Дорожка к счастью

      Кою вышел за пределы огромного двора и посмотрел по сторонам, к счастью, фонари освещали ему дорогу. Вдали он заметил остановку. Интересно, автобус еще ходит? Промокший до нитки, он все равно поторопился, хоть смысла в этом и было мало. Время было уже позднее, его бы вряд ли кто-то довез хотя бы до города, что уж говорить о квартире Мамору-сан. В любом случае, стоять под навесом, а не медленно идти в неизвестном направлении под холодными и острыми каплями дождя, было лучше.       Его трусило от холода, как раз начался сезон дождей, осень пришла. Он слышал, как стучат его зубы, рыжие волосы прилипли к лицу, вода стекала в лужу под ним. Неужели придется вот так вот сидеть до утра? А потом куда? К Мамору-сан? Нет, Кою не хочет смущать старушку своим присутствием, он не может использовать эту добрую женщину только из-за собственной глупости.       Внезапно остановился автобус, абсолютно пустой, молодой водитель с жалостью посмотрел на парня.       — Едешь? — крикнул он, чтобы Кою услышал.       Кою посмотрел на маршрут — не его. Он даже покачал головой, пытаясь произнести это, но у него ничего не получилось, да и водитель бы его просто не услышал.       — Садись, я бесплатно довезу. Другие автобусы вряд ли остановятся.       Кою вздохнул и зашел в автобус.       — Простите… — пробормотал он, наблюдая за тем, как вода стекает с него.       — Ты куда это в таком виде собрался? Хоть бы кофту надел, не лето уже.       Водитель продолжал что-то говорить, Кою молча слушал иногда кивая. Оказалось, что мужчина ехал вовсе не по своему маршруту, автобус нужно было отвезти на стоянку, а парня ему просто банально стало жаль. Он оказался настолько добрым, что даже предложил чашку чая, который остался в термосе. Кою вежливо отказался, ему и так сильно повезло, хотя в голову и закрались мысли о том, что водитель может быть каким-то маньяком. В любом случае, даже если бы это было так, и Кою решили бы убить, его никто бы не хватился. Может, мама бы всплакнула, Мамору-сан покачала бы с сожалением головой, а Широяма… он бы даже не видел этого выпуска новостей, потому что был бы занят поиском наивной жертвы или шлюхи.       В конце концов водитель замолчал, решив, что Кою его болтовня ни к чему. Тут он был прав, парень прислонился одному из поручней и смотрел в окно грустным взглядом на слабо освещенные улицы. О чем он думал? — Хотел вернуть время вспять. Отмотать куда-нибудь, где он чувствовал бы себя лучше или… В данный момент Кою хотел снова оказаться под деревом в парке, во времена, когда еще цвела сакура, чтобы Мамору-сан обошла его стороной и не взяла к себе. Он бы просидел под деревом до утра, заболел, конечно же, а потом бы, от безысходности, пошел домой, принял бы свою судьбу. Был бы старшим глупым сыном, которого родители обманывали, и наблюдал бы за счастливым детством младшего чада. Один обман, одно предательство родителей лучше, чем два обмана. Люди, которых он любил, причиняли ему только боль.       Кою отвел взгляд от одной из стекающих капель по стеклу и посмотрел на дорогу, местность казалась ему до боли знакомой. Фары автобуса и уличные фонари освещали парк, тот самый парк, в котором все началось. Неужели в нем все закончится так же печально, как и начиналось?       — Остановите, пожалуйста, тут… Мой… дом недалеко отсюда, — прохрипел Кою.       Он надеялся, что водитель его услышит. В автобусе хоть и было более или менее тепло, но мокрая одежда никак не давала согреться, поэтому Кою все равно мерз, онемевшие и посиневшие губы его не слушались, он слышал стук собственных зубов, пакет из рук чудом не вывалился, ведь пальцы он тоже не чувствовал. К его счастью, мужчина кивнул и остановился на ближайшей остановке. Она оказалась как раз напротив входа в парк.       