Be the light

Block B - Movie's over (with BBC)

POV Сурим Ненавижу выходные.       Хуже них могут быть только бессонные ночи, раз от раза разнообразившие мою измученную звуками голову то бессмысленными разговорами радио, то истеричными воплями соседей, то звонками мобильных телефонов кучки подростков под окном. Да вы все меня убить, что ли, собираетесь?!       Теперь еще и выходные. Гребаная суббота. Этот день, когда все нормальные люди довольно нежатся в постели, наслаждаясь отдыхом, или размеренно жуют булочки, запивая их бессменным бодрящим кофе, я ненавижу больше всего на свете. Ах, подождите, ведь есть еще воскресенье! Определенно моя жизнь другая. Не такая, как у тех восьмидесяти процентов остального населения нашей планеты, или сколько их там. - Нет, Хаш, прошу, только не сейчас… Черт, - этот мой дружок решил, по-видимому, что без его утренних лобзаний мне никак не обойтись, и поэтому сейчас активно работал своим прохладным мокрым языком. – Смотри, челкой моей не поперхнись, глупый!       Я кое-как перекатилась на другой бок, радуясь про себя, что не забыла на этот раз задернуть шторы на окне. Нет, солнечный свет мне не мешал, но, судя по жару, исходившему откуда-то со стороны окна, мог с легкостью меня поджарить до хрустящей золотистой корочки. Хаш, ни капли не обидевшись на мое недружелюбное поведение, невозмутимо подлез с другой стороны, продолжая свои приветственные игрища. В конце концов он дождался моей милости – я схватила его за ошейник и подтянула наверх, давая тем самым разрешение понежиться какое-то время рядом со мной. Он с радостным кряхтением вскочил на покрывало и тут же ткнулся своим холодным мокрым носом в мою щеку. Мне осталось только притянуть его поближе и зарыться лицом в мягкую, с любовью вычесанную шерсть на его мощной шее. Что ж, мой дорогой, тебе удалось-таки задобрить меня в это отвратительное утро. Так и быть, насыплю корма побольше.       Долго-долго уговариваю себя встать. Тело отвечает, что еще не готово, да и в принципе не стоит на него надеяться сегодня. Ну уж нет, возражаю сама себе. Тебе ж еще твоего непоседливого пса выгуливать. Как это ни удивительно и ни странно, Хаш – моя самая родная и любимая компания уже на протяжении шести лет. Ровно столько времени этот огромный серо – рыжий зверь, будучи немецкой овчаркой по породе, живет со мной, разделяя кров полностью и постель частично.       Нехотя выползаю из-под покрывала и, даже не предпринимая попытки открыть глаза, направляюсь в ванную комнату. Умыться, почистить зубы, попробовать расчесать длинную спутанную паклю, в которую превращаются каждую ночь мои волосы, бросить эту гиблую заранее затею и привычно запихнуть в наспех накрученный узел карандаш, который всегда лежит в одном и том же месте – на стеклянной полочке перед зеркалом в ванной… Не смотря в само зеркало, выйти и отправиться на кухню с мыслью, что, должно быть, выгляжу как помятая курица. Это нормально. Это повторяется. И, наверное, поэтому это нормально.       Там уже нетерпеливо стучит тупыми когтями по полу голодный Хаш. У него в его собачьей жизни есть три радости. Первая – поесть. Он любит мясо и самый что ни на есть обычный собачий корм. А еще сосиски. Я каждую неделю покупаю их ему. Вторая его радость – погулять. С этим у нас нет проблем – гуляем мы часто и подолгу. И третья – нежиться с любимой хозяйкой в постели по выходным. Последний пункт – самый его любимый. Он у меня очень чуткий, знает, что в будние дни я могу и взгляда на него не опустить, хотя что ему мой взгляд… Впрочем, как и всем остальным. Но на то, что я не потрепала лишний раз его по загривку, обижается.       