбросить руку Линдеманна. - Верно я говорю, Кристиан? – с угрозой в голосе тихо повторил тот. Вздохнув, Флак обреченно приземлился обратно. - Вот так-то! Совсем другое дело! – Тилль показал мне поднятый большой палец, мол, все в норме. Ну-ну. Кабинки качнулись, и мы тронулись. Отводя глаза от ребят, я мельком ухватила взгляд Круспе, направленный на меня. Острый такой, с неприкрытой…жаждой? Ну и тип, просто жуть берет! Никогда бы не подумала, что в жизни он такой. А хотя… фиг с ним. Вот Оливер – как раз мой формат… Высокий, милый, надежный. Размечталась, курица. Ну-ну. Ну а что нет? Все как в сказке выходит. Неспроста ведь он кидает на меня такие взгляды. Земля понемногу удалялась вниз. Ветер тут же запустил пальцы в мои волосы, и они огненным полотнищем затрепетали на ветру. Пряди пару раз прощекотали Оливеру по лицу, и он фыркнул. - Извини, - я сконфуженно собрала волосы и перебросила через правое плечо. Сказать, что город был неописуемо красив, значит – ничего не сказать. Я вспомнила свои потрясающие сны, где я летаю над спящими домами. Внизу, далеко-далеко, виднеются оранжевые, теплые пятна фонарей, а сверху – лишь я, обнаженная, со струящимися по телу распущенными волосами. И луна, большая, как хлебный каравай. Воздух просыпан серебристой звездной пылью, щекотящей кожу так осязаемо, что и после пробуждения еще долго чувствуешь эти невесомые, колкие прикосновения. И несмотря на то, что простиравшийся под нами город был заботливо укутан пелериной рассеянных солнечных лучей , воспоминания были так ярки и ощутимы, что я прикусила губу, возвращаясь в реальность. Которая, к слову сказать, была ничуть не хуже мечт – оказалось, пока я была в раздумьях, рука Оливера нашла мою и накрыла ее. - Маленький ковшик. – он ее бережно покачал. Я с волнением следила за его действиями. Неужто не показалось? Вправду, я нравлюсь ему? Тому, кого не могла представить и в самых смелых мечтах? Олли поднес мою ладонь к губам и запечатлел на ней легкий, почти невесомый поцелуй. *** При виде того, как Ридель ласкает губами ее руку, меня взяла такая злость, что я готов был перепрыгнуть в их кабинку и скинуть этого долговязого донжуана вниз. Представил, закрыв глаза, как он летит вниз головой, как распростерлось на земле его изломанное, бездыханное тело, с торчащими костями, в багряном кровавом мареве. Вздохнул. Стало немного легче. Когда я открыл глаза, он уже отпустил ее руку. Мы понемногу двигались вниз. Даже утренняя красота этого обычно мрачного города меркла в сравнении с ее улыбкой. Рука на автомате нашарила смятую пачку сигарет, пальцы судорожно чиркнули зажигалкой. Ну же, никотиновый монстр. Дай мне сил пережить это утро. А потом все будет как обычно. Иначе не может и быть. *** Тилль аккуратно придвинулся к Флаке. - Что это с Рихой? – прошептал он, почти касаясь губами его уха. Флакон, полностью сосредоточенный на том, чтобы не умереть от страха, недоуменно вскинул глаза. Потом посмотрел на Рихарда – тихого, словно пришибленного. Со сверкающими из –под темных бровей глазами. И осознал невероятное – Круспе с момента их появления здесь не произнес ни единого слова! Да никогда такого не бывало! - Может, заболел? – предположил клавишник, не сводя с Цвена глаз. Вроде здоров на вид… Тилль только помотал головой и вздохнул, незаметно сделав жест в сторону соседней кабинки. Там Аксель и Оливер весело щебетали о чем-то и выглядели так, будто знали друг друга сто