Hoppipolla

(Флэшбэк) 23 мая 2003 года, Германия. Дождь стремительно обрушился на одетый в сочную майскую зелень мир, состоявший сейчас всего из одной-единственной полевой дороги, где-то в тридцати милях от Франкфурта-на-Майне. И мальчишки бежали, уже не спасаясь от ливня, осознавая, что это бесполезно, но так весело: звонко шлепать по лужам драными ботинками, в которых чавкает вода, отчаянно прикрываться от хлещущих с неба капель воротниками курток. И дышать, дышать, дышать… - Где удочка, Ньют? – кое-как переведя дух, поинтересовался Германн, высокий сутуловатый мальчик, когда они, наконец, очутились под развесистой кроной старой яблони, из года в год рождавшей перламутрово-зеленые, твердые и кислые яблоки, которые никто не хотел срывать. И эти запретные плоды блистали в каплях дождя и лучах пробивавшегося через тучи солнца, подобно рождественским украшениям. - Ах, чёрт возьми, я выронил ее у того плетня в самом начале дороги, кажется… О, клянусь, она была хорошо пристегнута к рюкзаку! - попытался оправдаться Ньютон, мокрый, как мышь, растрепанный и рассеянный. Германн раздосадовано посмотрел на него. – Я могу сходить за нею, хочешь? Прямо сейчас! Все равно, мы оба мокрые, хоть на веревку рядом с простынями вешай, - добавил Ньют. Его последние слова утонули в приближающемся раскате грома. Германн увидел, как и без того огромные зеленые глаза друга испуганно округлились и буквально полезли на лоб. - Нуу, что же ты, братец Ньютон! Моя сестра и то грозы не боится, эх ты-ы… - Герм похлопал друга по плечу, зная, что вспыльчивый Ньют может выкинуть что-то невообразимое. – Пошли-ка лучше домой, пока гроза до нас не дошла. Ливень ливнем, а вот чтоб эту яблоню молния спалила вместе с нами… У Ньютона задрожали губы. Он убрал руку Готтлиба с плеча, и перекрикивая шум дождя и всё более близкие раскаты грома, выпалил: - Ах так?! Ну, вот теперь точно вернусь за твоей распроклятой удочкой, Герм, я не трус, чтоб ты знал! - Ньют, стой… Но мальчишка в облепившей тело мокрой одежде уже выбежал из-под яблони, и вовсю припустил по лужам, поднимая целые волны брызг. «Эх, что за искатель приключений на свой зад?» - не без усмешки подумал Герм, и вдруг что-то подстегнуло его побежать следом, снова подставляя голову и плечи густому дождю, отдававшему ароматом озона и пряных луговых трав. В этом всё же была своя таинственная прелесть. Ньютон будто бы услышал, что друг пустился по лужам в след за ним, и остановился, резко обернувшись. - Герм, ладно, подождал бы меня… - он не закончил своей фразы. В пятидесяти метрах позади них старая яблоня озарилась ослепительной вспышкой, а через мгновение раздался оглушающий треск, и запахло гарью. Темные корявые ветви и изумрудно-зеленая листва вспыхнули вмиг, и огонь сердито зашипел, словно получая пощечины от непрестанного ливня, он бился и танцевал в раскидистой кроне старой яблони, превратившейся в огромный факел. Они стояли по щиколотки в воде, по их лицам струился утихающий дождь, но, словно зачарованные, мальчики продолжали смотреть на пылающее дерево. - Кажется, ты только что своей выходкой спас мне жизнь, Гейзлер. – Удивительно спокойно произнес, наконец, Германн, оборачиваясь к другу. - Кажется, у полевых мышей сегодня будут печеные яблоки на ужин… - отозвался Ньют, рассеянно почесывая затылок. И вдруг они оба громко, почти истерично рассмеялись. Они хохотали до колик в животе, до икоты, и, снова умудрившееся пробиться сквозь тучи, неяркое и призрачное солнце светило на широкое поле, на мокрую траву, на их бледные, смеющиеся радостно и глупо, физиономии. И последние капли дождя на лице Ньютона смешались с чем-то еще, густым и красным. Он небрежно провел ладонью под носом и посмотрел на свои пальцы. - Ньют, ты… - Германн испуганно взял его за плечи. - Это я что-то слишком громко хохотал, Герм, это… это бывает, ничего, совсем ничего… - он еще раз широко и рассеянно улыбнулся, а потом нагнулся к земле, зачерпнул пригоршней воды прямо из прозрачной лужи и утёр лицо. – Знаешь, Германн, у меня течет кровь из носа, но потом я встаю, и всё хорошо. Да, очень хорошо. Через несколько минут они снова шлепали по лужам рядом, всё еще дрожа от холода и усмехаясь друг другу от какой-то внезапно сумасшедшей, беспокойной радости. И вдыхали так глубоко, как могли. *** 23 мая 2028 года. Новая Англия. Кладбище было старым и каким-то тесно зажатым между окраинами городского парка и густым, запущенным университетским садом. Оно навевало на Германна странные мысли, почему-то о детстве. Странно, что столь скорбное место могло ассоциироваться с лучшей порой жизни. Но это было так. В воздухе стоял пряный аромат буйной зелени, а подстриженная трава блестела мириадами дождевых алмазов. Он постоял еще чуть-чуть на холмике у простого белого памятника, окруженного полевыми цветами, собранными в аккуратные букеты. Среди пары свечек стояли какие-то фигурки. Полгода назад, на похоронах, он даже и не заметил их: это были маленькие Кайдзю, точные копии своих грозных сородичей, воплощенные в сверкающем металле. Он помнил лишь, как бледное, но по-прежнему улыбающееся, хоть и с неимоверным напряжением, лицо его друга посветлело, словно лампа, у которой повернули фитилёк, когда маленький Робби, сын Тендо, бережно взял фигурку из слабеющих рук. «Он клёвый, не правда ли?» - негромко спросил тогда Ньютон, тихо и хрипло. «Ты тоже клёвый, поправляйся, пожалуйста!» - попросил его мальчик и осторожно слез с края больничной койки. «Обязательно, малыш», - едва слышно ответил ученый, и, с усилием, о котором догадывались только врачи и Германн, дал Робби «пять». Через три дня его не стало. Германн достал из кармана небольшое, ярко-зеленое яблоко с золотым бочком и осторожно положил его среди цветов. Потом вздохнул и медленно побрел прочь. Превосходное раннее утро улыбалось в тысячу лучей, и как-то особенно хотелось жить. Всем. И грусти почти не было, и была она светла. Кучка студентов, с шумной болтовней шагавшая на занятия, удивленно замерла посреди тротуара. По обратной стороне узенькой улицы университетского городка, по прозрачным и глубоким лужам, не жалея ботинок, вприпрыжку шёл седеющий профессор, поднимая фонтаны брызг, заметно прихрамывая, но при этом ухарски размахивая своей привычной тростью, будто она ему и не нужна больше. Он поддевал тростью камушки на мостовой, и что-то насвистывал. И солнце играло в стеклах его пенсне. Он чувствовал себя не профессором, а тринадцатилетним мальчиком, и все было, будто бы не по-настоящему. Всё настоящее было где-то там, очень далеко и очень давно. И ему хотелось сохранить это утро, первое без тоски по тому, кто всегда так же улыбался и дурачился, и дышал этим дождливым, холодным миром. Глубоко, радостно, и до конца. «И у меня течёт кровь из носа, Но я всегда встаю…» Примечания: "Hoppipolla" - название песни исландской группы "Sigur Rós", в дословном переводе означает "прыгая по лужам".