Сомнительная верность

Форестье поправил слишком туго затянутый воротничок и вздохнул. Недюжинный интерес Дюруа к его жене становился все заметней и заметней. Да, Жорж всегда был тем еще казановой, но большее беспокойство ему внушало поведение Мадлен. Конечно, у нее было много поклонников, но до этого Форестье не сомневался, что Мадлен ему не изменяла, даже не допускала такой мысли. А сейчас... При еще живом, хоть и больном чахоткой муже крутить роман с его другом – это просто наглость. Форестье поперхнулся воздухом и зашелся в приступе кашля. Нет, все-таки нельзя так нервничать, ведь говорили доктора, что спокойствие для него куда полезней нервозности. Мадлен ведь красивая, молодая женщина – что такого в том, что она кокетничает с галантным мужчиной? У самого Форестье никаких иллюзий про свою неотразимость и успех у женщин не было уже давно – все это осталось в прошлом, когда он, только окончивший службу, приехал на неделю в Нормандию и умудрился закрутить бурный роман с провинциальной дворяночкой-красавицей Мадлен. Который, как и положено сказкам, закончился не менее бурной свадьбой и переездом молодой четы в Париж под прощальные всхлипы родителей жены. Приезд в Париж, попытки хоть где-то устроиться, в которых характер бывшего вспыльчивого, как порох, солдата, постепенно смягчился, а место чести на Олимпе его жизни заняли уважение и деньги – вещи, куда более полезные в невоенной обстановке. А потом у Шарля обнаружилась болезнь, а у жены – выдающиеся журналистские способности. А отправившись в редакцию «Французской жизни» и став ведущим колонки политики, Форестье сознавал, что фактически вся его слава – слава его жены. Сам он едва ли написал что-то интересное. Первое время это заставляло кровь кипеть от обиды, когда казалось, что сослуживцы, знакомые с женой, что-то подозревают и утонченно над ним насмехаются. А потом кровь поутихла, да и болезнь усмирила характер бывшего солдата. Но сейчас это чувство опять появлялось, и Форестье усмирял его со все большим трудом, убеждая себя, что это нормально, что Мадлен по-прежнему его если и не любит, то хотя бы уважает. Но в то же время вырастало желание доказать Дюруа, что он еще чего-то стоит, что еще не время его заочно хоронить, но и оно постепенно гасло, оставляя в больной душе только угольки злости, не разгоревшиеся в пламя, а только подстегивающие мелочные обиды. Экипаж покачнулся и остановился напротив его дома. Покашливая, Форестье уплатил извозчику четыре франка и подошел к двери. Ведь пока он жив, Мадлен все-таки еще его жена, так что Дюруа придется найти себе кого-нибудь другого, а уж в отпущенное ему время он еще успеет насладиться Мадлен.