Одержимый одержимым.

Осознание – это, несомненно, непредсказуемая и острая вещь. Ко мне оно пришло именно таким: ярким, колющим, поражающим в самое нутро, с неимоверной быстротой отравляя все мои мысли. На часах было 21:59. Электронные циферки синенького цвета врезались в сознание настолько отчетливо только из-за Оги. Тот торчал в моем окне с совершенно будничным видом, а я не знал, куда провалиться от затопляющего меня стыда, поэтому не нашел ничего лучше, как вытаращится на часы. 22:00. Похоже, встреча «без галстуков» в Демонии научила его еще одной парочке финтов. Иначе я не могу объяснить, с какой легкостью для него теперь окна становятся дверьми. - Че застыл? Двинься. Я зайду, пока время есть. Бесцеремонность всегда в почете. А я все еще не мог отлепить глаз от циферблата, и, наверно, даже не моргнул, боясь нарушить равномерное биение собственного сердца, которое вот-вот готово было сорваться в бесконечность. - Ты без мелочи, - указываю я на отсутствие детей. Собственный голос кажется мне глухим и далеким. Я даже не в состоянии возмутиться, вообще не способен ни на что, кроме глубоко шока. Тоска и тревога этого полугода сменились тягучей болезненной нежностью и жутким желанием прикоснуться. Я знаю, что это такое, поэтому определяю безошибочно. Руки холодеют сразу же, и я, сжимая кулаки, в некоторой степени потакаю своему желанию: Ога не уворачивается. Вместо этого он тоже бьет меня, дважды. Ответ, и дополнительно в солнечное сплетение, чтобы я скорчился на пару минут в попытке вдохнуть. - Спасибо, - благодарю его за ясность в голове. - Охамел вконец просто! Ты кого так встречаешь, а? Где торт и свечи, где «Тацуми, с возвращением», придурок оленевый! – возмущается он наигранно, с веселыми нотками в голосе, от которых самому становится заразительно смешно. (Вот продохаюсь и посмеюсь, а лучше плюну гаду в глаз). Тацуми садится рядом со мной на корточки, и я чувствую запах пыли и чистого горячего песка, которые исходят от него. Волосы стали длиннее, взгляд хамоватый и глубокий, изменился; еще в прошлый раз я заметил, что он стал шире в плечах, выше, и внешне соответствовал той человеческой силе, которой обладал. - Пиздодельник, потому что так не делают, - ору я в ответ, отдышавшись. – Какого хрена на тебя нашло? - Меня спрашиваешь, да? – флегматично изгибает бровь он, и я чувствую новый порыв прибить его, прямо как в школьное время. Вообще, он мог зайти и вчера, после того, как эпично пробил потолок в школе во время моей речи. Или сегодня днем. Или предупредить, в конце концов. - Если честно, то только глаза продрал. Просто без задних ног свалился, как до кровати дополз. Не мылся еще, - без вопросов объяснил Ога. – Детки с Хильдой, а я к тебе, моя прелесть… В его руках оказался джостик. - Тебя совершенно не волновало время суток, в которое ты ко мне приперся, правда? Тебя даже не беспокоит, что я думаю по этому поводу. - Ты абсолютно прав. - Идиот. Я рад, что ты зашел. Мы посмотрели друг на друга, и, если бы можно было выразить это словами, то мы почувствовали сильное облегчение от того, что наша манера общения осталась та же, и благодарность, потому что принимаем друг друга независимо от самых невероятных обстоятельств. Демон, дети, кровь, драки, бандитские сходки – наша нереально насыщенная жизнь. Нереально нерушимая связь. Я оставил Тацуми одного, решив спуститься на кухню, и сделать там пару бутербродов оголодавшему гостю, который теперь не мог отлипнуть от моей новой(!) приставки. Ханока проплыла мимо меня сонным привидением, и, когда я, чертыхаясь, внезапно дрожащей рукой открывал очередной ящик, она подала мне нужный ножик. - Я думала, ты в душе, вода шумела. Я попытался не размышлять о причинах и следствиях. О понятом чувстве к Тацуми и о том, что возникло оно задолго до этого момента. В детстве я не мог этого знать, потому что Ога был для меня идеалом, примером для подражания, одиноким человеком, тем, кто нуждался, но никогда не просил. Тогда я любил его как кумира, старше – как друга и человека. В этом случае все мои чувства всегда находили способ выплеснуться, отсюда и стойкое влечение к девушкам, граничащее с