По дороге в Безмятежность

И вот, когда все вроде бы закончилось… Когда миновали все возможные кризисы. Когда Стив перестал выскакивать по ночам под дождь, чтобы найти и привести обратно. Когда прекратились ломки. Когда исчезла необходимость в убежище, и все наемники наконец-то отказались от преследования. Когда Хилл перестала раз в неделю привозить свой медицинский кейс и выкладывать на застеленный одноразовым полотенцем стол капсулы и шприцы: вот это снотворное, вот это аналог рогипнола, но совершенно безопасен, вот это еще одно экспериментальное лекарство… Когда по ТВ прекратили крутить панически бестолковые ролики. Когда позвонила Наташа, сказала: «Они нашли какую-то новую красную тряпку, горизонт чист, тут уже можно дышать, приезжай… те». Когда Стив в первый раз положил ладонь на металлическое плечо и его руку не скинули, то ли в испуге, то ли страхуя от следующего за прикосновением рефлекса: перебросить через себя и раздавить кадык коленом. Первые три раза Стив летал через всю комнату, это правда. Потом научился бесконтактно уходить от ударов. В общем, когда это умение — зафиксировать, не навредив — перестало ему требоваться. Когда все стало хорошо… — Я к этому готов, — сказал Баки. Он сидел на кровати, упершись локтями в расставленные колени, а кулаками — в щеки. На нем были треники и простая черная майка, волосы неряшливо собраны в хвост… Стив не замечал раньше, каким домашним и неопасным он выглядит во всем этом. Наверное, потому, что у него как-то не было времени думать о таких вещах. — Этого стоило ожидать. В конце концов, это даже справедливо, — Баки потер скулу согнутым указательным пальцем. Нужно бы сказать ему, чтобы побрился. Отправляя Баки в ванную, Стив тоже теперь чувствовал себя бесконечно счастливым: ему больше не приходилось следить, не берет ли тот в руки слишком опасные предметы. И не сделает ли он что-то с собой… — Это не справедливость, а политическая клоунада, — скривился Стив. — Если бы я не знал, как они проводят эти суды, возможно, считал бы так же, как ты. Но я достаточно насмотрелся. Это будет показательный процесс… Из тебя сделают пугало, инструмент пропаганды… Господи, я отлично знаю, что такое пропаганда, со времен войны тут ничего не изменилось. Это цирк, Бак. И ты не можешь в этом участвовать. — Но я должен, — с легкой отрешенной улыбкой сказал Баки. Стива давно уже пугала эта его зацикленность на собственной вине. Вина была как бомба замедленного действия, как занесенная в рану инфекция, пока еще дремлющая, но способная в любой момент спровоцировать лихорадку, гангрену, агонию. Стив не знал, как бороться с этой виной, и поэтому просто старался быть рядом и отгонять дурные мысли и сны. В детстве Баки как-то — был такой период, жаркое, душное лето, Стив помнил это, как сейчас — начали сниться кошмары. Совершенно фантастические, будто из кинофильмов, только еще страшнее. Про каких-то вооруженных монстров, витые башни адской высоты, распадающуюся на части землю. Баки вырывался из мокрого от пота одеяла, стаканами пил воду на кухне, а потом вылезал в окно и шел к Стиву, потому что одному было совершенно невыносимо, а попросить маму прогнать кошмар поцелуем в лоб он уже стеснялся. И вот Стив, лежа в темноте напротив Баки и глядя в его блестящие глаза, придумывал продолжения его кошмарным историям, чтобы все заканчивалось хорошо. Землетрясение разорвало асфальт перед домом, так что ты остался на одном куске, мама с сестрами на другом, а кругом лава? А ты представь, что умеешь прыгать далеко и ловко, и всех, разумеется, спасаешь. Город заливает чудовищная черная волна? Тут, конечно, нужно собирать всех и подниматься на самую вершину Крайслер-билдинг. Гонятся непонятные солдаты, гуталиново-черные и со свиными пятачками? Но у тебя же есть верный друг Стивен Роджерс, Супер-Стив! Одной левой он сметает ряды врагов, и пули отскакивают от могучей груди… Баки ржал — и прекращал вздрагивать и кусать губы. Сейчас умение придумывать счастливые концовки Стиву уже не помогало. Но зато он мог прижать к себе мокрого, лежащего с открытыми глазами Баки, мог шептать ему, что все уже хорошо, и это только сон… или это не только сон, но все было так давно, так чудовищно давно… Мог заставить кошмар уйти, мог отогнать вину. Он же, в конце концов, все тот же верный боевой