Грядут перемены

Несмотря на тщательную подготовку, засаду и два редких боевых дара, Жуану удаётся сбежать. Этот чокнутый вампир с усмешкой кричит что-то о том, что грядут перемены, и разве что ручкой на прощание не машет. Они знают, что оплошали, провалили ответственное задание. И не видят смысла выдумывать выгодную им версию событий, потому что Аро непременно узнает правду после первого же касания. Ложь будет лишь унижением. Джейн и Алек идут «на ковёр» абсолютно спокойно, широким шагом, с прямой спиной и расправленными плечами. Они знают себе цену, знают, насколько возвышаются в глазах Аро над всеми остальными, знают, что тот не позволит себе что-либо чересчур жестокое. А со всем остальным они справятся достойно. Не впервой. Аро выбирает странное наказание: они должны провести неделю в темнице замка. Без крови. Это всё равно, что посадить террориста на стульчик на пять минут. И при этом пригрозить, что его не угостят конфетами, потому что он сделал плохое дело. С той лишь разницей, что Хайди с вечерней экскурсией должна быть именно сегодня, поэтому кормёжка им не светит. Умереть от голода вампиры, конечно, не могут, но жажда будет непрерывным источником раздражения на протяжении всех этих семи дней. Ничего, потом наверстают. Наведаются куда-нибудь в Помаранче или, ещё лучше, в Поджибонси. Полакомятся туристами, которым по ночам не сидится в своих номерах. Феликс, в отличие от Деметрия, пытается подшучивать, когда их двоих назначают сопровождать близнецов на нижние этажи. Джейн быстро и доходчиво объясняет ему, что наказание их с братом не является поводом для чьих-либо насмешек. Она не пытается использовать свой дар для того, чтобы сбежать, она считает своё наказание справедливым, поэтому лишь урезонивает Феликса и, оставив его корчиться от боли на каменном полу ещё пару секунд, спокойно уходит вперёд. Деметрий даже не оглядывается, не говоря уже о попытках помочь товарищу. Любой человек наверняка бился бы в истерике при виде сырой камеры с затхлым воздухом, с потолка которой свисает паутина и нет ни единого источника света. Просил бы не оставлять его здесь одного, раскаивался бы во всех грехах, даже тех, которых не совершал, молил о пощаде и упирался. Но вампиры отличаются от людей в первую очередь тем, что они не люди. Что они выше людей и их глупых страхов. Когда тяжёлая дверь темницы с лязгом закрывается, лица у обоих близнецов одинаково бесстрастные. Затхлый воздух? Вампиры могут не дышать. Паутина? Что же, посчитаем, сколько здесь обитает пауков, и уменьшим их популяцию вдвое, а то и втрое - как повезёт. Нет света? Скажите это сверхострому зрению. Сырость? Даже чувствуй они холод, мантии обеспечили бы их достаточным количеством тепла. Эта неделя была бы для них очередным незапланированным, но, несомненно, желанным отдыхом от прочих членов свиты, если бы не скука. Верная спутница каждого из них на протяжении вечности. Аро знал, что доконает их больше всего. Повезло, что не рассадил по разным темницам. Первое время они молча сидят на каменном полу, погружённые каждый в свои мысли. С тем же успехом они могли бы простоять всю неделю каменными изваяниями, но срабатывают привитые за десятки лет человеческие привычки, которые позволили бы им находиться в обществе людей без угрозы быть разоблачёнными. Под конец вторых суток Джейн меряет темницу шагами, а Алек, действительно пересчитавший всех пауков, играет с одним из них, взявшись за тонкую паутинку и раскачивая её из стороны в сторону, заставляя тем самым несчастное существо сжаться в маленький комочек. Джейн говорит брату, что он ведёт себя как ребёнок, на что тот огрызается, что она уже достала своим мельтешением. На третьи сутки они ругаются и припоминают друг другу все прегрешения, начиная, наверное, с их человеческой жизни. Несмотря на всю свою недавнюю взрослость, Джейн начинает дразниться, на что Алек отвечает бойкотом. Наверняка, они дулись бы друг на друга до конца этой проклятой недели, но усиливающаяся жажда делает своё дело, и, чтобы отвлечься от неё хотя бы ненадолго, они сначала мирятся, потом долго болтают обо всём и ни о чём. Им кажется, что они не