извращением. А теперь… Время кажется безвозвратно упущенным, мечта неосуществима, а любовь невзаимная. В момент мне показалось, что я хотел его всегда, всегда ощущал этот зуд и жжение всего тела, всегда мечтал быть рядом до невозможности, прикасаться и слышать голос. Тоска захлестнула меня, окатив одновременно градом всевозможных чувств, которые я не понимал, но испытывал. Пришлось зажмуриться и нащупать землю под ногами. Ощутить остатки спазмов от удара меж ребер и взять себя в руки. Я разрешил себе подумать об этом позже, но не сейчас, когда Ога здесь. Не девочка же, перетерплю. Когда я прихожу в комнату, на часах половина одиннадцатого, Оги нет. Видимо, именно он решил воспользоваться душем и гостеприимством в целом, потому что ящик, где обычно лежат мои майки, открыт, и вместо легкого беспорядка там теперь полнейший кавардак. Навряд ли мы будем сегодня спать, но на всякий случай достаю еще одни одеяло и подушку. Ога возвращается, как и предполагалось, в моей майке, немного старой, выцветшей от стирки и перетянутой, за счет чего она ему по размеру (потому что теперь он у нас разный), с небрежно зачесанными назад волосами. - Как был дрищем, так и остался. - Говоришь, будто лет десять прошло, - усмехаюсь я и снова перевожу взгляд на часы. Похоже, это позволяет мне успокоиться и вернуть мысли в прежнее русло. – Старичок, куда тебе в игры молодых лезть. Шел бы ты газон косить, - продолжаю подначивать, когда запустилась игра и ночь потонула в бесконечном щелканье кнопок джойстика, переругивания и крошек от батона. - Ты вовремя вернулся из Демонии, как раз собрались ребятами отгулять выпускные. - Химекава что ль расстарался? Круто. Все и сразу типа? - Да, - угукаю я сквозь шумную пелену подступающего сна, которому уже не в силах сопротивляться. Ога совсем как огурчик, усталости ни в одном глазу, но он и проспал-то весь день. Я сползаю ниже на подушку, устраиваясь прямо на полу. - И кто из нас старичок? - Тацуми говорит непривычным шепотом, и мне это нравится. Я прошу рассказать его, что было в Аду и как долго они путешествовали, насколько горячий песок и откуда светит адово солнце. - Завтра, - и я представляю, как он улыбается. «Тогда» начинают преследовать меня везде. Во снах, на улице, за обеденным столом – не важно, где я был и что делал, если что-то заставляло вспомнить меня моменты жизни, когда я был рядом с Огой. Довольно часто вспоминалось бегство от охраны игрового магазина: бешеное биение сердца, опасность и страх, заставляющий нас перебирать ногами быстрее лучшего бегуна. Темные улочки и хватающий меня за руку Ога, чтобы я не отставал, железная дверь и большие бочки, среди которых мы пережидали. Азарт быстро сменился чувством настоящего ужаса, дрожь пробирала с ног до головы, а в голове крутились невеселые картинки того, что случилось бы, поймай они нас. Но ладонь Тацуми продолжала сжимать мою, а сам он думал о том же самом. Прикосновение его подрагивающих пальцев я ощущал в настоящем. Потом в голову начинают приходить другие воспоминания. Где-то здесь Ога сжимает мое плечо, как мне кажется, слишком долго, и на коже я опять чувствую ожог, как будто это происходит прямо сейчас. Он спит, облокотившись о мою спину, потому что ему так удобней. В какой-то серьезный момент Тацуми доверяет мне Вельзи, как если бы доверил мне себя. Я вижу, как он дерется, какая ярость исходит от него – и мне самому становится невыносимо жарко. Однажды мы перекусывали одной порцией на двоих, потому что кто-то из нас потерял деньги. Кола и хот-дог: мы откусывали по очереди и пили из одного горлышка. Я знаю, что так называют «непрямой поцелуй» - и губы щиплет, потому что воображение слишком сильное. Однажды мы были в походе и спали в одной палатке. Ханока недвусмысленно шутила каждый раз, когда нам вместе приспичивало в кустики. Каждый взгляд теперь казался мне теплее, чем должен быть. Каждое прикосновение сродни разряду Вельзи. Память о том, как Ога всякий раз пытался защитить меня – продавливала сердце через дуршлаг. Если бы уже тогда я понимал, что со мной происходит, я бы свихнулся со своим мировоззрением и неспособностью с этим бороться. Сделал бы