товарищ Супер-Стив. Только Баки уже не смеялся. Кивал, послушно пил воду, таблетки, и укладывался щекой к Стиву на грудь, вздыхающий и горячий, как больной пес. А Стив понимал с безнадежным отчаяниям, что однажды его часовой механизм сработает. И тогда Стиву придется приложить все силы, все свое умение верить в хороший финал, даже если нет совершенно никакой надежды. Потому что потерять Баки еще раз он просто не может. Ему никаких сил не хватит на это. И вот механизм сработал. Стиву сообщили, что Баки будут судить как военного преступника. Толпе и журналистам нужно дать хоть кого-то, чтобы они налакались крови и успокоились. Чтобы оставили в покое Наташу, Клинта Бартона и других, почти не знакомых Стиву людей, которые создали себе неважную репутацию, но хотя бы… выглядели как люди. А не как стремительные и безмолвные призраки со стеклянными глазами. Страна Стива Роджерса пыталась избавиться от своего главного страха. Стив не мог ее в этом винить. Но и отдать им Баки он тоже не мог. Поэтому он сел рядом с ним на постель и сказал, слегка толкнув плечом: — Ты этим стервятникам не достанешься. Не теперь. — Вопрос: что ты тогда предлагаешь? — отозвался Баки без особого любопытства. Если бы не тема, это был бы их обычный утренний разговор. Они часто сидели так после своих разминок и пробежек, в ожидании финального скрипа кофеварки и разговаривали о ерунде. Но это была важная ерунда. Баки отказывался вести блокнот, как делал Стив («У меня отличная память, не то, что у тебя, склеротик!»), зато вытаскивал что-то новое для себя из любой пустой болтовни, радио в машине, телепередач, фильмов, которые они теперь смотрели запоем. Систематизировал все это играючи: никаких табличек с датами, никакого выписывания в столбик новых слов… У него и впрямь была отличная память, он не шутил. Впрочем, он всегда успешно учился. И вот все это: постепенно приходящего в себя Баки, их шутливую возню по утрам, споры кому вставать и идти готовить завтрак, их вечера перед телевизором, робкие вылазки в большой и прекрасный современный мир, — у Стива собирались отнять. «Ну уж нет», — подумал Стив и выругался замысловато, так, как не позволял себе вслух. А потом сказал: — Думаю, нам нужно исчезнуть. Баки фыркнул насмешливо: — В мире не так много мест где ты рядом со мной будешь в безопасности. Стив собирался было возразить что-то про собственную безопасность, которая не главное, главное, чтобы Баки… но плотно сжал губы и не сказал ни слова. Только глаза стали растерянными, будто он с размаху налетел на невидимую преграду. Или наоборот — нащупал дверцу там, где вроде бы шла глухая стена. Баки смотрел на него исподлобья, чуть усмехаясь, небритый, мрачный и забавно лохматый. Молчал тоже. Только спрашивал глазами: «Ну что, дошло, капитан? Ты больше не один на этой войне, я собираюсь прикрывать твою спину так же, как ты прикрывал мою. И только попробуй не позволить мне это…» Стив посидел рядом с ним какое-то время, дергая себя за воротник футболки, а потом сгреб Баки в охапку, как медведь-гризли. И проговорил ему в макушку: — Есть одно место. Там в безопасности будем мы оба. Маленькое государство, никому и в голову не придет нас искать. Сейчас внешняя политика не в приоритете, экспансии туда не планируется… — И? — спокойно спросил Баки, устраиваясь чуть удобнее. Его плечо холодило Стиву подмышку. — На какое-то время о нас забудут. А когда я понадоблюсь стране, то понадоблюсь вместе с тобой… Баки помолчал, обдумывая его слова. И наконец кивнул: — Отличный план. Но с чего бы какой угодно стране принимать нас с распростертыми объятиями? Стив медленно выдохнул. Раз Баки заинтересовался технической стороной вопроса, значит, есть шанс вытащить его из этой судебной мясорубки. Хотя… Стив никогда не понимал, что у него там в голове и почему он приходит к тем решениям, к которым приходит. Смутно догадывался, но не понимал. И просто старался передать ему в каждом прикосновении: я не хочу остаться без тебя снова. Давай уже, прекращай взваливать на себя всю эту вину… Тебе вовсе не обязательно тащить ее в одиночку. В конце концов, у тебя есть верный друг, Супер-Стив… — Есть один парень. Не последний человек в тамошнем правительстве, насколько я знаю. Он может помочь. — Ну конечно. Он тебе должен, да? — В каком-то смысле. — О, Стиви… Никогда