Прощаю

Аллен шипит сквозь зубы, чтобы этот идиот убрал от него руки, упирается и пытается вырваться из цепкой хватки брюнета, но все попытки улетают в молоко – Канда не реагирует. Только осторожно пальцами касается тонкого шрама, оставленного лезвием его собственного Мугена. Касается осторожно, еле ощутимо, так, чтобы не причинить боли всё ещё саднящей ране, пусть уже и затянувшейся давно. Она никогда не затянется до конца. И даже не из-за Чистой Силы, которая раз за разом раздирает её кровавыми перьями, – такие раны просто не могут зажить, потому что оставляют свой след не на коже, а гораздо глубже. Где-то за костями и сухожильями, где-то, где сейчас пустота и кромешная тьма. Канда касается тонкого шрама так, словно пытается сказать «прости». - Убери руки, - рычит Аллен, сжимая кулаки и оставляя на каждой ладони по пять кровавых полумесяцев. Канда нависает над ним, одной рукой прижимая к кровати, а второй аккуратно проводит пальцами по шраму – и чёрт его знает, что творится в голове у этого идиота, когда он вот так одним коленом опирается о кровать, нависая над своей без пяти минут жертвой. Поэтому Аллен и злится, злится не «напоказ» и не от детской обиды, ему вполне искренне хочется сейчас врезать брюнету так, чтобы тот не встал ближайшие сутки. Потому что Аллен уже устал прятаться. И потому что запутался окончательно. Потому что порой слишком страшно. И потому что нельзя вот так появиться из ниоткуда и делать то, что заблагорассудится. Аллен вырвался из цепкой хватки, сбрасывая с плеча руку брюнета, отодвигаясь и садясь в кровати. Очередной самый дешёвый номер гостиницы невероятно похож на все предыдущие – две кровати, на которых невозможно заснуть, один ободранный диван, пол, который скрипит при каждом шаге, грязные окна и потолок, который, кажется, вот-вот обвалится кусками тебе на голову. Аллен давно перестал обращать внимание на такие мелочи. - Какого чёрта ты творишь? – процедил сквозь зубы беловолосый, рукой запахивая концы расстёгнутой рубашки, стараясь игнорировать колотящееся о рёбра сердце, готовое вот-вот остановиться, и внимательный взгляд тёмных глаз. Канда стоял, как ни в чём не бывало, словно это не он секунду назад нависал над ним. Аллен никогда не мог понять этого человека. Ещё реже он мог объяснить действия мечника и то, что им руководит. Наверное, именно поэтому, когда Канда сел на кровать рядом с ним, Аллен не мог сказать наверняка, что произойдёт в следующую секунду. Он ожидал чего угодно, но уж точно не того, что мечник вдруг протянет к нему руку и скользнёт по волосам. Беловолосый дёрнулся, как дёргается напуганный зверь, загнанный в ловушку, собираясь отбить протянутую руку, как брюнет убрал руку сам. Пёрышко. Одно из тех, которыми были набиты лежащие на кроватях подушки. Всего лишь. Маленькое белое пёрышко было зажато между указательным и большим пальцем мечника – оставалось только догадываться, как Юу разглядел его среди белых прядей. Канда разжал пальцы, позволяя перу плавно опуститься на кровать и затеряться где-то в одеяле. - Мояши... «Мояши» - глухо так, еле слышно, но заставляет замолчать. Аллен вдруг словил себя на мысли, что не может вспомнить, когда последний раз слышал от Канды это обращение. Это дурацкое, но такое привычное «Мояши». Казалось бы, некогда ненавистная кличка сейчас звучала так, что внутри всё переворачивалось, а на глаза наворачивались слёзы. Словно дрогнули струны, потревоженные чьим-то прикосновением, и снова прозвучали именно так, как звучали когда-то давно, на призрачное мгновение возвращая в прошлое. - Я конечно счастлив, что ты живее всех живых, - раздражённо произнёс подросток, глядя в глаза мечнику, - но какого чёрта ты здесь делаешь?! Ты хоть пронимаешь, что для Ордена я… - Я здесь не по поручению Ордена, - оборвал его Юу. - Тогда для чего?! – Аллен почувствовал, как начинают пульсировать болью