глупость сразу же. Хотя, когда на тебя вываливается все и сразу, а любовь сообща с похотью просто фонтанируют при каждом удобном случае, даже не знаешь, что лучше: разрушить все в прошлом или пережить в настоящем. Держать себя в руках, потому что воспаленный мозг заставит увидеть меня то, чего никогда не было, или сойти с ума – что все равно является обобщающим исходом. Меня знакомят с младшей сестрой Вельзи – Нико. И теперь мне кажется, что Ога не только сам превращается в настоящего няня, но и меня приобщает… силой. Девочка мне нравится, но девочке не нравлюсь я, что уже не удивляет. Останусь один на всю жизнь. - Хватит, вы сейчас глазами поцелуетесь, - «…или не останусь» додумываю я, слыша ворчливое высказывание Оги. Девушка, брюнетка в сиреневой пышной юбке, скоромно мне улыбнулась перед тем, как все мы скрылись в отделе магазина. Несколькими днями после того, как я и Ога провели целую ночь в борьбе с виртуальными монстрами (как будто их не хватало наяву!), мы решили, то есть девушки взвыли, что мы выглядим как чмо, а им нечего надеть на выпуск. Это причина, по которой сейчас на моем лице выражение мученика на костре. У меня не было никаких проблем с выбором костюма просто потому, что он у меня уже есть. Я не намеревался забивать себе голову по поводу покупки нового, потому что это, мать его, Чертокамень – после гулянки будет просто замечательно, если сохранишь свою тушку в целостности и донесешь ее до дома. - Пшла нахер из примерочной, я не буду это покупать. Ты видела цену, блондинка?! Цену, мать ее, с ноликами! Я и Вельзи обменялись уставшими взглядами, а потом захихикали. Да уж… Вот у кого проблема, так это у Оги: мало того, что его размер поменялся, так еще и Хильда, подсевшая на модные журналы, не поддерживала его идею пойти в трениках к родным корефанам. Я остался при своем, честно отмучившись и примерив пару моделей: Ламии понравились все, а я все-таки убедился в том, что изменился не только внешне, но и в глазах друзей, хотя старые клички никуда от меня не делись. Хильда вышла из примерочной с неестественным молчанием, неуклюже поправляя выбившуюся прядь волос, и, прочистив горло, сказала: - Теперь он похож на отца Владыки Демонов, хотя до величия Самого Владыки все еще бесконечно. Мне тут же, просто жизненно необходимо стало узнать время: часы, минуты и секунды – все отпечаталось в моем сознании, как и Ога в белом костюме, черными нитками и обработками по краям, черным галстуком, который он слегка оттягивал пальцем, растрепанными темными волосами – ему так шло, таким изумительным и красивым он был, что я даже не смог мысленно отпинать себя за такие девчачьи мысли. Я пялился на наручные часы, хотя со стороны могло показаться, что смотрел я только на Тацуми. Ламия захлопала в ладоши вместе с улюлюкнувшей Нико. Вельзи “по-отцовски” оттопырил большой палец, а я просто решил сходить за кофе. Время 14:05 – 14-20. Я не видел ничего, кроме Оги. Моя крышечка съезжала слишком стремительно, а сердце снова затянуло в мясорубку. - Полный отстой, правда? – стаканчик испарился прежде, чем я успел взять его из автомата. Ога мягко подвинул меня для этого маневра, довольствуясь халявным кофе. – Я просто мечтаю свалить из этого магазина. Монетки чуть не посыпались у меня из рук, насколько близко был его голос ко мне, и как тепло становилось на пояснице от прикосновения к телу. - Э… да, - пришлось мычать невпопад, старательно запихивая деньги в отверстие, и не разрешать себе думать вообще ни о чем, кроме количества сахара в напитке. - Ты не понял, это предложение. Пускай свое бабское без нас смотрят. - А Вельзи? – я все еще туго соображаю, но пытаюсь припомнить, кто есть кто, и как этот поступок нам потом аукнется. Или мне… - Это одна из ступеней воспитания настоящего мужчины, - важно заявляет Тацуми, поправляя на носу невидимые очки. – Он должен уметь сносить все. Я соглашаюсь с ним, хотя думаю о незавидной судьбе малыша. С Огой всегда так, не хочешь, но научишься. Например, держать себя под контролем и контролировать дрожь, улыбаться и не замечать обжигающей близости. Когда я достал пластиковый стаканчик, Ога не пропустил меня, и