бы не напомнил о долге, если бы не оказался в полной заднице, верно? — на этот вопрос не нужно было отвечать, Баки и без того отлично знал ответ. Стив нахмурился, между бровей пролегла складка, делая идеальное лицо чуть более живым, человеческим. — Так куда мы с тобой едем? — В Гильбоа. Их нынешний глава кабинета министров… И тут Баки замер, зажмурился и расхохотался. Сначала это были два коротких, давящихся смешка, как будто он не хотел выпускать смех наружу — или попросту отвык смеяться вслух. А потом он прекратил себя тормозить и согнулся пополам, обхватывая колени ладонями и заливаясь хохотом. Стив, не в силах удержаться, хмыкнул пару раз, хотя совершенно не понимал, что вызвало этот непривычный приступ веселья. Не истерического, Баки смеялся искренне, заразительно, переливисто. Он провел по глазам ладонью, убирая упавшие на лоб прядки, и сказал хрипло, еще задыхаясь от смеха: — Роджерс, ты даже не представляешь, насколько везучий. Я ведь работал там в середине восьмидесятых… — Ты не можешь помнить! — возмутился Стив. — В твоем деле сказано… — Во-первых, я тоже читал свое дело. А во-вторых, невозможно стереть память полностью… Ты не знал? Такого не бывает. Две-три недели полной тишины, но затем воспоминания возвращаются. Такими короткими яркими вспышками… Не все, не полностью, и никогда — важные, но мне вполне хватало. Разумеется, я никому об этом не говорил. Они кое-что знали, но им были важны не только мои боевые качества, но и мой интеллект, так что они не принимали меры против остаточных воспоминаний, тем более, что они не касались… главного. Думаю, я стоил слишком дорого, чтобы меня калечить… Так что войну в Гильбоа я помню неплохо. Стив смотрел на него расширившимися глазами. Он давно уже не слышал от Баки настолько длинных и настолько откровенных монологов. Тот предпочитал отмалчиваться, отвечать уклончиво, и Стив обходил неприятную тему, как замаскированную ловушку, делал вид, что проблемы не существует. И вот Баки заговорил об этом сам. Легко, как о погоде или о вчерашнем фильме. — Так ты участвовал в создании независимого Гильбоа? — спросил Стив напряженно. — Тебя купили мятежники? — Взяли в аренду, насколько я понимаю. Мной мог вполне воспользоваться и Геф, но у военного лидера восставших, Сайласа Бенджамина, в то время уже была нефть, а значит — деньги. Много денег. Я провел три или четыре операции в общей сложности. Вполне успешные, поищи отчеты в моем досье, если хочешь. — То есть, — тихо рассмеялся Стив, — они должны и тебе? — Со мной они расплатились. Сайлас здравствует? — Это… долгая история. Давай посмотрим хронику войны за Порт Изобилия в самолете? Я сейчас скачаю, я видел в сети отличный фильм с субтитрами…Ты… В общем, ты очень удивишься. Баки потер лоб. — Роджерс. Везучий сукин сын. Ты ведь уже придумал, как мы выберемся из страны, с моими-то приметами? — Конечно, — беззаботно улыбнулся Стив, меняя сим-карту в телефоне. — Во-первых, меня отлично научили науке маскировки. А во-вторых, — тут он посерьезнел, — пришло время спрашивать с должников, как ты это называешь. Нам помогут. А сейчас не мог бы ты побриться? Странно, но они действительно были похожи. Стиву казалось, что сходство — это выдумка, что он вообразил его себе, потому что в ту ночь словно очутился в злой и страшной сказке: мозг просто отказывался адекватно воспринимать реальность. И потому еще, что для него меньше полугода прошло со смерти Баки, и любой парень с глубоко посаженными светлыми глазами, выпяченной верхней губой и ямочкой на подбородке начинал напоминать человека, которого Стив должен был спасти и не спас. И которого спасал поэтому в облике принца Джека Бенджамина. Которого спасал потом под личиной Зимнего солдата. Которого спасал сейчас. Баки ненавидел быть в должниках. Заговори они об этом всерьез, сказал бы, наверное, что Стив уже сравнял счет за разбитые носы и оторванные пуговицы обидчиков. Что они наконец-то в расчете, пора прекращать эти спасения друг друга и заняться уже чем-нибудь нормальным. Правда, Стив отдавал себе отчет в том, что они вряд ли когда-то действительно об этом поговорят. Поэтому он просто смотрел на Баки, пока тот с недовольным видом устраивался в слишком низком по его мнению и слишком современном кресле. Хромированном, с жесткой кожаной спинкой и такими же