разговаривали так друг с другом уже целую вечность. На четвёртые сутки Алек предлагает поиграть в слова. Джейн соглашается, и следующие сорок восемь часов пролетают незаметно. На шестой день популяция темничных пауков истреблена совместными усилиями. Скука переходит все границы. Последние двадцать четыре часа оказываются самыми невыносимыми. Джейн постоянно кажется, что её мышцы затекли, поэтому она то бегает туда-сюда, то сидит, то лежит на полу, укутавшись в мантию, то просто сгибает-разгибает пальцы. Она думает, что, должно быть, сошла с ума, но её утешает тот факт, что для их рода это в принципе невозможно. Когда их наконец-то выпускают, близнецы отправляются в Поджибонси, как и планировали. Джейн считает, что попавшийся в этот раз человек какой-то невкусный, но терпеливо осушает его до последней капли. Новых заданий от Аро или Кая не поступает (иначе им сообщили бы сразу), поэтому Алек предлагает остаться в городе на день. День выдаётся, как назло, солнечным, поэтому им приходится тратить своё время на прогулку в торговом центре. Джейн уговаривает брата сходить в кино на несколько сеансов сразу. В середине первого фильма она говорит, что ей нужно выйти в дамскую комнату, чтобы поменять растворившиеся в яде контактные линзы. По пути Вольтури чувствует какую-то странную слабость и, едва она заходит в кабинку, её рвёт кровью. Это пугает её до чёртиков. Чтобы немного придти в себя, она брызгает себе в лицо прохладной водой и полощет рот в надежде избавиться от противного металлического привкуса. Она смотрит на собственное отражение, и ей кажется, что её глаза уже не алые, а тёмно-синие, как ночное небо. Алек считает, что нужно скорее возвращаться в Вольтерру, но солнце и отсутствие привычных им мантий (которые они оставили в замке, чтобы не выделяться среди горожан) становятся серьёзным препятствием. Им приходится ждать до вечера, и киномарафон, который планировался как развлечение, становится сущей пыткой. Потому что из-за усиливающегося недомогания Джейн приходится покидать зал ещё несколько раз, её глаза постепенно становятся голубыми, и - это невозможно! - её сердце, кажется, начинает биться. Через столько лет мёртвой тишины в груди. Добираться обратно им приходится автостопом, потому что Джейн не может даже нормально идти, не говоря уже о беге на вампирской скорости. Её снова рвёт кровью, из-за чего они вынуждены несколько раз останавливаться. Близнецы прощаются с водителем примерно за километр от Вольтерры, после чего Алек инсценирует его аварию. До замка он добирается на привычной ему вампирской скорости с ослабевшей сестрой на руках. Не на шутку взволнованный Аро приказывает организовать в одной из комнат лазарет и приводит врача из их человеческого подразделения. Тот, проведя обследование, лишь озадаченно хмурится и спрашивает, могут ли вампиры становиться обратно людьми, потому что с Джейн это, похоже, случилось. Не до конца, правда, потому что, несмотря на внешнюю схожесть с людьми, у неё остаётся часть вампирских чувств: усиленное зрение и слух. Это выглядит как промежуточная стадия между вампиром и человеком, и Аро задаётся вопросом, что ещё человеческого у неё проявилось. На всякий случай ей делают переливание донорской кровью, которой у них в избытке (но которую никто не любит так, как свежую, и поэтому редко кто пьёт) и кормят человеческим обедом. Рвота останавливается и возвращаются силы, Джейн чувствует себя лучше, но Алеку кажется, что она изо всех сил сдерживается, чтобы не расплакаться, благо теперь она может это сделать по-настоящему. Она засыпает почти сразу же после ухода Аро, Алек остаётся, чтобы следить за её состоянием. На срочное совещание старейшин не пускают никого, кроме самих старейшин и Адель, вампирши-француженки, обладающей даром создавать в помещении настолько надёжную звукоизоляцию, что ни один вампир не разберёт ни звука, даже если прислонит ухо к двери. К помощи Адель прибегают нечасто, и это заставляет насторожиться всю свиту, которая уже осведомлена о происшествии с Джейн. Кай уверен, что это постарались Каллены, и что стоит как можно скорее разобраться с этим проклятым кланом, пока