теперь его дыхание щекотало мне макушку. Между нами была какая-то пара сантиметров: я чувствовал неестественное тепло его тела, будто рядом со мной стоял, по меньшей мере, обогреватель. Пришлось прийти к выводу, что Ога вырос сразу по двум показателям: физический и сексуальный. Разница в росте чувствовалась острее, как никогда, а от моего эмоционального напряжения можно заряжать батарейки. - Душно, ага… Я сглотнул слюну, чувствуя, как тело деревенеет, и я не могу найти силы даже кивнуть головой. Мне хотелось бы прервать эту пытку, но с другой стороны напряженное ощущение интимности так больно и сладостно сжимало сердце, так глупо хотелось верить в ответность и правильность сложившийся ситуации, что это не больной глюк моего сознания. Это была одержимость. Безумная, сумасшедшая и невероятная одержимость. В качестве оправдания я не мог предложить себе что-нибудь лучше. Но мы были в людном месте: Ога понимал это куда отчетливее меня (хотя, признаться, даже наедине я скорее закопался бы в плинтус, чем сделал что-то меня разоблачающее). И бесконечно длинный момент кончился в секунду. Я стоял со своим кофе, как с цветком перед могилой, и чисто не понимал, чему ухмыляется Тацуми. - Ты будешь должен мне сэндвич, - нашелся я, потому что крас начал овладевать моим лицом по мере того, как быстро мне становилось совестно и неуютно. - Компенсация только за кофе? От прямого издевательства мне стало страшно: казалось, Ога давил на больную точку совершенно осознанно, с моральным удовлетворением. Тут же захотелось испариться или самоуничтожиться. Становилось противно от самого себя, потому что делается очевидным, что это Я ненормален, а все те прозвища, половина из них, вовсе не злая шутка. Вполне себе горькая правда. Я хотел понять только одно: как давно Ога о чем-нибудь заподозрил и намеренно ли он подстрекает? - Конечно, Химекава! Кто ж еще?! – недовольство в голосе Канзаки так и слышится, но в отличие от меня он хоть что-то произнес, замерев на входе. – Но теперь я представляю, на что, примерно, ушла та сумма из чека. Просто охрененно микроскопическая сумма, ебанных блять, денег. Я был изумлен не меньше, но благодарность испытывал совершенно по иному поводу. На Оге не было того белого костюма, на нем вообще не было ничего белого, что несказанно облегчало мне время нахождения рядом с ним. Я мог держать себя в руках и не заводиться с пол оборота, особенно после «конфуза» в универмаге, от последствий которого избавиться просто невозможно. Фантазия не давала продыху, от разрываемых чувств приходилось закусывать подушку и ладонь, крепко жмурить глаза, но только не позволять себе думать о том, что никогда не случится. - Пылесборник закрой и восхищайся молча, - с самодовольным видом поприветствовал нас Химекава, когда я и Канзаки двинулись вглубь большого зала, освещенного только танцпольными огнями и декоративными светильниками. – Сегодня культурная программа, никакого дешевого пива и свободные няньки-отморозки. Последнее почему-то добавили специально для меня, движением головы указав на Огу. Он оживленно беседовал с Куниедой, позволяя при этом Хильде держать себя под руку, и не замечал меня до того момента, пока Вельзевул не агукнул в мою сторону, выворачиваясь из рук демоницы. Мрачноватая мысль пронеслась в моей голове по поводу свободных нянек. Химекава, конечно, не трепло, потому что в отдалении, в самом конце разместился средних размеров (просто сногсшибательный!) парк аттракционов: карусели, качели, клоуны – всё, что могло бы занять младших братьев, сестер, сыновей и дочерей. Ога отвлекается на меня. Стоит вполоборота, свободно и расслаблено. Его левая рука покоится в кармане, пиджак расстегнут, но в целом его вид необычно собран и официален. От этого мне кажется, что сердце бухает на пол и отскакивает от него обратно в мои ребра. Как мало нужно для того, чтобы я чувствовал себя счастливым и несчасчастным одновременно: то есть, как всегда, полным идиотом. - Опаздываешь. - По-моему, основное я еще не пропустил, - киваю ему с улыбкой, имея в виду пьяные разборки в конце вечера. Шампанское было кстати. Вино, признаться, тоже. Захотелось отпустить