подлокотниками. Лицо Баки теперь слегка заслонял пышный букет из цветов и листьев, и мягкий свет из-за портьеры делал его чуть резче и моложе. Они действительно были похожи, как братья. Баки — крупнее, шире в плечах, массивнее. Принц — тоньше, особенно в своем узком сером костюме, более светловолосый и куда более нервный. И все же сходство оказалось несомненным. Это удивляло Стива. Хотя его удивляло практически все в этом странном городе, растущем прямо из гудящей от нефти земли. — Нами вообще сегодня займутся? — зевнув, спросил Баки. За принцем-министром только-только закрылась дверь, его голос еще слышался в коридоре — звонок, похоже, был очень срочный. — Думаю, он отдаст распоряжение на наш счет, как только сможет. — То есть еще два-три часа придется слоняться здесь? — Плохо быть в гостях инкогнито, никто о тебе не позаботится. Зато мы можем устроить себе маленькую экскурсию по дворцу. Здесь все изменилось с твоих времен? — В мои времена Шайло еще не существовало, Стив, — усмехнулся Баки. Пружинисто поднялся и прошелся по сумрачному залу, разглядывая изящные, очень реалистичные картины на стенах, выполненные удивительно тонкими и легкими мазками. Это были урбанистические пейзажи или монументальная природа Гильбоа: то пышная и зеленая вблизи рек, то пустынная, гористая, безжизненная и величественная. Стив, не в силах сидеть, созерцая проклятый разлапистый букет, подошел к Баки и остановился за его спиной, отразившись в закрывшем картину стекле. Баки смотрел, не мигая. Его лицо в отражении было спокойным и сосредоточенным, хотя на самом деле он, как был почти уверен Стив, скептически улыбался. Для него все эти истории о чудесах, о коронах из бабочек были не более чем суеверной выдумкой, и, разглядывая пейзажи, он видел просто пейзажи, а не места, где живет Бог. Вот только Стив был уверен, что должен этому Богу по самое не хочу. И вряд ли когда-то сумеет расплатиться. — Итак, король Сайлас Бенджамин покончил с собой? — спросил Баки со слегка наигранным равнодушием. — В ходе военной кампании? — В финале проигранной военной кампании, будет точнее, — Стив, не удержавшись, обнял его под грудью. Баки вздрогнул, но не стал мешать. — Это был конец, все так думали. Помнишь, мы видели любительскую съемку с места событий? — Помню. Это когда тела нескольких высших офицеров Гильбоа, которые провели неудачное наступление и попали в окружение, выставили на укреплениях? — Да, — Стив дернулся, вспоминая прыгающую камеру, ревущие танки, проклятья за кадром и размытые из-за расстояния фигуры мертвых или умирающих людей, распятых на наспех сколоченных дыбах. Послание «Вот что бывает с теми, кто слабее, но пытается идти против нас». Жестокий урок. Все могло закончиться тогда. Все почти закончилось тогда, потому что среди казненных командиров был и опальный майор Джек Бенджамин. Которого не мог не узнать полубезумный уже король Сайлас. Даже с такого расстояния. Даже в крови и в корке подсыхающей грязи. Хроника сохранила почти невероятные кадры (хотя, что уж говорить, на той войне все было невероятным): как одинокий король без стрелкового прикрытия шел через нейтральную зону — поле с редкой сухой травой — и никто не мог его остановить. Смотреть на него, сурового, невысокого, непреклонного, было физически больно. Особенно когда после недолгой возни, выхваченной камерой, тело сына все же сняли и отдали ему. Король Сайлас мог быть кем угодно: тираном и визионером, сумасшедшим, святым… чего только не писали о нем, какой грязью не поливали с экранов, каких заслуг не приписывали… Но когда он понял, что теряет не только страну, но и собственного, нелюбимого, может быть, но все же ребенка, быть властелином он перестал. Его лицо дрожало и искажалось, пока растерянный оператор продолжал снимать, как король сжимает руку окровавленного человека, целует ее, что-то убежденно и зло говорит, оглядываясь на окопы и танки. Сайлас Бенджамин уже не был королем в тот момент. Он выглядел, как раненый зверь, у него были глаза обезумевшего от боли животного… Момента самоубийства запись не сохранила. Только нечеткие, размазанные снимки. Никто просто не сумел сообразить, что этот потерявший разум человек действительно вложит в рот ствол пистолета и нажмет на курок. А еще меньше ожидал кто-либо, что измотанный пытками и потерявший