виски. Его вдруг невероятно начали злить непроницаемость и равнодушие, как обычно исходящие от брюнета. Он не понимал, искренне не понимал, зачем Юу вернулся. Зачем променял свободу, добытую таким трудом, на непонятно что. Зачем?... Канда не знал, как ответить Аллену на вопрос, дать ответ на который он не мог даже самому себе. Потому что Джонни один бы не дошёл? Потому что виноват? Потому что пришёл вернуть долг за Алму и Врата? Потому что до сих пор в ушах стоит тот звон металла о металл и злые, ранящие не хуже любого меча слова? - От чего ты бежишь, Канда? - Ноево Отродье! Если бы только тебя не было… - Ты ублюдок, да что ты обо мне знаешь! Канда прикрыл глаза, переводя взгляд в район живота Мелкого, туда, куда угодило лезвие Мугена и прошло насквозь, словно игла сквозь вату. А Мояши и впрямь стал похож на напичканную ватой куклу – прозрачный, невероятно худой и бледный, даже бледнее, чем раньше. - Потому что ты ещё не сдался, - уверенно произнёс мечник, сталкиваясь взглядом с подростком. Беловолосый осёкся, по его лицу скользнуло удивление, но тут же сменилось упрямством. - И не сдамся, - произнёс Аллен, хмурясь и сжимая кулаки. – И твоё присутствие для этого необязательно. Или ты думаешь, что без великого и ужасного Канды Юу никто ни с чем не может справиться? – лицо беловолосого резко изменилось, ехидство, которым было до этого пропитано каждое слово, исчезло, сменяясь серьёзностью и непониманием. - У тебя было всё, была свобода, а ты променял всё это на… - беловолосый замолчал, яростно сжимая кулаки и обводя взглядом убогий номер, не зная, какое слово подобрать. Он и не думал, что ещё когда-нибудь встретится с Кандой. По правде говоря, он вообще не рассчитывал увидеть хоть кого-нибудь из Ордена. Чёрный Орден остался где-то в прошлом, за чертой, во времени, когда он только пришёл туда. Второй уровень тогда казался самым тяжёлым испытанием, а в бесконечных коридорах с одинаковыми дверьми легко можно было заблудиться. Сколько бы миссий тогда ни было и какими бы трудными они ни казались, Аллен впервые там обрёл друзей. Пожалуй, сейчас те воспоминания и впрямь можно было назвать одними из самых счастливых. Беловолосый поднял глаза на сидящего на кровати Юу, сталкиваясь с ним взглядом. Тёмные глаза смотрели всё так же остро, разве что злобы в них поубавилось. Всё такие же бездонные, даже зрачков не видно, только взгляд, казалось, стал мягче. Или это всё обман, и виновато в этом чёртово освещение? Мечник встал с кровати, и вдруг Аллен даже вопреки всем своим действиям и словам ощутил панический страх, что Канда сейчас просто уйдёт. Просто выйдет из этой жалкой лачуги и исчезнет навсегда, растворившись среди улиц и людей, и всё всего лишь из-за пары слов. Всё это пронеслось в беловолосой голове за секунду, и в тот момент, когда Аллен ощутил непреодолимое желание окликнуть мечника, тот всего лишь подошёл к дивану и взял с него бумажный пакет. - Ешь, - коротко бросил Юу, ставя пакет на кровать перед Алленом. Тот невольно скользнул взглядом внутрь, замечая... яблоки. Алые бока крупных яблок. От изумления подросток даже прикоснулся к одному из них, замечая, что в пакете есть ещё и пара булочек. - Я не… - Аллен хотел сказать «я не голоден», но произнести эту глупую в его положении фразу не успел. - Стручок, если ты сейчас же не заткнёшься и не начнёшь есть, я изрублю тебя в фарш, - угрожающе произнёс Канда. Ему этот спектакль начинал надоедать – даже невооружённым взглядом было видно, как лихорадочно, даже против его собственной воли у Аллена заблестели глаза. Судя по тому, как сильно он исхудал, еда для него сейчас была не столько желанием, сколько крайней необходимостью. Ещё и этот Ной… - Они отравленные? – съехидничал беловолосый, чувствуя сладковатый и тёплый запах свежей выпечки, от которого сводило живот. - Тч, это Джонни купил, так что ешь, - фыркнул Юу, садясь