они ещё чего-нибудь не придумали. С огромным трудом Марку и Аро удаётся воззвать к голосу его разума, но кроме этого они не приходят ни к решению проблемы, ни даже к её объяснению. Они никогда не сталкивались с чем-либо подобным. Близнецы, мысли которых Аро уже прочитал, также не могут ничем помочь. Вольтури ждут, пока состояние Джейн стабилизируется, и пытаются обратить её обратно в вампира, но уже через сутки агонии она переживает клиническую смерть и остаётся на той же промежуточной стадии. Ей чертовски везёт, что Аро оставил врача в лазарете, и тот успевает вовремя. Джейн снова делают переливание, чтобы снизить содержание яда в крови, и не пускают к ней никого, кроме Алека и старейшин, хотя Кай и Марк не стремятся контактировать с заболевшей. Но вскоре, не проходит и трёх дней, Алек становится не столько наблюдателем, сколько пациентом, потому что неизвестная болезнь поражает и его. Наверное, его организм более устойчив к её проявлениям, поскольку особого недомогания он не чувствует, и кровью его тоже не рвёт. Просто один раз врач замечает, что его глаза тоже стали голубыми, а через несколько часов появляется сердцебиение и человеческий румянец. Ещё через сутки неизвестная инфекция поражает ещё несколько членов свиты: Феликса, Ренату и Деметрия. У последнего процесс «очеловечивания», очевидно, протекает интенсивнее, так как, в отличие от остальных заболевших, у Деметрия, вкупе с симптомами неизвестной болезни, почему-то появляются опухоли на лимфатических узлах. Врач, от которого вампиры и без того требуют многого, слишком поздно диагностирует развивающуюся бубонную чуму. Ищейка умирает раньше, чем Вольтури успевают добыть необходимые лекарства, а Аро вспоминает, что лично обратил его, умирающего от бубонной чумы, в 1350 году. Лазарет с больными становится изолятором и переезжает в другое крыло, замок дезинфицируют. Джейн думает, что на самом деле ей жаль ищейку. Она понимает, что всегда испытывала к нему... определённого рода симпатию. Он был хорошим товарищем, несмотря на то, что они никогда не были на самом деле близки. Всю свиту обязывают трижды в день принимать разбавленный в донорской крови вампирский яд - для профилактики. Доступ к изолятору имеют только старейшины и увеличенный штат человеческих врачей. Одно из помещений отводят под лабораторию. Старейшины пытаются остановить назревающую в рядах Вольтури откровенную панику обещанием найти лекарство, но проблема в том, что они и сами слабо верят в собственные слова. Аро идёт на крайние меры и приказывает Корин усилить влияние её способности - создания иллюзии удовольствия - на клан и распространить её на всех, кроме него самого. Кай убеждает Аро, что стоит проверить Калленов на причастность, и тому приходится переступить собственную неприязнь к телефонной связи (он всегда предпочитал писать письма), чтобы созвониться с Карлайлом и назначить его семье аудиенцию. Аро особо не удивляется, когда Карлайл рассказывает о странных видениях Элис, в которых Вольтури один за другим становятся людьми или кем-то, кто похож на людей. Его шокирует новость о том, что неизвестная вампирская болезнь добралась и до Олимпийского клана. Когда Каллены прибывают в Вольтерру, половину их клана уже практически невозможно отличить от людей. Заразившихся Беллу, Эдварда, Элис и Эмметта помещают в изолятор, всех остальных, кроме Ренесми, которая, кажется, имеет иммунитет к этой инфекции, подключают к программе профилактики (им приходится отказаться от их глупой вегетарианской диеты). Карлайл, обеспокоенный смертью Деметрия от болезни из его прошлой жизни, буквально поселяется в лаборатории, чтобы помочь старейшинам найти лекарство. Он боится за свою семью, потому что почти никто из Калленов не был здоров, когда превратился в вампира. Исследование крови заболевших и её тщательный анализ подтверждают предположения о том, что болезнь начинает превращать вампира в человека, но не до конца, оставляя некоторые из приобретённых после обращения преимуществ. И подавляет дар, если он есть. Ситуацию усугубляет то, что заболевших нельзя обратить обратно, и есть вероятность, что они навсегда останутся