много крови Джек Бенджамин сможет преодолеть критический порог и выйти из комы в полевом госпитале, куда попадет благодаря своевременной — и самоубийственной, как водится, — атаке танкового крыла Дэвида Шепарда. Короля Дэвида, если точнее. Признанного большей частью армии, как только раскрылся его тайный брак с принцессой. А после заявления принца Джека прямо с больничной койки — признанного официально. Стив вжался лбом в плечо Баки, холодное и твердое под тонким черным свитером. И спросил, продолжая обнимать: — Хочешь посмотреть на нынешнего короля? Он довольно мил. — Судя по снимкам, он совсем пацан. — Когда это мешало быть хорошим руководителем? — Действительно, — многозначительно усмехнулся Баки. — Валяй, показывай своего чудо-Шепарда. Хотя бы я с большим удовольствием осмотрел бы их арсенал… Среди высоких, квадратных в сечении колонн перекатывались нежные клавишные звуки. Словно падал с небес теплый летний дождик или пел потаенный водопад. Странно было, что в этот громадном, пустом и официальном здании может звучать такая музыка. Как будто крошки-феи слетелись и устроили танцы на стеклянной поверхности столов, на глянце и хроме… Эти звуки заставляли Стива вспомнить другие времена: когда мебель, уж если она стояла в по-настоящему солидном месте, была разлапистой, полированной, обтянутой дорогим сукном; когда пол выкладывали мозаикой, а резные двери лифтов открывались с приятным звоном. От демонстративной роскоши или облезлой нищеты некуда было деться, но зато каждый был уверен, что если уж кто-то сможет выбиться, сделать что-то значительное, так именно он… И кругом звучала музыка. Вот такая: нежная, игривая, серебрящаяся. Стив шел на звуки, как завороженный, его шаги тонули в мягком красном ковре, устилавшем здесь коридор. Кругом были эти ковры, плюшевые портьеры, и от этого воздух словно бы загустевал, становился мягче, тек меж пальцев, как воск и остро пах пылью. Баки тут до странности нравилось: Стив чувствовал, как тот расслабляется, перестает выискивать взглядом позиции, где сам разместил бы засаду. Возможно, на него тоже действовала музыка. Она была из детства. Или из снов. В общем, она успокаивала. Коридор кончился неожиданно. На самом деле он оказался не таким уж длинным, просто исследование незнакомого пространства заняло чуть больше времени. Проход закрывала мягкая, тяжелая драпировка с гербом королевства, напоминающая занавес в роскошном театре. Стив слегка отвел ее в сторону. Он не ошибся: король действительно был в малом музыкальном салоне, появившемся здесь уже при нем; переоборудованном, кажется, из резервного конференц-зала или чего-то наподобие. Из-за драпировки видно было не все пространство, только часть помещения: большой черный рояль, полированная поверхность которого отражала слабый свет из высоких окон, русый затылок человека в темном костюме, который сидел за инструментом, его белые манжеты, взлетающие руки… Под роялем лежал большой лохматый пес, вяло мел хвостом и дергал пушистыми ушами, слишком сонный, чтобы всерьез реагировать на музыку, и слишком добродушный, чтобы оставить увлекшегося хозяина и уйти. В кресле поодаль сидела молодая женщина, слушала, чуть наклонив голову. Она вряд ли наслаждалась игрой: играл Его Величество бойко, но просто, без вычурности, без изысканности и даже без особенной глубины. Ей наверняка просто нравилось смотреть на него, вдохновенного и трогательного, как дитя. На ее руках устроился маленький ребенок, и женщина задумчиво гладила его — или ее — по спинке. Стив взял Баки за локоть и привлек к себе, беззвучно указывая на всех участников семейной сцены. Тот кивнул. Не стал ни усмехаться, ни комментировать, просто на секунду коснулся предплечья Стива, а потом повел глазами в противоположный угол салона. За королевским семейством они наблюдали не одни. Принц Джек Бенджамин, опустив телефон, по которому, видимо, вновь разговаривал буквально пару секунд назад, стоял у колонны, и луч начинающего садиться солнца освещал его грудь, играл бликами на булавке для галстука. Булавка была в форме бабочки, золотисто-желтая, крупная. Какое-то время Джек не замечал ни Стива, ни Баки, просто слушал музыку, слегка чужой, как и они, в этом зале. Он выглядел, как изящная скульптура: высокий, хорошо сложенный, куда более поджарый, чем запомнилось