Все еще категорически отказываясь открывать глаза, на ощупь клацаю кнопочку на кофеварке. Она начнет приятно булькать ровно через тридцать две секунды. Подпрыгнув, достаю с открытой полки картонную коробку, наполненную собачьей радостью. Пес тут же начинает звонко лаять, подскакивая от нетерпения вокруг меня. - Хаш, да уймись ты, будет тебе еда!.. – смеюсь, чувствуя его равномерно подпрыгивающую теплую лохматую шерсть на своих голых ногах. – Несносный мальчишка! Ты же меня опрокинешь!       Слегка покачиваясь и держась свободной рукой за гладкую столешницу, двигаюсь в сторону открытого еще с вечера кухонного окна. Оттуда на меня пышет летней утренней прохладой, пахнущей листвой, свежей сдобой из пекарни на первом этаже, которую сам бог расположил прямо под моими окнами, и совсем немного какими-то цветами с подоконника соседей. Детские крики с утра пораньше как-то незаметно поднимают настроение, и я улыбаюсь еще шире, наклоняясь и безошибочно попадая в миску Хаша, судя по пластмассовому стуку печенюшек в форме косточек. Огромный комок шерсти принимается смачно хрустеть своим лакомством, а я возвращаюсь к кофеварке. Несмотря на мое абсолютно не позитивное расположение духа, утро удалось.       Разделавшись с завтраком, мы с Хашем решили, что лучшим времяпровождением в эту ненавистную мне субботу будет ничегонеделание. Оно подразумевало под собой лежание в позе звездочки на диване и прослушивание заезженных до дыр, зато любимых и привычных треков на моем стареньком музыкальном центре. У меня нет ноутбука, этого чуда современной техники, зато есть пульт с аккуратными твердыми кнопочками на нем. А еще есть старый телефон, который я не меняла все те же пресловутые шесть лет. Так вот: на нем – в сто раз больше кнопочек, чем на пульте. На каждую буковку – своя. Головная боль, а не аппарат, но с ним удобнее, чем могло бы быть с сенсорным. А на звонке – одна-единственная мелодия, которая не менялась ни разу. Припев моей любимой песни. Я не знаю ни названия группы, исполняющей ее, ни того, как называется она сама. Она грустная. О расставании. Но мне почему-то совершенно не грустно слушать ее. Наоборот, она успокаивает меня в дни, когда жить становится совсем уж невыносимо. За это я ей безумно благодарна.       Весь день я провела с моим Хашем, пару раз выведя его на свежий воздух. А в остальном – мы просто валялись плашмя на диване моей гостиной, слушая то музыку, льющуюся из колонок, то музыку оживленного двора за окном. Это очень расслабляет после насыщенной эмоциями и чужими взглядами трудовой недели. Но вот звенит заведенный мной заранее будильник – время половина девятого вечера. Мне пора собираться.       Об этом моем увлечении не знает никто, кроме, разумеется, Хаша. Я не рассказывала о нем даже своему самому близкому и единственному другу. Пусть остается секретом. Хочу заниматься этим только для себя, пока никто не видит.       Надеваю широкие рваные джинсы, обтягивающую майку без рукавов, цепляю на запястья привычный комплект всевозможных фенечек, аккуратной стопкой сложенных на трюмо в прихожей, беру лежащий там же маленький плеер и сдергиваю с высокого зеркала висящие на нем большие наушники. Я готова. Осталось только… - ХАШ! Ко мне, мой мальчик! – бежит из дальней комнаты, часто цокая когтями по паркету. Запыхался, бедняга. Наклоняюсь и вынимаю из его пасти зажатый в зубах ошейник со свернутым длинным поводком, чувствуя, как он тепло дышит в мое лицо. Что ж, пора проветриться.       