в таком состоянии. Не вампиры и не люди, одинаково уязвимые как для тех, так и для других. А ещё не исключено, что все они могут умереть если не от болезней, то от старости. Карлайл не даёт никаких прогнозов, но близнецы всё ещё пытаются верить словам Аро, ведь за прожитые в клане сотни лет они привыкли полагаться на него безоговорочно. Он никогда не подводил их. Но когда Эдварда Каллена, несмотря на протесты его самого и Беллы, переводят в отдельную палату изолятора, поскольку у него начинают появляться первые признаки испанки, Джейн начинает истерить. Феликс и Эмметт, два здоровяка, в кои-то веки нашедшие общий язык, не верят в то, что «эта маленькая злобная фурия» может безудержно рыдать, кричать и едва ли не биться головой о стену. Рената и Алек безуспешно пытаются успокоить её, и единственной, кому абсолютно всё равно на происходящее, остаётся Элис, потому что к ней, похоже, тоже начала возвращаться её болезнь. Её сумасшествие, из-за которого её поместили в психушку чуть меньше века назад. Коротышка сидит на кровати, обняв руками колени, и не реагирует ни на что. Ни на отчаянные просьбы Беллы оставить её в одной палате с Эдвардом (ведь она имеет полное право находиться со своим мужем, что бы ни случилось), ни на плач Джейн о том, что они все умрут так же, как Деметрий, ни на попытки Эмметта её растормошить. Она смотрит в одну точку и что-то бормочет, иногда вспоминая о Джаспере, а потом говорит, что Ренате стоит осторожнее спускаться по лестницам. Феликсу кажется, что он готов убить эту чокнутую ясновидящую, лишь бы только она заткнулась. И перестала раскачиваться на кровати из стороны в сторону. А ещё кричать во сне о каком-то грёбанном Джеймсе, который пытался убить сначала её, потом Беллу. Дни в изоляторе похожи один на другой и каждый тянется бесконечно медленно, словно патока. Ситуацию усугубляет отсутствие новостей извне и каких-либо продвижений в поиске лекарства. Даже вечный балагур Эмметт становится каким-то раздражительным, он слишком долго не виделся со своей Розали и теперь беспокоится о ней каждую секунду. Белла имеет отвратительную привычку ходить по палате туда-сюда, причём, в отличие от всех остальных, она может делать это на почти вампирской скорости. Джейн хотела бы, чтобы у неё был её дар и чтобы она могла приструнить им эту выскочку, но вскоре ей приходится с сожалением признать, что если бы Алек сейчас был в той палате, в которую отправили Эдварда, она металась бы точно так же. Он - единственный человек из всей свиты Вольтури, на которого ей не наплевать. Поэтому она просто просит Беллу не маячить, и её голос звучит почти вежливо. Наверное, поэтому Белла без лишних слов и препирательств садится на кровать Элис и обнимает коротышку за плечи, нашёптывая какие-то успокаивающие слова. В один из дней Вольтури и Каллены временно оставляют свои разногласия и взаимную неприязнь, и просто разговаривают. Обсуждение недавних событий приводит их к мысли, что в этой странной болезни может быть виноват Жуан, поскольку незадолго до того, как Каллены начали заболевать, у них с визитом был тот дампир, Науэль. Он приехал к Карлайлу за помощью, потому что Уйлин внезапно стала человеком и умерла после попытки обратить её обратно, после чего заболел Амазонский клан, к которому парень присоединился. А незадолго до этого он виделся с отцом, который снова пытался переманить его на свою сторону, говоря что-то о грядущих в вампирском мире переменах. Вольтури заболели после неудачной попытки близнецов поймать Жуана в Перу. Услышав об этом, Кай полон намерения убить и его, и его «чёртовых дампиров, оскорбление бессмертного рода», но Аро считает иначе. И отправляет на поиски небольшой отряд из тех, кто был здоров на момент обращения; в их число добровольно входит Джаспер Хейл, который, кажется, в чём-то близок позиции Кая. Его семья пострадала из-за этого чёртова экспериментатора. На следующий день Рената падает с лестницы и умирает от перелома шейных позвонков. Объединённых сил близнецов, Беллы и Эмметта едва хватает на то, чтобы остановить разъярённого Феликса от расправы над Элис, которую тот считает виноватой в её