на диван и скрещивая руки на груди, глядя на то, как Мелкий всё-таки достал из пакета какую-то булку и с аппетитом стал её есть, выуживая из пакета ещё и яблоко. Справедливости ради стоит сказать, что купил всё Канда. Но, зная упрямство Аллена, иного выхода, кроме как сказать, что всё это купил Джонни, просто не оставалось. Иначе беловолосый просто не стал бы есть, а Юу, видя, как подкашиваются у Мелкого ноги от усталости, запихал бы в него эти дурацкие яблоки силой. И в итоге всё бы свелось к очередной ссоре и банальному мордобою. Когда с едой было покончено, Аллен отодвинул от себя пакет, в котором ещё оставалось несколько яблок, и спустил ноги с кровати. Деревянный пол, который хозяину стоило поменять уже много лет назад, опалил босые ступни мёртвым холодом. Вечерело. Раскалённое дневным жаром солнце постепенно клонилось к горизонту, тёплыми руками-лучами скользя по домам и улицам, прикасаясь к лицам людей и растягивая тени, как резину. Прозрачные золотые лучи проскальзывали сквозь грязное окно в комнату, подхватывая мелкие пылинки и заставляя их танцевать на своих прозрачных нитях. Комната наполнялась золотым помутневшим светом, готовясь потухнуть, как спичка, и раствориться в дымчатых сумерках. Беловолосый сгорбился, глядя куда-то вниз. Отросшая чёлка закрывала глаза, но взгляд проходил сквозь прогнивший пол, сквозь землю и корни деревья – взгляд вникуда. Браслет, который на него нацепил Джонни, плотно обхватывал запястье, отсекая все мысли о побеге. Сам хозяин изобретения сейчас находился, судя по всему, где-то недалеко и занимался починкой очередной сломанной вещицы, потому что растекающегося по мышцам тока Аллен не чувствовал. - Зря вы нашли меня, - тихо произнёс исполнитель. Канда ответил не сразу. В тишине послышались звуки нетрезвых шагов этажом выше и отборной брани с улицы, которая долетала в комнату неразборчивыми фразами сквозь закрытое окно. - Так ты всё-таки сдался? – слишком равнодушно для такой фразы произнёс брюнет, когда всё стихло. - Я не сдался! – Аллен сильнее сжал в руках простынь, поднимая глаза на своего надсмотрщика. Отросшие пряди белых волос струились по шее, словно пытаясь дотянуться до ключиц. – Просто ты не представляешь, каково это, делить с кем-то собственное тело, - голос резко надломился, словно дал трещину, опускаясь до шёпота. - Я вижу его везде, в зеркалах, в окнах… Он всего позади меня на один шаг. Это сводит с ума. - Шпендель, раз не сдался, тогда и ныть прекрати, - отрезал Юу. - Не указывай мне, - огрызнулся беловолосый, надеясь взглядом прожечь в мечнике дыру, но, увы, все попытки были тщетны. Канда встал с дивана, подошёл к замершему на кровати Аллену и взял беловолосого двумя пальцами за подбородок, заставляя того поднять голову. Дымчатые глаза смотрели упрямо и раздражённо, со злостью и… обидой. Канда устало выдохнул, прикрывая глаза, и накрыл бледные губы своими. Аллен дёрнулся, как от удара. Губы мечника были тёплыми и требовательными – такими же, как и чёрт знает сколько месяцев назад. Беловолосый попытался отстраниться, но чужая рука на его затылке не дала, заставляя оставаться на месте. Что ж, тогда… - Блять, - зашипел Юу, резко отстраняясь от мальчишки и чувствуя во рту металлически привкус. Он рефлекторно провёл большим пальцем по нижней губе, переводя взгляд на подушечки пальцев. На коже блестела кровь. Аллен вытер горящие губы тыльной стороной ладони, глядя на мечника злобно, по-волчьи, словно будучи готовым ринуться в бой. Канда усмехнулся, натыкаясь на такой взгляд, но усмешка вышла какой-то кривой и горькой. Такое было впервые. Впрочем, и события трёхмесячной давности чем-то привычным назвать нельзя – сколько бы они ни припирались, а серьёзных ранений друг другу никогда не наносили. До того момента, пока Муген не вошёл в живот легко, словно нож, разрезающий масло, а сознание Четырнадцатого на