Море перед глазами

Мисаки с самого начала знала, кто из класса 3-3 образца этого года мертвец. На выборы главы контрмер, в самом начале года, она собиралась долго и тщательно, знала, чувствовала кожей: это начнется сегодня, сейчас. Ноги сами несли ее к школе, хоть идти не хотелось. Она не была так уж напугана, считая саму идею проклятия класса 3-3 чем-то вроде красивой выдумки, помноженной на ряд чудовищных, страшных злоключений, но все же не чувствовала себя комфортно. Наверное, так думали и многие из ее одноклассников: на их лицах она не заметила ничего, кроме пытливого любопытства и нетерпения. Говорят, что самое страшное – это неизвестность, внезапное затишье перед бурей. Вот уж правда. - Дорогие учащиеся, - официально и громко начал Кубодэра-сенсей, пытаясь придать сказанному убедительности, а себе – уверенности и силы. – Рад приветствовать вас в классе 3-3. Кто-то из учеников издал нервный смешок, хотя смешного в сказанном было мало. Все происходящее все больше походило на глупый, плохо режиссированный фарс, и Мэй быстро заскучала, перестала слушать. Стоило закрыть глаза, как перед ней вспыхивало море, искрящееся чистой, незамутненной голубизной. Мэй готова была поклясться, что слышит тихий рокот волн, разбивающихся о берег, и крики прибрежных чаек. Она бы многое отдала, чтобы оказаться подальше отсюда, на семейной вилле, к примеру. Соленый, с привкусом песка и солнца воздух быстро бы вернул ее к жизни, как бывало уже не раз. Интересно, успеет ли она побывать у моря еще разок до того, как все начнется? Мэй точно знает, что начнется, кто бы что ни говорил и ни делал. В этом году смерть неизбежна. Не все ее одноклассники, хорошие, по сути, люди, доживут до выпуска. В классе наглухо закрыты окна и пахнет кровью и гнилью. Смертью. Быть может, Мэй вновь поймала один из острых осколков прошлого (сколько же всего страшного, жестокого произошло в этой комнате за последние двадцать шесть лет?), как случалось уже не раз, и черная тень обойдет их стороной. Быть может. Мэй должна была проверить - если ни ради себя самой, то ради людей, которые по воли судьбы или чего другого оказались с ней в одной старой, прогнившей, раскачивающейся из стороны в сторону лодчонке. Она оглядела всех одноклассников по очереди внимательным, цепким взглядом. Ничего. Ни единого подозрения. Что ж, это хорошо и плохо одновременно. Либо мертвеца с ними нет, либо ее обычного зрения не хватает, чтобы его разглядеть. Скорее второе. Ощущение угрозы, будто сноп искр, так и витало в воздухе. Ошибки быть не могло. Чужак рядом: ждет, пялится на них своими черными, пустыми провалами глазниц. Голодная собака, готовая сорваться с цепи. Мэй резко выдохнула и, не давая себе и шанса опомниться, сорвала повязку с особого, сделанного Кирико, глаза. Глаза, способного увидеть вещи, которые принято не замечать. Глаза уникального, обладающего неясной, почти что волшебной силой. Не так давно Мэй пообещала сама себе, что спрячет глаз навсегда, откажется от него. Тогда она была уверена, что справится со всем и без него. Ошибалась, как всегда. Первые мгновения мир шел волнами, мелко пульсировал и дрожал на невидимом ветру, но вскоре успокоился, замер, будто омертвел. Мэй как следует проморгалась и, увидев желанное, в ужасе распахнула глаза. Она хотела было закричать, застонать от ужаса, прижать ладони ко рту, но вовремя осеклась, лишь отерла вмиг пересохшие губы. Крик, настоящий, сочный, идущий из самого сердца, застыл у нее на губах, сильно оцарапав горло. Не то чтобы ей было по-настоящему жалко кого-то из присутствующих одноклассников. Она их толком не знала, и потому не могла искренне жалеть. Нет. Мэй ужаснулась количеству грядущих смертей. Цветами смерти, будто одеждами, были окутаны восемь из нее одноклассников. Восемь. Так много людей не умирало ни разу за все двадцать шесть лет. Восемь потенциальных жертв проклятия класса. Но где же виновник? - Не может быть, - выдохнула Мэй, отыскав взглядом мертвеца. Сердце ухнуло вниз и на мгновение будто перестало биться. Только не она, не Рэйко-сан. - Мисаки, у вас все в порядке? – голос Рэйко-сенсей теплый, а вот руки наверняка холодные. Сегодня на перемене Мэй случайно услышала слова Акадзавы о том, что у мертвецов руки непременно должны быть как лед. - В полном порядке, сенсей. У всех урок математики, но Мэй на это плевать. Примеры, формулы и числа проплывают мимо нее, не задевая. Ее парта давно испорчена, но она все равно пишет, буквально вгрызаясь ручкой в твердую, одеревеневшую плоть парты, одну короткую фразу: «Кто мертвец?» Конечно, Мэй и так это знает, теперь знает. Но вот остальные – нет. Что-то подсказывает, что спросить ее они не догадаются. И ладно. Рэйко-сан выглядит почти живой, настоящей. Только вот в глазу, чуть сбоку от зрачка, у нее черное пятнышко, черная ниточка гниения. Не нужно никаких волшебных глаз, чтобы видеть это, но никто не выбегает из класса с криком. Некоторые вещи принято не замечать, таковы правила. - Нужно решить, кто будет несуществующим учеником в этом году, - в голосе Идзуми сталь. – Как насчет Мисаки Мэй? Мэй, что ты сама об этом думаешь? Все думают, что в классе 3-3 один мертвец, но Мэй знает, что это не так. Все здесь мертвецы, хоть и не знают об этом. Вместо ответа Мисаки пожимает плечами, у нее в ушах и перед глазами - море. Она словно не здесь, а далеко-далеко. Если ее соученикам так хочется зарыть живьем свою последнюю надежду, она не станет им мешать. Пусть развлекаются.