смерти. Для Алека становится большим сюрпризом то, что Феликс был влюблён в Ренату. Через две недели отряд сообщает о том, что они нашли Жуана и его дочерей на границе Перу с Чили и теперь везут их всех в Италию. Так как у Вольтури больше нет способности Джейн причинять боль, машиной для пыток становится Джаспер, у которого есть свои действенные методы. Ему ничего не стоит внушить Жуану страх и повиновение, но тот, несмотря на свою причастность к этой необычной эпидемии, не может помочь им с поисками лекарства, поскольку его целью было создать вирус, а не лечить его. После допроса Аро лично обезглавливает его, потому что, как считают старейшины, он нарушил слишком много вампирских законов. Дампиров решено пощадить, и они становятся частью Вольтури, несмотря на недовольство остальной свиты. Убедившись в том, что болезнь не представляет опасности для Ренесми, Карлайл разрешает внучке посещать изолятор. Алек быстро проникается к этому ребёнку симпатией и искренне недоумевает, как он мог раньше желать ей смерти. Эдвард, которого уже вылечили от испанки и перевели обратно в основную палату, почему-то предупреждает, что у его дочери уже есть жених. Особенный жених, как он спешит подчеркнуть. Белла пытается разрядить обстановку шуткой о том, что папочка уже смирился с перспективой стать тестем своего бывшего конкурента. Возникновение осложнений у Эмметта тогда, когда, казалось бы, состояние у заболевших стабильно и в теории не представляет опасности для жизни, вносит очередной повод для смятения в рядах только-только успокоившихся и смирившихся с вынужденным чрезвычайным положением вампиров. Здоровяк захлёбывается во сне собственной кровью из-за того, что раны, оставленные тем гризли чуть более полувека назад, появились на его теле словно из ниоткуда и начали кровоточить. Карлайл, ночи напролёт ставивший эксперименты в лаборатории рядом, не может понять, почему он не услышал изменений в дыхании Эмметта, после чего Аро подводит его к зеркалу и демонстрирует его собственные голубые глаза и румянец на щеках. Заработавшийся Карлайл пропустил несколько приёмов яда и заразился той же болезнью, даже не заметив этого. Он готов убить себя: его сын умер из-за его оплошности. Пусть даже другие так не считают. Он виноват и боится смотреть в глаза Розали, которая попадает в изолятор в тот же день, добровольно отказавшись от профилактики. Но она понимает, что Карлайл и так делает всё, что в его силах, и, скорее, винит себя в том, что её не было рядом. Когда исправно принимавший яд всё это время Кай тоже попадает в изолятор, отравляя жизнь его и без того разрозненным и готовым буквально перегрызть друг другу глотки (было бы только, чем это сделать) обитателям, начинает паниковать даже Аро. Профилактика, на которую он уповал, предоставив более опытному в этом деле Карлайлу проводить исследования и поиски, не сработала, а это значит, что либо вирус мутировал и последствия могут быть куда хуже, либо эта болезнь неизлечима в принципе. Афтон, Челси и Хайди вырываются из-под воздействия Корин и спешат покинуть клан, пока это не коснулось и их. Попытка Сантьяго задержать беглецов на выходе из Вольтерры заканчивается боем и его смертью. Элис без устали повторяет одно и то же: грядут перемены, грядут перемены, грядут перемены... А однажды она снова просыпается посреди ночи с воплем и сквозь плач шепчет что-то о необратимой гибели вампирского мира. Оставшимся в строю старейшинам приходится разрешить Джасперу придти в изолятор и успокоить свою жену, пусть даже риск заразиться здесь и сейчас гораздо выше. Они готовы рискнуть эмпатом и его способностью, которая может ещё пригодиться, лишь бы не дать оставшейся свите устроить хаос из-за того, что ещё не случилось и, возможно, не случится. Старейшины утверждают, что ясновидящая ошиблась. Как будто отрицание способно изменить предначертанное будущее. Карлайл не спит четвёртую ночь подряд, когда его воспалённый усталостью мозг балансирует на тонкой грани между пропастью отчаяния и гениальным открытием. Каллену несказанно везёт, и он падает во вторую «пропасть». Он делает неожиданный вывод, что кровь