Парень осторожно вышел, поблагодарив доброго водителя. Он подумал о том, что мог бы заплатить ему за то, что его подвезли, но автобус уже отъезжал. Вздохнув, Кою пошел в парк, к своему дереву.       Дождь почти прекратился, редкие капли иногда попадали в идущего парнишку, но тот их уже не чувствовал. Он брал пакет то в одну руку, то в другую, разминал пальцы, стряхивал воду с мокрых волос, пытался хоть как-то согреться, но в такую погоду, в мокрой одежде это было бессмысленно, особенно на улице.       Дерево его словно ждало, трава под ним была влажной с густой кроны пожелтевших листьев иногда падали крупные капли. Казалось, оно стало больше, нижние ветви были раскинуты в стороны, словно в ожидании объятий. Кою подошел к нему, и прислонился щекой к коре, закрывая глаза. Холодное и грубое, но единственное, кто хоть как-то заботился о нем. Хотя бы прятало от дождя, пусть уже и мелкого.       Кою дрожал. Бросив пакет под ноги, он обнял себя руками. Стоя так, с закрытыми веками, ему казалось, что дрожит не только он, но и дерево, земля под ним, город и весь мир. Может, это было слабое, почти неощутимое землетрясение? Или это просто было так холодно, что Кою воспринимал свою дрожь, как дрожь всего вокруг?       Было бы разумно подождать утра, все обдумать и уйти, если уж на то пошло. Но Кою, как и всегда, пошел на поводу своих эмоций, решил действовать так, как велело ему разбитое сердце. Нужно было бежать, бежать так быстро, чтобы боль и любовь потерялись по дороге, но они, к сожалению, были его частью. Он даже снова всхлипнул, но слезы не выступили.       Куда ему идти? Вряд ли он останется до утра под деревом. Если не умрет, так будет лежать в траве, дрожа и бормоча какой-нибудь болезненный бред. Надолго ли его хватит с такой жизнью в парке? Ночью к Мамору-сан идти не хотелось, да и вообще Кою не хотел ее беспокоить. Она не его фея-крестная, и он не может каждый раз, когда ему что-то нужно, бежать к ней за волшебством с просьбой взмахнуть волшебной палочкой, чтобы все уладилось. Акира, как вариант, тоже отпадал, он жил у своей бабушки, а потому это было так же бессмысленно — все равно, что идти к доброй старушке. Ютаку Кою не видел уже очень давно, он порвал все связи с миром, где он жил, сразу после того, как узнал правду его родителей. Конечно, Кою сделал это не специально, у него просто не было желания возвращаться в старый район, где он мог бы встретить родителей, а потому и связь с другом он потерял быстро. Ютака бы ему помог в любом случае, но ему, Кою, было банально стыдно. Оставался только один вариант. Вернуться туда, где он жил в обмане, где все считали, как ему будет лучше, забывая спросить, что думает сам Кою об этом «лучше».       Он отлип от дерева, поднял онемевшими от холода руками пакет и поплелся в давно знакомом направлении. Он пошел домой, туда, где он рос, где счастливых моментов было не так уж много, где он часто был один. Туда, где родители теперь живут вместе, мать беременна и где он, может, уже и не нужен.       Едва перебирая ногами, Кою думал, что ему легче умереть. В этот момент он тайно мечтал наткнуться на убийцу, может, чтобы его ударила молния или сбила машина. Ирония была в том, что ничего плохого не происходило вообще. Словно место, в котором он находился, стало самым безопасным в мире. Даже дождь прекратился, облака исчезли, полумесяц слабо светил на город. Неужели не будет ничего, чего бы действительно хотелось Кою? Он был готов даже завернуть в один из темных переулков и купить на все заработанные деньги наркотиков, только почему-то был уверен, что все наркоторговцы куда-то исчезли.       Где-то вдали послышался раскат грома, судя по всему последний на сегодня. На одном из столбов все еще висело объявление о поисках Такашимы Кою. Парнишка подошел к размазанному изображению и вздохнул. Вот кто он, вот так он должен выглядеть, и не должен он сбегать за пределы своего района, потому что только тут ему место. …или хотя бы потому что он тут был рождён.       