Стиву, и куда более уставший. Гражданский костюм не скрывал офицерской выправки, но плечи были опущены, словно принц-министр тащил на спине невидимый и тяжелый груз. И все же он был спокоен. Стив помнил его уже за гранью срыва, почти в агонии, дергающимся от каждого слова, ведущим нескончаемый монолог с самим собой… все эти конвульсивные движения мышц, светло-стеклянные, с покрасневшими веками, или наоборот темнеющие глаза. Его тогда несло на скалы, и он уже согласен был разбиться, просто чтобы вся эта пытка закончилась и его не трогали, не рвали и не трепали никогда больше. Ничего не закончилось благодаря — имело ли смысл действительно за это благодарить? — ему, капитану Стивену Дж. Роджерсу, и отряду «Удар». Из-за Стива и его странных речей о чудесах, из-за слов, которые тот сам от себя не ожидал, принц попал еще в одну чудовищную мясорубку; они смотрели видео, там был настоящий ад. Но и из нее он выкарабкался. Потому что парень, который один раз уже лез ради него в пекло, сделал эту глупость еще раз. Стив ничего, собственно говоря, не знал о Джеке Бенджамине. Но полагал, что одна из вещей, которые тот действительно умеет — это быть благодарным. То, что Дэвид Шепард — законный король, и у него такой деятельный глава кабинета — это только подтверждало. Вот только быть счастливым принц вряд ли умел так же хорошо. Не научили. И от этого у Стива за него заранее болело сердце. Баки и Джек шевельнулись одновременно. Баки аккуратно задернул портьеру так, чтобы закрыть левую часть торса: он носил перчатки и свитера с длинными руками, но все равно было в его руке и плече что-то неестественное, из-за чего к нему часто настороженно приглядывались. А принц слегка повернул голову, обводя взглядом его и Стива. Потом мягко ступил в тусклую полосу света из длинного окна, наклонился к плечу мужчины за инструментом и что-то коротко шепнул. Король оглянулся. Кивнул приветливо, завершив свою простенькую мелодию парой нежных аккордов. Маленькая королева поднялась с кресла, и они с королем поцеловались без слов, только ласково улыбаясь друг другу. Ребенок скуксился и принялся тереть ручонками глаза. Его родители рассмеялись. Потом король встал, и пес, переваливаясь, потрусил вслед за хозяином. Странно, но Стив впервые не чувствовал от Баки напряжения. Обычно, если им по каким-то причинам нужно было с кем-то встречаться и разговаривать, особенно, если этот кто-то был многословен и назойлив, совсем не как Хилл или Наташа, Стив начинал перехватывать и додумывать его эмоции: от раздражения до злости. Не то, чтобы Стив был каким-то там сверхчувствительным эмпатом, никогда за ним этого не водилось, но чтобы почти въяве ощутить запах грозы, не нужно было уметь читать мысли. Стив чувствовал, как напрягаются мышцы Баки, как острее становятся морщинки у губ, как он медленно наклоняется вперед, то ли чтобы встать и уйти, то ли, чтобы броситься в атаку. Конечно, он никогда ни на кого не бросался, даже голоса не повышал, но если собеседник оказывался слишком толстокож или увлечен собственными разглагольствованиями, Стиву в такие моменты приходилось вежливо просить его уйти. Не потому, что он боялся за таких гостей. Просто ему хотелось, чтобы Баки чувствовал себя хорошо. Всегда. И вот сейчас ему было хорошо. То есть в первые полчаса он каменел каждый раз, когда Стив смотрел на принца. Усмехался, отворачивался к окну, но его явно задевали эти взгляды… А потом пес короля подошел к нему, обнюхал колени и бухнулся прямо ему на ботинки, привалившись к ногам пушистым боком. Пса не смущал запах металла, ему понравился гость, от гостя веяло надежностью и теплом. Баки наклонился и потрепал пышные бакенбарды пса, его грудь, приподнял одну лапу. Пес лениво сел боком и по всем правилам сунул лапу гостю. Первым рассмеялся король — совсем по-мальчишески, высоко и задорно, потом Стив, а потом и Баки. Очень легко и немного хрипло. А потом хмыкнул и заржал принц… Именно заржал, так что даже сам смутился своего смеха, прикрыл рот ладонью — и сделал вид, что вовсе не собирался позорить свое доброе имя и отличное воспитание. Глаза у него на секунду стали злыми, но потом он расслабился и улыбнулся, подпер щеку кулаком, так что стали видны его пижонские перстни. И Стив почему-то сразу успокоился на его счет. Джеку наверняка временами