лет. - Да ну? - Флаке так изумился, что забыл о необходимости контролировать громкость голоса. Рихард повернул голову в их сторону, Тилль тут же начал что-то напевать под нос, увлеченно разглядывая пейзаж. - Когда опасность миновала, Флаке прошептал: - Ты уверен? Эта девочка? Да он ее впервые увидел сегодня! Тилль улыбнулся, покачав головой. - Дружище, у тебя есть недостаток, застилающий тебе глаза в этой ситуевине. Флакон сощурился. - И какой же, интересно знать? – упер руки в боки. Улыбка Тилля стала еще шире. - Ты любишь свою жену, - любезно пояснил он. Рот Флаке захлопнулся, а глаза вытаращились. А ведь и правда! -А..ну.аа ты? - А я? А я уже давно ищу смысл жизни в ином. Вдобавок, она так похожа на мою Неле. – Тилль ласково покосился на Оксану. – Не находишь? Флаке горестно подумал, что все это заварил он. И все же… не будь Круспе таким засранцем… Вот сам все и заслужил! Теперь пусть смотрит, как с Оксаной флиртует Оливер. В наказание за вредность. И впрямь, что-то он Неле есть. Хотя бы чертячий огонек в глазах взять. - А Пауль и Дум? Лицо Тилля стало строгим. - Пауль заговорит до смерти любого, кто окажется в пределах его досягаемости. Вероятно, она тоже ему понравилось, но не думаю, что из этого что-то выйдет. - Но Шнай вокруг так и вьется! - Ты меня невнимательно слушал. Я ведь говорил, что она напоминает мне дочь. По-твоему, я бы разрешил такому юбочнику, как Дум, ухлестывать за моей дочкой? Флакон захихикал, представив последствия такого поведения Дума. Но все же Аксель – не его дочь, и вообще они ее не знают почти… Хотя какую-то долю ответственности после произошедшего безусловно несут за нее. Да и что тут думать о других… Видно же, как Оливеру и Аксель хорошо вдвоем. Словно остальных и рядом нет. Флакон с нежностью посмотрел на парочку, вспомнил Дженни. Скоро я буду дома, мысленно пообещал он ей. Совсем скоро, любимая. *** Надо взять у нее телефон. А хотя, лучше позову ее куда-нибудь вечером. Ну же, Ридель, смелее, не 15 же лет тебе! Они стояли в небольшой очереди у тира. Протискиваясь к Оксане, я почувствовал цепкую руку на плече и с неудовольствием подумал, что снова кто-то хочет сфотографироваться. Но, обернувшись, я признал в прицепившемся Рихарда. Он опять был зол – рот был упрямо сжат, глаза сверкали, лицо исказилось. Швырнув подальше окурок, он вцепился в меня и второй рукой. - Круспе, ты сдвинулся? – недовольно поинтересовался я. Не отвечая, он сжал руку в кулак и врезал мне по челюсти. Довольно-таки ощутимо. Я так растерялся, что сначала и не подумал сопротивляться. Да он что, перекурил? Но тут я увидел, куда направлен его взгляд. На испуганно вскрикнувшую Оксану, зовущую Тилля. Ясно, откуда ветер дует. Я почувствовал, что зверею. Легко сбросив руки Цвена, я с силой толкнул его. Он растянулся на земле, попытавшись вскочить, но я уже сидел на нем и бил, бил, бил по накрашенной мордашке. Его рука схватила меня за горло, но слабо. Он тщетно пытался меня скинуть. Не той категории соперника выбрал, принцесска. По кулакам сбегала кровь. Не моя, конечно. Прекратив месить лид-гитариста, я оглядел его и ужаснулся. На лице живого места не было. Вокруг люди испуганно таращились на меня. Ребята оцепенели в безмолвном ужасе, как и Оксана. Она переводила взгляд с меня на него. Подошла, требовательно оттащила меня в сторону. Присела рядом с Круспе, ласково погладила по голове, зовя его по имени. Он с трудом открыл глаза. Сцепив зубы и