секунду не потеснило сознание Аллена Уолкера. - Ты хоть помнишь, когда мы последний раз занимались сексом? – Канда задал этот вопрос так просто, как будто это было чем-то будничным. Что-то вроде «какая сегодня вечером будет погода?» или «который час?». Аллен почувствовал, как внутри всё перевернулось. Единственное, что он почувствовал - это злость. После стольких смертей, боёв, после всего произошедшего, неужели Канда ещё помнил о том, что было когда-то? Секс никогда не был для них проявлением любви. Это было что-то вроде способа расслабиться после трудного задания и просто снять напряжение. Аллен никогда не строил себе по этому поводу воздушных замков, а мечнику, казалось, и вовсе было всё равно. Почему нет, если всё происходило по обоюдному согласию? Никакой любви, никаких переживаний, никакой нежности, вообще ничего. И от этого было только больнее видеть, как аккуратно и нежно обнимал Юу полуразрушенное тело Алмы. Аллен никогда не отличался обидчивостью или чем-то подобным. Он помог Юу, помог после всего произошедшего, наплевав на собственные чувства, открывая Врата Ковчега и тем самым обрекая себя на арест со стороны Ордена. Он сделал это безвозмездно и ничего за это не просил, но что-то внутри всё равно ныло и скулило в голос, словно мерзкая опухоль, которую вырезать невозможно. Аллен никогда и ни за что бы не признался даже самому себе, но да, это была чёртова ревность. Низкое и глупое - ведь зная всё, через что пришлось пройти двум искусственным апостолам, только глупец захотел бы оказаться на месте Алмы - чувство из разряда "почему за своё время ты ни разу не коснулся меня так же?". Аллен ненавидел себя за это чувство, но ещё больше он ненавидел Канду, ведь это он заставил его почувствовать это. - Иди к чёрту, - прошипел Аллен, видя, как кровоточит ранка на губе мечника и кровь постепенно скапливается на ней алой полосой. Сделай бы он такое пару месяцев назад, не сносить Разрушителю Времени головы. Канда замер, глядя на беловолосого. Волосы взлохмачены, бледно-лиловые тени залегли под глазами, кулаки сжаты так, что пальцы вот-вот переломятся. От открытого, доброго и весёлого Аллена, каким бы наигранным порой не казался этот образ, не осталось и следа. Только взгляд загнанного в угол зверя и готовность к тому, что пол под ногами опять превратится в дыры, из которых будут бесконечно появляться один за другим акумы. И снова придётся сражаться, снова нужно будет бежать и искать себе убежище на ближайшие несколько часов. А потом – опять дыры, опять акума, опять сражения. Снова всё по кругу. Юу прижал к себе беловолосого, чувствуя ладони, тут же уперевшиеся ему в грудь. Слабое сопротивление, которое можно было бы даже не брать в расчёт. Сейчас Аллен уступал Юу в физической силе – месяцы постоянного страха, голода и сражений дали своё. Но Канда обнимал слабо и осторожно, не желая брать что-то силой. Сейчас ему нужна была отдача, а не подчинение. - Не вырывайся, - прошептал мечник, заставляя Аллена замереть, пытаясь понять, не ослышался ли он. Сказанная фраза скорее напоминала просьбу, а не приказ, по-крайней мере, в ней не было тех приказных нот, которые присутствовали почти в каждой реплике мечника. Если бы Канда ударил, заломал руки, сделал что угодно – беловолосый сопротивлялся бы до последнего. Потому что это было чем-то привычным, чем-то, что закрепилось на уровне рефлексов. С болью можно бороться, с теплом – нет. Юу редко обнимал. Точнее даже сказать, никогда. Объятия попадали под определение непозволительной для мечника слабости, поэтому и не имели права на существование. Даже поцелуи, и те были собственническими и грубыми, впрочем, такими же, как и секс. Поэтому сейчас Аллену оставалось только замереть, пытаясь понять, каково это – находиться в чьих-то объятиях. Даже не в чьих-то – здесь вся соль была именно в конкретике – сейчас и здесь его обнимал не