приходилось не очень-то сладко, но вот этот вот парень, второй законный король Гильбоа, точно принимал его таким, какой он есть. Наверное, в итоге, когда-нибудь, не очень скоро, это удастся и самому Джеку. — Эй, приятель, — сказал Баки, когда пес, заколотив по полу хвостом, положил голову ему на колени. — Как тебя зовут, парень, эй? — Подарок, — улыбнулся Дэвид Шепард. — Смешное имя, но это старый пес, он с моей фермы, его мне и братьям еще щенком подарил отец. — Привет, Подарок, — Баки растянул наивное детское имя пса, и тот поднял ухо, явно услышав знакомые звуки. — Дэвид, — сказал тем временем принц, слегка повернувшись к королю. — Кажется, у меня есть идея насчет наших гостей… — Ты о том, что дворец — не совсем то, что им сейчас нужно? Принц кивнул. И его, кажется, с легкостью поняли. — Друзья мои, — Его Величество наклонился вперед, поближе к сидящим напротив, и сцепил пальцы под подбородком, — я только что услышал вашу историю, она невероятна, но не мне говорить, что чудес не бывает… Вы оба, каждый по-своему, помогали становлению нашей страны, и я перед вами в долгу. Не думаю, что вам сейчас будет комфортно во дворце. Здесь, вообще-то, никому особо не комфортно, нас всех тут держат наши обязанности. Но если бы я мог сейчас забрать свою семью и уехать куда глаза глядят, то это точно было бы то место, куда я предлагаю отправиться вам. Мой предшественник, король Сайлас, когда желал отдохнуть от дел, отправлялся в Безмятежность… Так он говорил, и я запомнил эти его слова. Безмятежность у каждого своя, но я думаю, вам понравится. Томасина отвезет вас… — Дэвид, — чуть приподнял руку Джек. — Я хотел бы сам отвезти их. До утра ничего сверхважного произойти не должно, но если что, я проконсультирую тебя по телефону. — Если хочешь, что бы все было в порядке, делай все сам? — Да нет, разумеется. Просто я уже тысячу лет не был за городом. — Ужасное искушение. По-моему, я не устою и поеду с вами. Ну, то есть… если никто не будет против. — Не будет, — вмешался Стив, чувствуя себя слегка по-идиотски, но надо же было что-то сказать. — Не каждый день король становится шофером… — Мишель ждет… — начал принц. — Я пойду и поцелую ее сейчас. Мы вернемся еще до завтрака. — Хорошо, распоряжусь, чтобы выгнали машину. Когда король вышел, а его пес, совсем разнежившись, окончательно сдался ласковым рукам Баки, не имея ничего против зарывшихся в шерсть металлических пальцев, Стив спросил Джека: — Послушай, я просто должен узнать. Ты… как ты сейчас? — Неплохо, как видишь, капитан Роджерс, — усмехнулся принц. — Или ты хочешь услышать нечто большее? Что я счастлив? Что я никогда не жалел о своем выборе и никогда не завидовал этому простачку, которого любит Господь? Что я никогда не позавидую тебе, — он едко усмехнулся и кивнул в сторону Баки, — потому что твой мертвый, видимо, все же сумел вернуться… хотя ты и говорил обратное. И даже так думал, наверное. Ты же не дурак, кэп. Не задавай глупых вопросов. Он прикусил губу, и Стив не удержался, взял его за запястье. Но принц деликатно отнял руку. — А вот этого не надо. На самом деле я счастлив, только не так, как ты думаешь, — он тронул узел галстука и повел пальцами вниз по ткани, к золотистой булавке. — Исполняю твой завет и стараюсь не быть дерьмом. Все остальное, у меня, вроде бы есть. Без меня, на одной любви, кое-кто далеко бы все равно не уехал. И еще. У меня есть ребенок. Сын, Мэтью, — он крепко сжал зубы, словно от болезненного воспоминания. — Не мой по крови, но это и не важно. — А где он сейчас? — слегка удивленно спросил Стив. — В реабилитационном центре, — ответил принц резко. И, словно извиняясь, добавил: — Не только моя сестра помешана на помощи тяжелобольным сиротам… — Это же не пиар-ход? — подняв голову, спросил Баки. И Джек, кажется, впервые посмотрел на него прямо. До этого огибал взглядом или смотрел сквозь. Скулы заходили под его кожей, но вместо резкости он неожиданно улыбнулся. И сказал, чуть поведя плечами: — Нет. Никаких больше пиар-акций. Хватило. — Впервые вижу политика, ненавидящего лгать… — Впервые вижу любовь, которая сильнее смерти, — сказал Джек очень спокойно. А потом запустил пальцы в волосы и добавил, стараясь, чтобы предыдущая фраза прозвучала, как шутка: — Надо записать эту сентенцию для Дэвида, под настроение он любит сентиментальные