дампира, изначально объединяющая в себе человеческое и вампирское начала, способна адаптировать кровь заболевших для вампирского яда. В теории это должно позволить им превратить заболевших обратно в вампиров. У него уходит ещё неделя на то, чтобы провести все необходимые испытания на взятом у Ренесми и дочерей Жуана образце. И понять, что простое переливание ничего не даст, так как кровь такого необычного донора не приживается в организме реципиента. Образец женщин-дампиров недостаточно ядовит, чтобы подавить вирус. Поэтому он требует найти Науэля. И специалиста, способного сделать пересадку костного мозга, поскольку только таким образом можно исключить любую возможность отторжения донорского материала. Изолятор тем временем делится на три лагеря: тех, кто уже смирился с собственной смертью, тех, кто почти фанатично верит в Карлайла и его знания... и Кая, который ненавидит Калленов, но не хочет умирать. И которого уже хотят убить даже близнецы, не так давно готовые безоговорочно подчиниться любому его приказу. Науэль, считающий себя виновным в гибели Уйлин, без каких-либо возражений прибывает в Вольтерру спустя несколько дней вместе с Амазонским кланом, представителей которого тут же отправляют в изолятор. Карлайл проводит последние исследования и, удовлетворённый полученными результатами, готовится к химиотерапии и операции под руководством штатного хирурга, чтобы первым испытать на себе найденное лекарство, так как не хочет рисковать чьей-либо жизнью, но Аро останавливает его. Вольтури считает, что Карлайл должен руководить лечением, потому что только у него есть необходимый для сложившейся ситуации опыт, а вербовать первоклассных специалистов по пересадке с человеческой стороны у них нет ни возможности, ни времени. И в шутку предлагает использовать как подопытного кролика Кая, «чтобы он принёс вампирскому миру хоть какую-то пользу». Прослышавшая о причинах задержки Розали без колебаний выдвигает свою кандидатуру, ведь ей, в отличие от всех остальных, больше нечего терять. Она не видит своей жизни без Эмметта, поэтому не слишком переживает о том, что её жизнь может окончиться на операционном столе. Она готова рискнуть ради того, чтобы больше никто не пережил её боль. Укороченный курс химиотерапии, пересадка самого костного мозга и нейтропения занимают порядка трёх недель, во время которых заболевают жёны Вольтури, два члена свиты и Эсми, а в изоляторе умирает от пневмонии Феликс. Он не болел ей ни разу за всю свою человеческую жизнь, она является результатом запущенной простуды при сниженном иммунитете. Болезнь прогрессирует, но предварительные показания вселяют уверенность в то, что для вампиров ещё не всё потеряно. Ещё три дня уходит на то, чтобы превратить Розали обратно в вампира. Она в ужасе от того, что ей придётся пережить эти муки снова, но в этот раз она знает, чего ожидать, и держится гораздо спокойнее. Аро и Марк оставляют Карлайла разбираться с остальными заболевшими, а сами занимаются новообращённой. Чтобы контролировать процесс адаптации новых клеток, пересадку делают одновременно не более трём пациентам, поэтому на полное излечение болезни, повторное обращение в вампиров и дезинфекцию замка уходит пять месяцев. После чего все пути всех трёх кланов снова расходятся в разных направлениях. Каллены с Науэлем уезжают обратно в Америку и планируют на некоторое время перебраться на Аляску, чтобы сёстры Денали помогли им с новообращёнными. Амазонки и дампирши остаются в Италии, но перебираются на частную ферму, так как Аро хочет, чтобы первый год своей новой вампирской жизни они жили под их присмотром, а сами женщины не хотят находиться к правящему клану настолько близко. Вольтури скорбят о невосполнимых потерях в свите и пытаются восстановить привычный уклад. Им удаётся изменить предсказание Элис и избежать краха цивилизации бессмертных, но это не значит, что не грядут перемены. И в первую очередь, это перемены в принятии друг другом двух сильнейших вампирских кланов мира и двух вампирских рас, временное объединение которых перед лицом неизвестной опасности оказало своё необратимое влияние на каждого их представителя.