ненавидя себя, я слепо побрел по парку прочь. *** В глазах Рихарда было столько боли, что мне стало стыдно за свои плохие мысли о нем. Придерживая его голову, я аккуратно стирала кровь. Он что-то шептал, смотря мне в глаза. - Тссс,- я ласково приложила палец к его губам. Боже, что только нашло на Оливера! Неужели из-за…меня? Но я и так уже знала ответ. Да, не так я себе все представляла, совсем не так. Уложив его голову себе на коленки, я попросила Пауля принести воды. - Врача нужно? – омертвевшими губами спросил Дум. Внимательно осмотрела лицо Рихарда. Одни ссадины и кровоподтеки, хотя их довольно много. - Голова кружиться?Тошнит? Он отрицательно помотал головой. Сплюнул кровь – по подбородку потекла кровавая жижа. - Не нужно. Ему нужно полежать, и все. Прибежал Пауль с водой – непривычно серьезный, притихший. Намочив салфетку, я сначала протерла ею лицо Рихарда, выбросила. Намочила еще одну, приложила к голове. Он блаженно застонал, сжав мою ладонь. Я ласково гладила его мокрые щеки, пытаясь успокоить. Жесткая щетина приятно покалывала кожу. Тилль пытался разогнать толпу, но безуспешно. Я почувствовала пару ярких вспышек. Ну все, конец. День, обещавший быть самым лучшим в моей жизни, медленно и неотвратимо превращался в кошмар. По лицу покатились слезы, одна из них упала на щеку Рихарду. Он открыл глаза. Провел рукой по щеке, очень нежно. И тихо попросил: - Поцелуй меня. – голос был жалобный, срывался на хрип. - Рихард, тут всюду люди и фотографы. – я убрала прилипшую прядку со лба. - Плевать. Поцеловать? Но как же Оливер… Но голубые льдистые глаза смотрели так моляще, из уголка глаза скатилась одинокая слеза. Как будто лед в глазах начал таять… Набрав в грудь воздуха, я наклонилась и крепко прижалась своими губами к его, ощущая солоноватый привкус крови. Краем уха услышала присвисты и вздох Тилля. Да, влипла ты, Окс. Ну зато это лето вышло не таким скучным, как ты опасалась, верно? Откинувшись назад, я молча смотрела на толпу. На озаренные радостной страстью лица. Они уже предвкушали, за сколько продадут эту историю таблоидам. И я была по ту сторону. Но с этого момента слишком многое случилось. Достаточно, чтобы умереть и воскреснуть вновь. Перед глазами все еще стоял Рихард, ударяющий Оливера по челюсти. С ненавистью и остервенением. - Зачем ты это сделал? Жестокие глаза смотрели не на меня. Взгляд упирался в небо, и в радужке отражались проплывающие пушистые облака. - Потому, что никому не позволено вставать у меня на пути. – иссеченные в кровь губы разъехались в непослушной улыбке. В груди болезненно сжалось. А что ты ожидала услышать? Глупая, глупая девочка. Осторожно встав, я отряхнула платье. Поле синих цветов густо оросили кровавые горошинки. Осторожно переступив через Рихарда, я на негнущихся ногах пошла к выходу из парка. Не оборачиваясь на зовущие меня голоса. Ничего никому не говоря. Просто чувствуя, как меня переполняет жалость от отобранной у меня сказки, и боль. Своя и чужая. Какие же мы злобные твари, люди. *** И я не смог ей это сказать. Люблю тебя? Да она подняла бы меня на смех, ведь мы знакомы несколько часов, и даже парой фраз не успели перекинуться. Но я хотел, правда. Я пытался. Что же меня удержало? Страх быть отвергнутым? Боязнь, что меня осмеют? И губы произнесли совсем не то, что я хотел. Я видел, как в ее глазах что-то умерло. И я буду ненавидеть себя за это до конца своих дней. Проходя мимо вереницы девиц, я