Сняв со столба свое изображение, по большей части его разорвав, Кою продолжил путь к своему дому, подъезд которого уже был виден. Что он скажет родителям? Осталась ли там его комната? Ее вполне могли уже переделать под детскую. Может, его уже никто и не ждет, может, родителям даже лучше было, что их сын ушел. Начали новую жизнь, снова вместе, ждут ребенка, а о старшем забыли. Он уже достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе самому. Да, наверное так и есть. Ведь легче начинать жизнь заново без такого груза, как старший сын с обидой на душе. Не надо заботиться о ком-то еще, не надо тратить деньги, а они лишними не бывают.       У Кою был свой ключ, он мог спокойно войти в дом, в квартиру, пройти в свою комнату и лечь спать, но вряд ли его комната была все еще его комнатой. Именно поэтому он открыл дверь подъезда самостоятельно, но, пройдя к своей квартире, просто встал и смотрел на звонок, сомневаясь, нудно ли это делать. В доме у многих еще был включён свет, но родители Кою явно спали.       Дрожащей то ли от холода, то ли от волнения рукой он нажал на звонок. Семейство Такашимы должно быть всполошилось. Кою слышал, как за дверью кто-то копошится. В маленьком глазку было видно, как включился свет. На миг его кто-то заслонил, а потом дверь быстро распахнулась. Ее открыла мама. Она смотрела на своего сына и не могла поверить своим глазам. Запахнув халат, спрятав свой большой живот под грубой тканью, она приложила руки ко рту, явно, чтобы не закричать. После женщина бросилась на шею сыну, крепко его обнимая и всхлипывая.       — Усуи, Усуи, это Кою… Наш Кою вернулся! — крикнула она в квартиру.       Ютару взяла в руки холодное лицо дрожащего сына и тут же всполошилась, затаскивая его внутрь.       — Ты же промок насквозь! Губы синие… Сынок, что же ты так… — она хотела отвести его в ванную, но снова обняла. — Мы так волновались, Кою… Ты же вернулся? Ты не уйдешь?       Кою покачал головой и посмотрел на отца в дверях спальни. Тот тоже медлить не стал и быстро подошел к сыну, тоже крепко его обнимая.       — Не пугай нас так больше, Кою… Мы виноваты, Кою, но мы, правда, очень жалеем, что так поступили с тобой.       Ютару нехотя отстранилась от сына и прошла в ванную, чтобы напустить воды и подготовить ее для Кою. Сам же Кою прошел с отцом в свою комнату, с удивлением отмечая, что она нисколько не изменилась. Все было так же, как и раньше. Только рамка с фотографией, которую парень когда-то опустил изображением вниз, снова стояла так же, как и прежде.       Вздохнув, Кою отвел взгляд от себя маленького и стал медленно снимать мокрую одежду.       — В пакете есть деньги… Я заработал, — пробормотал он. — Думаю, малышу они будут нужнее, чем мне.       Отец поджал губы, наблюдая за сыном. Что ему нужно было сказать?       — Пусть хоть у кого-то из нас все будет, — добавил Кою.       Усуи осталось только опустить глаза в пол. Сказать ему было абсолютно нечего. Кою был безэмоционален, непонятно по какой причине он вернулся. Что так резко его изменило и куда делся тот жизнерадостный парнишка, который не унывал даже в самых жутких ситуация?       Мужчина неуверенно вышел из комнаты и через время принес сыну полотенце.       Ютару наблюдала за ними в тишине, ванну она уже подготовила.       Кою молча, взяв полотенце и теплые вещи, в которых можно лечь спать, пошел в ванную.       Его родители переглянулись, они были растеряны, поговорить им после того, как сын искупался, не удалось — он сразу лег спать. Утром Кою был не в состоянии говорить, он лежал в кровати и бредил, температура была очень высокой. Поправился он только через пару долгих недель.       — Ты расскажешь нам, где был? — тихо спросила мама, неуверенно глянув на сына.       