кто иной, как Канда Юу, гроза и ужас всея Чёрного Ордена. - Зачем ты здесь? – глухо пробормотал в чужое плечо Аллен, переставая упираться. В надёжных объятиях было так тепло и спокойно, что вся оборона тут же сходила на нет. - За тобой вернулся, Мояши, - произнёс Канда. Пожалуй, из всех десятков вариантов, этот был наиболее близок к правде. В этих словах было всё: и вина, и благодарность, и даже то, что Юу пока что не мог объяснить даже самому себе. К тому же, Канда никогда не любил объяснять что-то на словах, какими бы громкими они ни были. Мечник зарылся носом в белые волосы, вдыхая их аромат. Описать его было невозможно, но Канда помнил его, несмотря на месяцы разлуки и произошедшие события. Волосы у Мелкого были мягкими до умопомрачения – Канда сравнивал их со своими собственными. У него они были жёсткими, в то время как волосы Мояши на ощупь напоминали гладкие перья. Торопливо, чувственно, словно недосказанные слова компенсируются прикосновениями, – это было одновременно изведанным однажды и таким невероятно новым. Аллен не помнил, когда он уступил и сдался под напором накатившего сумасшествия. Пожалуй, это был для него единственный шанс хоть ненадолго отстраниться от реальности, когда днём Четырнадцатый доводил его шёпотом в голове, а ночью – кошмарами. С шорохом на пол упал тяжёлый экзорцистский плащ. Канда скользил губами по бледной шее, к выпирающим ключицам, к ямочке между ними, забираясь руками под одежду беловолосого. Желание обладать вдруг стукнуло в голову не хуже бутылки саке – только теперь не хотелось подчинять силой. Сейчас хотелось, чтобы Мелкий капитулировал не только добровольно, но и получил от этого удовольствие. Мечник почувствовал, как Аллен стал стягивать с него рубашку, путаясь непослушными пальцами в застёжках. Юу отстранился, снимая с себя ненужную часть гардероба и бросая её на пол. Беловолосый прижался к горячей коже, чувствуя исходящий от брюнета жар, хватаясь руками за чужие плечи, словно утопающий за соломинку, – сам Уолкер был уже по пояс раздет. Разум нормально функционировать отказывался, инициатива полностью переходила к телу, поэтому происходящее в сознании мелькало лишь пятнами. Большего хотелось до зубного скрежета и глухих стонов, срывающихся с искусанных губ. Канда скользил руками по открывшемуся телу, к которому не прикасался уже чёрт знает сколько. Невероятно сильно хотелось сейчас на всё наплевать и взять Шпенделя уже почти привычно – грубо, быстро и не особо задумываясь о чужих чувствах и эмоциях. Несколько месяцев воздержания теперь отдавались тянущей болью чуть ниже пояса, но Канда сдерживался из последних сил, закусывал щеку с обратной стороны и уже чувствовал во рту металлический привкус, потому что сорваться сейчас значило потерять всё. Вид того, как Аллен дрожал и слабо постанывал, подставляясь под ласки умелых натренированных рук, заставлял забыть обо всём. - Канда, стой. Что, если Джонни… - запоздало прошептал Аллен, переводя затуманенный взгляд серых глаз на дверь. - Не войдёт, - уверенно ответил мечник, торопливо расстёгивая чужой ремень и быстро сдёргивая с Мелкого брюки вместе с бельём. Вот так просто. "Не войдёт" и всё тут. Не войдёт, потому что Канда так сказал. Аллен верил, потому что хотелось хоть на минуту переложить на кого-то ответственность и забыть обо всём. Всё уже так невероятно надоело, что хотелось сбежать хотя бы на несколько минут. Просто бросить и сбежать. От акум, от Четырнадцатого, от Ноев и от Священной войны. Ведь, если Канда сказал, значит, всё так и будет. Аллен не помнил, как оказался на кровати. Не помнил, как остался без одежды, которая теперь бесполезными тряпками валялась на полу по всей комнате. Помнил только горячие губы где-то в районе солнечного сплетения и шершавые от рукоятки меча руки, крепко держащие под коленками и разводящие ноги в стороны. Беловолосый задыхался