Миса-чан, хочешь, изнасилую?

За окном моей просторной квартирки мелькали самые разные огоньки: фары машин, вот уже который час торчащих в пробках, вывески ночных клубов, в которых уже отжигали любители ночной жизни, круглосуточных магазинов, кинотеатров, крутивших какой-нибудь фильм ужасов - ведь время самое подходящее, свет в окнах других домов, хозяева которых, наверняка, только пришли с работы из-за вышеупомянутых пробок... Хорошо, что шум ночного города не слышен, я бы не смог в таком шуме спокойно дочитать книжку, которая успела стать любимой - "Ромео и Джульетта". А ведь все из-за тебя, Аюдзава - тогда, в наше первое с тобой свидание, ты была моей Джульеттой. Такой красивой, нежной, женственной, смущенной... Улыбаюсь, вспоминая твое лицо - покрасневшие щечки, отведенные в сторону блестящие янтарные глаза, покусанные от нервов губы, которые так и манили меня. В тот день ты была самой красивой девушкой фестиваля. И главное - моей. Пожалуй, это самое приятное воспоминание в моей жизни. Да что там - все воспоминания, связанные с тобой, самые лучшие. От раздумий меня отвлек звонок в дверь. Мельком взглянув на часы, я отложил книжку, поставив ее на журнальный столик около дивана. Взял костыль и поплелся, в буквальном смысле этого слова, открывать дверь. Спросите, зачем мне костыль? Ах, да, совсем забыл рассказать одну увлекательнейшую историю о неуклюжести нашего президента: начальница кафе, в котором она работала, Сатсуки-сан, попросила поменять лампочку в кухне и Мисаки согласилась - не отказывать же начальнице. Ну, залезла она на лестницу, открутила лампочку, прикрутила новую, а я "проходил мимо" - на самом деле я специально пошел следом за ней, зная о ее супермагнитизме по отношению к проблемам. Как и ожидалось - президент пошатнулась и начала падать - я разумеется ее поймал, не удержался, и мы вместе упали на пол. Все бы ничего, пару синячков на моей пятой точке, вот только следом упала и лестница - прямо на мою правую ногу. А дальше все стандартно - больница, гипс, ругательства Аюдзавы. Я немного удивился, увидев Аюдзаву. Вернее, увидев ее в таком виде: черные волосы, аккуратно сплетенные в свободную косичку, янтарные глаза, устремленные прямо на меня, слегка подкрашенные блеском губы, растянутые в смущенной улыбке, легкое светло-голубое платьице без бретелек, босоножки в тон платью. - Сюрприз! - весело улыбнулась президент, протянув бумажный пакет с пока что неизвестным для меня содержимым, - Я привезла немного еды из кафе. Знаешь же, я неважно готовлю, - она чуть приуныла, - Не против, если мы поужинаем вместе? - Конечно, проходи, - сказать, что я был приятно удивлен - ничего не сказать. Это было не очень-то и похоже на Мису-чан, которую я знаю - она должна была накинуться на меня с порога, размахивая кулаками, и кричать: "УСУИ! Ты опять выписался из больницы раньше срока!" или что-то в этом роде. Но нет, сегодня она поступила иначе. Пройдя в дом, Мисаки разложила еду на тот самый журнальный столик, куда я положил книжку. Заметив ее, она еле заметно улыбнулась и позвала меня за стол. Разумеется, она помогла мне сесть, даже вызвалась покормить меня, чем удивила еще больше. Приятно удивила. Затем стала рассказывать события за последнюю неделю и даже шутливо наругала меня - мол, "больше не говори начальнице, чтоб она за мной внимательно следила. Она чуть ли не заставила взять отгул - Усуи нет рядом, тебя не кому защитить! Вдруг еще убьешься случайно!". - Я должна была прийти намного раньше, - президент положила мне в рот суши, - Просто начальница попросила задержаться и помочь ей. Зато она положила много вкусностей, когда узнала, что я иду навестить тебя. Конечно, подкалывала она меня жестко, но... - она улыбнулась. Взглянув на меня, покраснела - я не отводил от нее глаз, - Не смотри на меня так, словно хочешь съесть, Усуи. - Миса-чан, - я впервые заговорил за последние полчаса, - хочешь, изнасилую? - в привычной саркастичекой манере спросил я, ожидая что-то типа "ах, ты, извращенец с планеты феромонов" и удар прямо в челюсть, или "только в мечтах, Усуи!" и снова удар, только еще хуже. Что ж, данные варианты вполне вероятны, учитывая характер Аюдзавы. Я уже даже приготовился защищаться, но... - Хочу, Такуми-кун... - она придвинулась ко мне ближе и, привстав на коленки, прошептала мне это прямо в ухо. Я чуть не подавился воздухом, больше от ее ответа, чем от моего имени, впервые произнесенного ею. Она прикусила мою мочку уха - я никак не отреагировал внешне, а внутри все перевернулось, совершив двойное сальто назад. От мочки уха она проделала дорожку поцелуев до моего подбородка, одновременно присев на диван около меня, стараясь не навредить сломанной ноге. Многозначительно заглянув в мои глаза, президент перевела взгляд на мои губы и медленно еще ближе приблизилась к ним. Я по-прежнему не шевелился. Мисаки поцеловала меня - нежно, мучительно медленно, любяще, как мне показалось. Я не отвечал и все так же не шевелился - слишком велик шок. Но, потеряв остатки самообладания, поддался вперед, углубив поцелуй. Воздуха катострафически не хватало - пришлось оторваться друг от друга. Отдышавшись, первым наступил я: впился в ее губы пылким поцелуем и, немного приподняв, пересадил ее на свои колени. Я не знал, что со мной творится. Раньше, я мог сдерживаться, но сейчас... такое ощущение, словно это сон... Ведь Миса-чан... Однако, думать об этом совершенно не хотелось как мне, так и ей, судя по тому как она быстро справилась с пуговицами на моей рубашке. Закончив с ними, она посмотрела мне прямо в глаза, словно пытаясь что-то прочитать в них и, снова приблизившись к моим губам, прошептала: - С днем дураков, Усуи!