Впервые он завтракал не в кровати после болезни. На дорогие лекарства денег не было, поэтому лечили его, как умели. Горло у Кою не болело, кашля и температуры не было, остался только насморк и головные боли.       Он посмотрел на родителей, отвлекаясь от невкусной каши на завтрак. Невкусной она была для него не потому, что его мама плохо готовила, готовить она умела довольно-таки хорошо, просто после еды в домах Широямы и Мамору-сан, эта каша выглядела действительно жалко и на вкус была ужасной. Кою задумался над вопросом матери. Стоило ли ему рассказывать?       — Я работал, — он пожал плечами. — Сначала у Мамору-сан, старушка приютила меня, как собственного внука. Я едва добился того, чтобы не сидеть у нее на шее, а хотя бы по дому ей помогать. Потом я попал в дом Широямы-сан, — Кою поджал губы, опуская взгляд к своей каше. — Я был… дворецким, если так можно сказать. Его друзья привели меня в порядок, чтобы я выглядел более подходяще, для того дома. Я неплохо там заработал. Но пришлось уйти, меня там… использовали. Я доверился и этим воспользовались. Ваш обман должен был послужить мне уроком, но я решил снова поверить людям, — горькая усмешка появилась на его губах. – Зря.       — Кою… — Ютару взяла сына за руку. — Мы извиняемся, нам очень жаль, что мы так с тобой поступили…       — Ничего. Переживу, — Кою вздохнул. — Я уже говорил отцу, что я заработал денег. Мне некуда их тратить, одежда у меня есть. Я только думаю перекрасить волосы в менее яркий цвет и… и все. Найду работу где-нибудь, буду вам помогать. Сделаем комнату… Я могу спать на диване на кухне. Из моей комнаты сделаем детскую.       — Кою, не говори так. Мы поставим кроватку в нашей спальне, потом что-нибудь придумаем. Ты же уже взрослый, найдешь себе девушку. Не будешь же ты ее на диван в кухню водить? — мама продолжала поглаживать руку сына.       — Не думаю, что я кого-то приведу, мам. Для этого нужно полюбить кого-то, а я… Я не верю в любовь, — он поднялся, избегая взгляда родителей, и прошел к раковине, чтобы вымыть тарелку.       — Кою… — женщина вздохнула и посмотрела беспомощно на мужа.       — Подстрижёшь меня сегодня? Не думаю, что с длинными волосами меня возьмут на работу.       Оба родители тяжко вздохнули, говорить с Кою было бесполезно. Когда он только начал поправляться, он сразу дал понять родителям, насколько пессимистично он настроен. Его словно что-то сломило. Стоило речи зайти об учебе, о которой он так долго мечтал, Кою только отмахивался, говоря, что у них нет денег на это. Кто-то его сломал, сделал с ним что-то настолько ужасное, что он ни во что больше не верил. В этом была их вина, они понимали, но все их попытки что-то исправить ни к чему не приведут. Кою их не слышал, он собирался делать то, что себе уже придумал. Он не хотел принимать их извинения, их помощь. Он к ним вернулся только потому, что больше никому не нужен.       Родители смотрели ему в спину, он чувствовал их взгляд. Они не могли понять, что происходит с Кою, его лицо не выражал ничего — ни боли, ни отчаяния, только безразличие. Он избегал прямого взгляда и никогда не смотрел в глаза родителям. Только тарелка невкусной каши сейчас видела его лицо полное грусти и боли.       Кою часто поморгал, стараясь скрыть слезы, вымыл тарелку и, переведя дух, повернулся к родителям, снова надевая свою маску безразличия. Никто не должен видеть его чувств, никто не должен снова ему навредить. Он не хочет любить, не хочет, чтобы его любили, хватит и того, что с ним произошло. Одного разочарования в родителях вполне хватит, второго разочарования в человеке, которого он полюбил, ему вполне достаточно, чтобы не верить в любовь.       Он будет один. Всегда. Так будет легче. Так никто и никогда его снова не предаст, не разобьет его сердце, не обманет.