Ты мог бы уйти, уехать, растворившись в ночной тишине, но ты остаешься. Остаешься, черт возьми, и снова доводишь меня до хриплых, иступленных стонов. Знаешь, но я ведь, тоже мог бы уйти. Сменить адрес, перебраться к друзьям. Но я остаюсь, потому, что жду, жду, когда ты появишься, что бы я опять срывал голос.
Руслан лежал на полу, без смысла смотря в потолок. Не было сил. И не просто на то, чтобы встать. Из колонок доносились тихие, почти похожие на плач, звуки песни. Был вечер. Тяжелый, мрачный питерский вечер, и осень была ближе, чем когда либо. Укрывала, укутывала шуршанием опавшей листвы и ливнем, не прекращающимся уже очень давно. Вихлянцев не хотел слышать дождь, не хотел улавливать в неровном стуке то, что тот хотел сказать, и телефон молчал. Усачев закрыл глаза, вновь и вновь добивая себя воспоминаниями.***
- И что ты собираешься делать? – Кшиштовский сидел пред телевизором, без смысла щелкая каналы. - Откуда мне знать! – Руслан шагами мерил комнату, пытаясь унять дрожь. Он поглядывал на свернутое окно скайпа. - А я знаю, что тебя успокоит. Было душно. Лето уже вступило в свои права, хотя май был лишь на своем излете. Солнце, слишком раскаленное, падало за высотки. - Подойди ко мне. – Миша умел быть убедительным. Но вот Рус не всегда его слушал. - Подойди ко мне. Уже настойчивее.– И Психодозер сам идет к нему на встречу, заключая в кольцо рук. - Миш, тут у меня проблема вообще-то!– Руслан говорит это серьезно, но вырваться не пытается, лишь сильнее прижимается к такому спокойному и уверенному другу. - Ты со всем разберешься. Нет. Мы со всем разберемся.– Кшиштовский вдруг выхватывает из дрожащих рук телефон, отшвыривая в сторону, разворачивает его к себе и смотрит как-то так, по особенному, как смотрел только на Руслана. - Повторяй за мной: мы во всем разберемся. – Руки плавно скользят по талии, заставляя покачиваться в такт звучавшей из телевизора песни. - Мы во всем разберемся. – Губы трогает несмелая улыбка, которую Миша так стремится усилить поцелуем.***
Руслан лежит на полу, слушая собственную память, что больно бьет по ребрам, по не зажившим шрамам сыплет солью. Он хотел бы зарыдать, но не осталось ничего, даже слез. Вихлянцев бросает взгляд на телефон, снимает блокировку, смотря на совместную фотографию.***
- Я не буду, даже не проси! –Руслан отходит подальше от камеры, с недоверием и скепсисом посматривая на москвича. - Ну, давай. У нас нет не одной совместной фотки! – Миша возмущается искренне, и южное солнце, страны, в которой они оказались, словно на его стороне: прячется в волосах, и плещется в искреннем взгляде. - А то, что мы вместе почти в каждом ролике? Сделай скрин! - Нет, мы там вместе не так… – Руслан все еще сомневается, но не может сопротивляться, и это «не так» сейчас разливается в груди, заставляя улыбнуться. Он неумело позирует на камеру. - Слишком чопорно! – Возмущается Кшиштовсий. - Вот, как надо. – Руслан теряется, когда Миша его целует. Вот так, открыто, при всех. Теряется, но отвечает, и искренне хочет остаться жить в этом городе, прямо на этом месте.***
Усачев не может заснуть. Не хочет пить таблетки, или допивать початую бутылку рома, что давно уже стоит в кухне. Он просто слушает осень и не может успокоиться.***
- Я не буду пить, Миш. Да и тебе хватит! – Они вернулись из бара около двух часов ночи. Летняя Москва одарила их сотнями светящихся вывесок, разноцветными водопадами фонтанов в Царицыно, куда они попали по чистой случайности. - Давай. У меня есть отличный кубинский ром. В подарок привезли. – Скетчмейкер пьяно, но заразительно смеется, пытаясь достать бутылку. - Черт, давай я! – И Вихлянцев злится, не всерьез, картинно, вставая на табуретку чтобы было удобнее. - Что бы я без тебя делал. – Усачев вздрагивает, когда ощущает холодные руки под своей футболкой, так резонирующие с горячими прикосновениями губ к своей пояснице. Он чуть не роняет бутылку, уже представляя, как та разбивается на плитке пола.***
Разрывы. Короткие, потом длиннее. Руслан поворачивается на бок, ощущая прикосновения ветра, что врывается в комнату из окна. Нет, все должно было быть не так. Не могло закончиться разрывом. Просто не могло закончиться. И сердце сдавливает спазм, туго скрученный из воспоминаний и недосказанности. Вихлянцев словно тонет, на все больший срок выпадая из реальности. Его возвращает лишь дверной звонок, и Усачев не понимает, кто может вот так заявиться посреди ночи. Он открывает дверь, слишком устало смотря на гостя. - Это не могло бы так закончиться. – И боль отпускает, когда Миша заваливается в квартиру, прижимая Руслана к стене. А холодная питерская ночь теперь несет в себе послевкусие лета.