Мы выходим на оживленную вечернюю улицу. Обворачиваю тонкую полоску кожи несколько раз вокруг запястья, держа пса как можно ближе к себе. Людей много, и так двигаться намного удобнее. Меня толкают, задевают плечами, но не более того. Ко всему этому я уже привыкла. Спустя ровно четыреста двадцать пять шагов Хаш тянет меня в менее людный переулок. Здесь тише, и людей почти нет. Воздух только слегка спертый – так бывает почти на любой узкой улочке. Еще немного, и дышать становится свободнее. Почти пришли, понимаю я, как вдруг откуда ни возьмись на меня налетает чье-то тело, сбивая с ног. Успеваю услышать обеспокоенный взвизг Хаша и последующее за ним рычание перед тем, как меня за локоть поднимают и ставят обратно на асфальт. То есть, вертикально. - Черт!.. Надо по сторонам хоть иногда смотреть, раззява! - приглушенный недовольный голос сверху. Высокий парень. Молодой. Отлично, блин. - А сам-то… - бормочу в ответ и присаживаюсь рядом с теперь уже разгневанно лающим на незнакомца Хашем. – Тише, тише, мальчик… Со мной все в порядке. Вот ни фига не в порядке. Коленку разбила. Надеюсь, крови не видно за всеми моими многочисленными дырами в джинсах. - Э-э-э… Послушай, с тобой точно все нормально? Не поранилась? – теперь обеспокоенность. И… участие? - ДА ВСЕ НОРМАЛЬНО, ЧЕГО ТУТ НЕПОНЯТНОГО??? – рявкаю я. Довел. Даже мой лохматый проводник вздрагивает и тычется носом в пострадавшую коленку. У моей собаки в миллион раз больше чуткости, чем в этом бревне. - Ну, раз так… - я не дослушиваю и иду дальше, утягивая за собой Хаша и молясь всем богам, чтобы этот придурок не увязался за мной. Подумает еще, что помощь нужна. Или, еще чего хуже, увидит, как я… Нет, кошмар. Даже не думай об этом.       Хаш успокоился, да и я не ощущаю ничьего присутствия рядом. Это позволяет немного расслабиться. Вынимаю из волос карандаш, засовывая его в карман, и надеваю наушники. Привязываю пса к нашему столбу у лавочки, наклоняюсь, чтобы проверить колено. Болит. Ну ничего, разомну его заодно. А ранка заживет.       Щелчок – и звук шелестящего и булькающего неподалеку фонтанчика сменяет моя любимая мелодия. Эта песня – первая в моем плейлисте. Первая в моей жизни. Та, в которой я растворяюсь раз за разом. Медленная, но ритмичная. Нежные гитарные аккорды и спустя несколько секунд – первый куплет голосом, с которого началась моя любовь к музыке. Голосом, который я полюбила с первого слова. И я, закрыв глаза, начинаю танцевать. End of POV       Тихую безлюдную аллею с фонтаном посередине постепенно накрывали вечерние сумерки. Повсюду вспыхивали оранжевые огоньки фонарей. И лишь двоих не интересовала романтичная атмосфера летнего вечера. Парень, с которым на повороте так неудачно – или удачно – столкнулась Сурим, сейчас стоял неподалеку от небольшой площадки, выложенной плиткой, прислонившись к шершавому дереву плечом и наблюдая за незнакомой девушкой. Он ничем не отличался от обычных прохожих – серая легкая майка с рукавом почти до пальцев, темные потертые джинсы на длинных худых ногах, самые обыкновенные дешевые кеды. Разве что надвинутая на самые глаза кепка, скрывающая под собой выкрашенные в цвет теплого молочного шоколада волосы, казалась слегка неуместной на общем фоне. Он смотрел не отрываясь на ее худую фигурку, надевающую громоздкие наушники и привязывающую собаку к столбу, не уставая поражаться, с какой расслабленной точностью она проделывает эти действия. Но не это заставило его шире раскрыть раскосые темно-карие глаза и непроизвольно приблизиться к ней. В тишине пустой аллеи из ее наушников до него донеслись первые аккорды собственной песни.       Простая, ничем особо не примечательная девушка вот так запросто врезалась в него, накричала, и теперь самозабвенно танцует, прикрыв глаза и слушая его голос. А неподалеку, недоверчиво косясь на подошедшего парня, на привязи сидит пес-поводырь.