Лунный свет

Лунный свет медленно обволакивал небольшую комнатку, вливаясь в окно, от этого казалось, что когда-то чёрный массивный стол, сделанный из тёмного дуба одёрнутый серебряной плёнкой, стал призрачно белым с примесью чёрного, как зло и добро, инь и янь. На гладкой блестящей поверхности стола, как на ровной, ничем не потревоженной глади ночного озера, красовались два прозрачных бокала облитых в лунном свете, от чего они тоже казались серебряными. В них же алое, как кровь младенца, сладкое, как нектар сочной спелой вишни, и, наконец, немного терпкое, как от неожиданного поцелуя - вино. Взяв в свою хрупкую, но, в то же время, такую сильную руку бокал, девушка поднесла напиток богов к чуть приоткрытым красным губам, отчего оставила свой след от помады на стеклянной стенке бокала. Она ждёт его здесь каждую ночь, такую девственно манящую, такую тёмную, будто кто-то нечаянно пролил чёрную краску на их городок, оставив огромную кляксу, и только лунный свет немного обливал скромные домишки своим неведомым миру волшебным серебром, как и звезды, будто рассыпанные чей-то ловкой рукой по бескрайнему небу, как глубочайшему океану. Она надеется, как маленький ребёнок ждущий своего отца с войны, как собака ждущая своего хозяина и лучшего друга. Но отец ребёнка умер, как и хозяин собаки. Надежды рухнули как и их маленький мир, строившийся годами на взлётах и падениях, радости и грусти, но, в основном, счастье. Но она всё ждёт, чувствует, что вот-вот послышится шуршанье мантии в коридоре, вот-вот из за угла выглянут длинные бледные пальцы озарённые лунным сиянием, и, наконец, его лицо, как всегда напряжённое, усталые глаза, с пролегающими тёмными мешками, ровная и навечно лежащая складка меж бровями, созданная страданиями и болью, вечно сжатые губы, годами приученные говорить только нужное, ковыляя на пороге смерти, шея, шрамы, рубцы, покрывающие отвратительной коростой всю правую сторону. Она ждёт, что он неслышным шагом направится к ней и так нежно и осторожно поцелует в её кудрявую макушку. Но ожидания напрасны, его больше нет, он исчез как солнечный зайчик, потерявший лучик солнца. Он остался умирать там, в визжащей хижине, совсем один, без чьей-либо помощи. Как старый одинокий кот, который всегда умирает без чьих-либо глаз. Он никогда не принимал никакую помощь, даже от неё, даже сейчас, когда смерть уже стучалась в его дверь. Жил до последнего, вися на волоске от своей же кончины, защищая и охраняя необычного мальчика со шрамом на лбу - Гарри. Был пешкой в хитрых руках Дамблдора, в то время, когда в его тело врезались осколки надежд и мечтаний. Он умело обходился с безносым психопатом, был двойным агентом, искусным зельеваром и грозой подземелья, но верёвка оборвалась, всё что весело на ней рухнуло вниз, в небытие... Всё, что осталось девушке, так это воспоминания, счастливые и грустные, яркие и тусклые, весёлые и загадочные, плачевные и серьёзные. А так же совсем скупые светящиеся в этом загадочном тусклом свете слёзы, падающие с мокрых ресниц на освещенное бархатное лицо. Её веки начинали тяжелеть, тянуло в такое далёкое и отчасти приятное царство Морфея. Именно во снах она была рядом с ним, сидела под тусклым светом круглой луны, казавшейся ярко красной, но всё же такой серебристой... Чуть слышные шаги, осторожно ступающие по полу, как змея, крадущаяся к добычи, тихий трепет мантии, как шелест листвы на ветру... Он пришёл, он здесь... Холодные пальцы, нежно положенные на её плечо, тихий, почти неслышный, бархатный голос: - Здравствуй, Гермиона... - Здравствуй, Северус... Я, наверно, уже сплю, раз ты пришёл... - Может это действительно так, а может и нет... - загадочным и монотонно мягким голосом ответил он. В воздухе повисла звенящая тишина. Мысли девушки путались благодаря вину, будто сознание Гермионы запуталось в клубке, с которым играл маленький котёнок. А Северус так и стоял, взяв бокал с терпким, но таким пленительным ароматом, обжигающим ноздри. Он любит вино, как и она. Красное вино, оно напоминает вскипевшую кровь в порыве страсти и любви, но и кровь, хлыставшую из тяжёлых ран умирающих. Девушка уже закрыла глаза, у неё было такое ощущение, что на них положили что-то тяжёлое, наподобие мешка с картошкой. Северус нежно взял девушку на руки, она была лёгкой как перышко, спокойно лежащее на ладонях профессора, и тихонько сопящее, как котёнок, пригревшийся на руках у хозяина. Он миг прислушивался в тишину и размашистым, но почти невидимым шагом направился в сторону кровати. Гермиону чувствовала, как её уложил на мягкую перину, словно на белое и пушистое облако, плывущее по просторному небу, словно воздушный корабль. Чувствовала обжигающее дыхание на лице и такой осторожный и почти не ощутимый, такой манящий и такой далёкий поцелуй... Резко открыв глаза и сев на кровати, будто её кольнуло током вольт так под триста, жадно втянула своими маленькими ноздрями воздух, наполняя легкие, как шары кислородом. - Всего лишь сон... - звякнуло у неё в голове. - А я почти поверила... Такой правдивый, настоящий... Собственно, как всегда, только иллюзии... Вымысел... Фантазии моего воспалённого воображения... Осторожно ступая босыми пятками по обнажённому полу, мельком взглянула на часы, на них чётко просматривалось 4:30 ночи. - Надо же, я так недолго спала, совсем чуть чуть... - поднося свою кисть к лунному сиянию, осыпавшему руку в серебреный цвет, думала девушка. Её пальцы почти просвечивались под этим дивным и ничем не похожим на что-либо магическим светом. Элегантно повернувшись к массивному столу она мелко задрожала, ритм сердца внезапно увеличился, как если бы ей сказали, что мертвец неожиданно ожил. Из её каштановых глаз потекли солоновато-горьковатые ручейки слёз, с губ сорвался тихий взволнованный стон... Оба бокала пустовали, и только алые капли, оставшиеся на хрупких стенках сияли в лунном свете как ограненные алмазы...