от удовольствия, комкая в кулаках простынь и чувствуя, как кружится голова. В ушах звенело, все предметы расплывались, воздуха катастрофически не хватало. Стоило закрыть глаза, становилось только хуже. Аллену казалось, словно он проваливается куда-то во тьму, и единственным человеком, который оставался рядом, был Юу. Беловолосый бессильно простонал, выгибаясь в спине и чувствуя, как горло сжал спазм, когда рука мечника, словно издеваясь, плавно скользнула по внутренней стороне бедра. Канда облизал собственные пальцы, нащупывая тугое кольцо мышц и с трудом проталкивая первый палец. После нескольких месяцев воздержания Аллен был настолько узким, будто то, что происходило здесь и сейчас, для него было впервые. А может… так только лучше? Может, стоит начать всё сначала? Аллен поморщился от неприятных, но, по сути, знакомых ощущений, пытаясь не концентрироваться на них. В первый раз всё было гораздо хуже – Канда тогда был зол, потому что Чистой Силы на миссии не оказалось, только сотни акум и несколько бесполезных искателей, которых пришлось вытаскивать на собственной шкуре. Поэтому тогда всё прошло быстро, грубо и довольно болезненно – чего и следовало ожидать от такого человека, как Юу. Аллен помнил, как потом долго простоял под душем, утыкаясь лбом в кафельную плитку и думая о том, что совершил самую большую и, к слову, самую глупую ошибку в своей жизни, когда позволил кому-то разглядеть собственные чувства. Канда нажал одним пальцем на найденную выпуклость внутри Уолкера, наблюдая за реакцией. Аллен шумно выдохнул, сжимая руками простынь и закусывая губу. Торопливый вдох - и с бледных искусанных губ срывается низкий гортанный стон, теряясь в сумраке комнаты. Юу нажал сильнее, добавляя второй палец и внимательно следя за реакцией на лице беловолосого. Мечник уже не помнил, когда в последний раз обладал этим стройным телом, когда Уолкер выгибался под ним, плавясь от прикосновений и сдерживая глухие стоны, рвущиеся наружу. Казалось, это было целую вечность назад. Канда скользил взглядом потемневших глаз по телу, на котором ещё недавно не было стольких шрамов, по выпирающим ключицам и ямочке между ними, по выпирающим тазовым костям, по потемневшей от пота и прилипшей ко лбу чёлке. Серые глаза, подёрнувшиеся пеленой возбуждения, смотрели расфокусированно и будто сквозь предметы. Канда убрал пальцы, скользя губами по сомкнутым векам, по скулам, спускаясь ниже, утыкаясь носом в чужую шею, шумно выдыхая. Собственное возбуждение уже достигло болезненной стадии, хотелось разрядки, но мечник входил в расслабленное тело постепенно, миллиметр за миллиметром, сдерживаясь из последних сил. Сегодня выдержка была особенно необходима. Внутри Аллена было узко и невероятно горячо. Первые несколько секунд перед глазами мечника плясали яркие пятна – мышцы настолько плотно обхватывали его, что это было чем-то почти болезненным. Первые несколько толчков заставили выпасть из реальности обоих. Аллен хватался за чужие плечи, пытаясь вздохнуть, но даже не стонал, а просто открывал рот, хватая воздух, словно рыба на суше. Его разрывало от противоречивых ощущение - хотелось оттолкнуть мечника и вдохнуть подной грудью, при этом хотелось обвить его ногами и руками, врасти в него, словно какое-то растение, и никогда не отпускать. Юу двигался быстро, но плавно, словно с задержкой в несколько секунд, от которых сердце падало куда-то вниз, а потом в бешеном темпе подступало к горлу. Вдруг из человека жестокого и грубого Канда превратился в того, кто способен мучить лаской. Аллен чувствовал, как скользили по влажному от пота телу немного шершавые руки, как пальцы скользили по рёбрам, по животу, осторожно проходя по шраму, который сам Юу и оставил. Так легче – словно затягивались кровоточащие на душе раны. Словно осколки внутри плавились, а израненное нутро заживало. И пусть это лишь секундная