остановился возле предпоследней. Вульгарное лицо, безвкусные тряпки. Но – рыжие волосы, пробудившие боль в груди. Молча ткнув пальцем в рыжую, я отправился в комнату борделя. *** Поговорив по скайпу с детьми, я вырубил ноутбук и долго сидел в темной комнате, размышляя, в какой момент я потерял над собой контроль. Когда понял, что не только я, но и Рихард хочет ее? Нет, гораздо раньше. Когда увидел, как солнце играет на ее рассыпанных по асфальту волосах. Когда меня коснулся ее запах. Когда я пожал ее руку, каждой клеточкой вбирая в себя ее тепло – а она ее не отдернула. Опустошив вторую бутылку текилы, я бросил взгляд на часы. Где она? Спит? Может, ее уже нет в этом городе. Как же тоскливо… *** Аэропорт гудел голосами людей и отзвуками взлетающих самолетов. На душе было болезненно-пусто. Вздохнув, я встала со скамьи. Прощай, Берлин. Странно, но снующие вокруг люди совсем не раздражали. Они не звонили, не приходили. Да и было ли им это нужно? Глупая, глупая девочка. Ну пойми уже – не бывает сказок. И если тебя по счастливой случайности не сбила насмерть машина, это еще не значит, что все будущее будет безоблачным. Нет, жизнь снова даст тебе под дых, как только ты расслабишься. Полет пролетел незаметно. Наверное, потому, что все существующее погрязло для меня в серой противной мути. Дома меня ждала пустая, холодная квартира – родные были в гостях и вернуться лишь через несколько дней. Вообще-то планировалось все так, что семья синхронно соберется с отдыха, но я вернулась домой раньше на неделю. Хотя, что такое неделя в одиночестве? Ровным счетом ничего. Однако, открыв дверь в квартиру, я не обнаружила в ней пустоту. В гостиной горел свет. Пройдя туда, я с радостью обнаружила ждущих меня друзей – Вивьен и Чека. Они усердно накрывали на стол. - Как узнали, черти? – с улыбкой тепло спросила я. – Я не говорила родителям! Вивьен хитро на меня посмотрела. - А это так важно? - Вообще-то, мне пофиг. – расслабленно пробормотала я в плечо обнявшего меня Чека. – Чай горячий? - Подожди ты с чаем. У нас для тебя кое-что есть, - Чек с Вив переглянулись. – Оно в комнате. - Оно? – я заинтересовалась. Им в голову могло взбрести все, что угодно – от банального торта и вывески « с возвращением» до какой-нибудь диковинной зверюшки вроде варана, которого Чек подарил мне на прошлый Новый Год. Зверь был неумолимо отправлен мной в зоопарк под горестные вопли о том, что его зовут Зубастик и Чек выбирал его для меня со всей любовью и убил на это кучу времени. - Иди уже! – дружно прокричали друзья, нетерпеливо переминаясь. Вздохнув, я взяла сумку и потащилась в спальню. Открыв дверь, в полутьме я ничего сначала не заметила. Потянула носом – ничем опасным или вкусным не пахло. И вдруг заметила, что компьютерное кресло отодвинуто от стола к окну, и в нем кто-то…сидит? Чертыхнувшись, я дернула выключатель. От яркого света в голове помутилось, и я не сразу сообразила, что за человек ожидал меня на кресле. А когда поняла… - Рихард? – одно слово, но сколько эмоций оно в себя вместило! И радость, и изумление, и испуг, и…любовь. Он улыбнулся, немного стянуто – видимо, рассеченные губы еще давали о себе знать. Я забыл тебе кое-что сказать, - пояснил он. – Ты спрашивала, зачем я это сделал? – он неспешно поднялся с кресла, подошел ко мне. Легко убрал выбившуюся из косички прядку. Наклонился к моему уху и тихо, на самой грани слышимости, прошептал: - Потому, что я люблю тебя. КОНЕЦ!