Полуночие (Midnight fairytale)

В трактире, нижнем этажом, Среди бутылок и костей Картинно, чинно, с куражом, Будь то заправский лицедей, О томной истине в вине, При свете пляшущих свечей, Нетвердо стоя на столе, Глаголил юный книгочей. Ему б других людей мирить, Которые сейчас молчат. Но лишь закончит говорить, "Налей ему еще!" — кричат. А Юу молчал и наблюдал Средь раскрасневшихся носов, Как рыжего перебивал Нестройный рокот голосов. Хоть тот совсем уже не мал Нетрезвым быть в столь поздний час, Но Лави все же перебрал... А Канде что? Он не средь масс. И посему ответ един: Сторонясь праздничных оков, Во всем трактире он один Был трезв без всяких дураков. И гнал веселье к черту прочь В эту рождественскую ночь... *** Порог трактира, наконец, Тряхнув заснеженным плащом, Переступил седой юнец С извечно вежливым лицом. Свята невинность удальца Идти пытаться напролом. Ну, что ж, тогда уж до конца - Задет локтем, облит вином. Встречает взгляд зеленых глаз - Тот машет со стола рукой - Он протрезвел хотя бы раз, Потом уж дергал головой. Один коротенький шажок, Неловкий взмах другой рукой, И вот готов уже дружок Лететь вниз пьяной головой. Мальчишка кинулся к нему, Но Юу его опередил. Поймал и прошипел тому, Чтоб книжник больше не дурил. А Лави все, видать, не суть - Бормочет что-то Канде в плащ. В гробу он видел эту муть. — Вот щас возьму — ударюсь в плач! *** Догнать же Аллен их сумел Лишь ко второму этажу. Поднял свой взор, остолбенел: "А может ли, что я брежу?!" В том коридоре без людей, Застыв как камень, Юу стоял, А пьяный-пьяный лицедей Все льнул к нему и целовал... И замотавши головой, Мальчишка отступил назад. "Сюда я больше ни ногой!" Скрип половиц. Внезапный взгляд. Хихикнув, юный книгочей Отлип от каменного Юу И гордо так, будто ничей, Шатаясь, зашагал к нему. Ладони к щекам приложил, Впечатал мягкий поцелуй. Повис на нем, проговорил: — Ну, ты хоть в праздник не горюй... И тут же, все навеселе Уснул, гад, на его плече... *** Упарился, но дотащил, Ну, что еще сказать — герой! И осторожно уложил. — Дверь подпираешь головой? Вопрос ехидный пропустив, Юу, опираясь на косяк, Глядел в оконце супротив. Дурак он был и так, и сяк... — Ты пьян. — С чего ты это взял?.. — Воняешь. "Ах, ну да, вином..." — Иди-ка спать. — Я что, так мал? — Ч-ч, недомерок... — Ты о ком? — Здесь никого кроме стручка. — Я Аллен, дурья ты башка! — Неужто злишься на себя? — С чего бы мне переживать? — Ну... Он же целовал тебя. — В делах хмельного не понять. — А разве сам-то ты не пьян?.. Тут Юу к нему свой взгляд метнул. — ...В словах твоих один изъян - Его б тогда ты оттолкнул. — Да на себя ты посмотри - Никак не можешь замолчать. — Мне отроду совсем не три Ты пьян, я пьян — пойдем гулять? Через огни, сквозь голоса, По глупости, от озорства, И чертов запах Рождества, И Юу кивнул... *** Привет, сугроб, привет, канава... И кто его туда свалил? Какая-то детей орава. А мелкий ржет — зря не прибил. — Я так смотрю — тебе удобно. И дальше хохотать давай Веселой ребятне подобно. — Себе удавку выбирай. — Эй, Канда... — Что тебе еще? — На звезды глянь. — Зачем еще? Но тут уж Аллен промолчал, Вперед шагнул и оступился, И сам уж вслед за ним свалился. Лишь громкий смех детей звучал. А звезды что? Блестят тихонько. Блестят, хохочут так легонько. Над ними... Да уж, не понять, Хотя сугроб готов принять. *** Досада пьяных голосов, Огарки пляшущих свечей, Средь раскрасневшихся носов, Поникших в сне хмельном плечей. *** Притихший постоялый двор... Все тот злосчастный коридор… В том коридоре без людей Кого-то кто-то целовал. Пророча тысячу смертей, Другой бездумно отвечал. *** В гостиной утром — тишина. А Юу и Аллен по углам, Ведь доля хмеля не равна - Лишь делать вид, что худо в хлам. С тяжелой болью в голове Спустился, еле волочась, Наш рыжий с сапогом в руке - Второй искал он целый час. — Ну, что раскисли поутру Вам что ли вовсе не спалось? Не пили, знаю, не совру. По что вам трезвнество далось... И не смотрите на меня, На мне цветочки не растут, Лишь голова гудит, звеня. Пускай ее мне оторвут... Не злитесь, я сейчас уйду, Коль скоро все ж сапог найду... Второй сапог он все ж нашел, Одел пыхтя, наверх ушел, Оставив тех наедине В густой нескромной тишине...