высказывания. — Старк мог бы помочь мальчику? — спросил Баки, внезапно очень по-хозяйски обняв Стива за пояс. — Я отказался, но ребенку он бы смог помочь, как думаешь? Это было бы очень очень хорошее маленькое чудо. Раз вы все тут говорите о чудесах. — Только не при Старке, он предпочитает «науку»! — Вы сумасшедшие, мой Бог! — выдохнул принц, но в голосе его была надежда. А потом запиликал его телефон: охрана сообщала, что автомобиль готов и ждет их у крыльца. Рассвет застал всех четверых на зеленом, подернутом дымкой холме. Чем ближе к Порту Изобилия, тем ярче становилась природа вокруг, так что можно было даже забыть о том, что они на Ближнем Востоке, и представить, например, кусочек Висконсина… или австрийских предгорий. Дорога — неасфальтированный проселок — сбегала вниз, в молочную белизну, из которой выглядывали телеграфные столбы и ветряки. Встречая солнце, пиликали ранние пташки, и глухо лаяли фермерские псы, разбуженные шумом колес. Это была удивительно мирная деревенская глушь. Стиву казалось даже, что он слышит запах свежевыпеченного хлеба и сырой от росы скошенной травы. Маленький городок, а точнее, скопище достаточно близко расположенных друг к другу ферм, словно обошла цивилизация. Сложно было представить, что здесь кто-нибудь просиживает часы за компьютером… Скорее уж ремонтирует автомобили в гараже, возится с питомцами и возделывает землю на допотопной технике. Стиву здесь уже нравилось. Баки, кажется, тоже. Король потянулся всем телом, стащил и без того развязанный галстук и швырнул его на водительское сидение. А потом сделал пару шагов вниз с холма. Остановился и обернулся к своим спутникам: — Вот она, моя Безмятежность. Сейчас не видно, но вон там — дом, где я родился. И луг, где я играл с отцом, бегал наперегонки с Подарком. Там же предназначение нашло меня, но сегодня я не хочу говорить об этом. — Ваш дом? — переспросил Стив. — Мой дом. Не бойтесь, мама будет только рада моим друзьям. Она воспитала семерых парней, настоящих солдат, и потеряла двоих из них — меня и Илая… Думаю, даже временная замена принесет ей радость. Я предупредил ее еще вечером. Вас ждут. — Ваше величество… — Стив пожал ему руку, а Дэвид Шепард похлопал его по плечу: — Только не смейтесь, если она прямо с порога предложит вам молока с печеньем… Мама, она сейчас немного… ну, вы понимаете. — Да, — сказал Стив, — я понимаю. Мы будем хорошими мальчиками. Он кашлянул, неловко засмеялся, потом вновь сжал губы. И уже в полном молчании обнял сначала короля, а потом Джека. А Баки пожал руки им обоим. Кивнул принцу, и тот ответил кивком — точно они что-то поняли друг о друге. И сумели это друг другу простить. — Капитан, — король приложил ладонь ребром ко лбу. С улыбкой отдал честь — и Стив сделал то же: — Капитан. Они не не стали долго смотреть вслед отъезжающей машине. Стив коснулся левого плеча Баки — холодного из-за зябкого утра, провел сверху вниз до самого запястья. Погладил и коротко пожал руку. — Нам просто нужен тот дом, где сейчас горит свет… Надеюсь, миссис Шепард мы не очень стесним. И знаешь, что… Если у их Подарка есть наследники, мы обязательно увезем какого-нибудь лопоухого щенка в Штаты. Да, Бак? — Круто, — сказал Баки со смешком, бережно сжимая руку Стива в ответ. — Послушай… ты все-таки обязан поговорить со Старком. Чудеса — не чудеса, но если это в наших силах, мы хоть что-то… — Разумеется, — ладонь холодила даже через перчатку. Но впервые Стив не чувствовал из-за этого ни вины, ни тоски. Странно, что он не понимал раньше, насколько его собственная вина все это время давила на плечи. Просто не думал, увлеченный мыслями о Баки. А теперь все прошло. Отпустило, словно кто-то ласковый подул на лоб, отгоняя дурные сны. Не зря король Дэвид называл это место своей Безмятежностью. Тут действительно не думалось о плохом, не жалелось и не грустилось. — …ведь я же верный Супер-Стив, — закончил он свою мысль. — Надо же, — сказал Баки тихо. — Ты что, это до сих пор помнишь? — А ты? — задал Стив глупый, неуместный вопрос, но это было лучше, чем запрыгать вокруг Баки или, чего доброго, закружить его и затормошить. Баки, разумеется, не ответил. Тем более, что в тумане наконец стали различимы очертания пышного дерева и большого фермерского дома с теплящейся в окне старомодной желтоватой лампой.