передышка перед тем, как их пути вновь разойдутся и грянет очередное сражение, но даже так, даже осознавая это, было легче. Аллен сдавленно застонал, выдыхая и чувствуя, как по всему телу волной прокатилась судорога. Юу хватило несколько толчков, чтобы кончить следом и без сил рухнуть вниз, дрожащими руками опираясь на локти, чтобы не задавить Аллена. Взгляд не фокусировался. Казалось, словно на мгновение тело и душа разделились: обессиленное тело осталось здесь, а сознание витало где-то за мили отсюда, словно его и не было вообще. Внутри стало дико пусто, но это приятная пустота была желанна. Тело тяжёлое, ноги ватные, пальцы не гнутся и пошевелить ими не представляется возможным ближайшие несколько дней. Мыслей в голове нет. - Канда… - хрипло прошептал Аллен, чувствуя, как не получается сделать даже вдох. - Да, сейчас, - Юу вышел из парня, ложась рядом на спину и глядя в потолок. Тот самый потолок, который, ещё чуть-чуть, и обвалится. Но сейчас было настолько плевать, что, даже если вниз рухнет небо, этих двоих это не коснётся. Тепло медленно покидало расслабленное тело, шаг за шагом сменяясь холодом и сонливостью. Больше всего сейчас хотелось просто закрыть глаза и провалиться в крепкий сон, напоминающий обморок, но нужно было вставать. Юу отлично понимал – то, что никто эпично не вошёл на самом интересном моменте, ещё не означает, что ситуацию уже нельзя испортить. Поэтому мечник встал с кровати, поднимая с пола брюки и подрагивающими руками натягивая их на влажное тело. Заскрипели деревянные ставни, на пол осыпалась облупившаяся краска - Канда открывал окно. Дрогнули стёкла, грозясь выпасть из рамы, и в комнату скользнула вечерняя прохлада. Канда вдруг вспомнил, как когда-то давно, ещё в Ордене после секса сразу же уходил в душ или чёрт знает куда, потому что о том, чтобы остаться в комнате, не возникало и мысли. Можно было уйти самому, а можно было дать Мелкому минуту, чтобы собрать свои шмотки с пола, и просто вытолкнуть его за дверь. Тогда это казалось чем-то нормальным и само собой разумеющимся. Пожалуй, он сейчас отдал бы многое, чтобы вернуться в то время. Из открытого окна доносились звуки улицы. На деревьях шуршала листва, в которой путался слабый тёплый ветер, доносились глухие человеческие шаги, где-то залаяла собака и прокатилась упряжка лошадей. Комната наполнилась живыми звуками, разбавляя искусственную тишину. Юу поднял с пола собственную рубашку, поднимая глаза и сталкиваясь взглядом с Алленом. Взгляд того уже прояснился, кожа приобретала привычный бледный оттенок, только губы припухли от поцелуев, да и пара засосов на шее свидетельствовали о произошедшем. Парень лежал на боку, по пояс накрывшись одеялом, и глазами следил за каждым движением мечника. - Канда, подойди, - Аллен сел в кровати. Мечник непонимающе нахмурился, но просьбу исполнил, останавливаясь буквально в полуметре от кровати. Беловолосый протянул к нему руку и провёл большим пальцем по нижней губе. - Надо же, уже зажила, - губы Аллена тронула еле заметная улыбка. Канда удивлённо смотрел в серые глаза, ставшие такими живыми и яркими, чувствуя, как прикосновение скользнуло в уголок губ, а потом, еле ощутимо мазнув по подбородку, исчезло. Обычное прикосновение, несколько слов, а внутри мечника что-то дёрнулось, перевернув всё вверх дном. - Спи, - бросил Канда, отходя на несколько шагов и кладя поднятую с пола рубашку на негласно отведённую ему кровать. - Я рад тебе, Юу, - серьёзно произнёс Аллен, глядя брюнету в спину, - как бы там ни было, я тебе рад. Канда обернулся, внимательно всматриваясь в серые глаза, позволяя прочитать им то, что тяжёлым грузом висело на плечах мечника и сводило всё это время с ума. Он не извинялся практически никогда, но сейчас в его взгляде так отчётливо проскальзывало то, что могли поломать произнесённые вслух слова. Такое заветное «прости». - Прощаю.