самого себя, просто расслабиться и почувствовать, наконец, «брата по оружию». Это было не так просто среди миллионеров, якудза и прочих сильных личностей. Хотелось остудить мой маленький мирок с маленькой неразрешенной проблемой, казавшейся мне настолько важной, что я не видел дальше собственного носа. Впервые в жизни эйфория наступала не от близости девичьего тела, а от обычного похлопывания по плечу и тихого крика сквозь музыку. Я показал, что понял Тацуми, и остался танцевать дальше. Вся официальная часть давно прошла, развлекательная программа кончилась, ведущий активно старается уйти от настойчивого Тоуджо, ссылаясь на семью и детей, которые не переживут его смерти; девушки, немного развязные и непривычно ласковые, соглашаются на медленные танцы. А вот Канзаки, минуту шатавшийся с бутылкой в руке и галстуком на голове, был схвачен Химекавой. Тот, источая волны заботливой ненависти, старался придать ему нормальный вид, залепив хорошенько по морде для равновесия и прилаживая галстук на шее. - Химекава, не будь бабой! Все нормальные пацаны обстриглись, а ты как еблан... слышь, к херам удавку. - Придурок, ты себя вообще в руках держать не можешь. Не хочу потом разбираться с твоим долбанутым кланом. - Эт все потому-у-у что в меню-ю не было чег-чегрта, - выдохнул он. - Еблан длинноволосый-чан, блять, пошли танцевать. Химекава стойко проигнорировал, потом схватил отнятую же им бутылку и запрокинул. Канзаки издал продолжительное «О-о-о», изобразив аплодисменты, и тоже потянулся за добавкой. - Пшел на хер, пьяненький якудза, - согласился. - Все норм-мально, песня отпад, - придумал Канзаки отговорку. Я и Нэнэ в момент всего разговора танцевали рядом (она согласилась на очередной медляк), поэтому глупо было не хихикнуть над парнями и не сказать, что напомню об отговорке им завтра, чтобы без обид. Я знал, что Ога танцует где-то поблизости. Вероятно, поочередно или с Куниедой или с Хильдой, а возможно еще с какой другой девчонкой, парень он привлекательный, хотя и надравшийся уже (мы частенько пересекались у стола с выпивкой). Мне нравилось видеть его расслабленным, тихим, с мутным взглядом и мягкой улыбкой, когда мы чокались. После этого я старался отойти, выливая в себя залпом. Вечер перерастал в утро, вечеринка казалась грандиозной попойкой, и, как я и говорил, завершалась побоищем. В голове гудело, мозг подпрыгивал вместе с музыкой, разноцветные всполохи ничего не освещали, поэтому невозможно сказать, кто стал первым. Я ловко ушел влево от чьей-то дружелюбно стремящейся в мою голову руки. Ога оказался в гуще событий, которая почему то стала образовываться и вокруг меня. Летели стулья, смеялся Тоуджо, девчонки играли в дартс бутылками. Кто-то умудрялся сделать тотализатор. Я дрался так, как никогда не дрался: с упоением, азартом и небывалым весельем. Кажется, нос мне перебили случайно, а подножка была подставлена нарочно. Я не мог разобраться, на одной ли стороне с Огой, или это мы дружески благодарим друг друга за многие годы знакомства. Его лицо было надо мной, ворот рубашки зажат в его кулаках, а я, наверно, в этот момент выглядел жалко как никогда, потому что не мог сдержать всхлипа. От него разило алкоголем и табаком, пальцы пахли сигаретой, и дыхание из его рта касалось моей кожи таким же резким ядом. Я попробовал его на вкус. Вцепился быстро, губы к губам, но не успел ни почувствовать, ни осознать тысячу вещей после. Ребята оттащили его и подняли меня, образуя ринг. Ога смотрел на меня прямо, но не долго. Его ждал другой противник, а я, проталкиваясь через людей, оттеснился к стене. Я даже не мог подумать о том, что сделал. Бесконечный стыд захлестнул меня. Я почувствовал себя тряпичной куклой, которую без остановки протыкают иголками. Жалея о том, что сделал, хуже становилось от того, что хотелось еще: дольше и больше, распробовать тошнотворную горечь табака и теплоту чужого рта. Хотелось уничтожить самого себя. Провалиться сквозь землю, нажраться гвоздей и никогда больше не вспоминать это. А на следующий день придурок звонит мне, как ни в чем не бывало. При звуке его голоса безумно захотелось наорать на него, вылить накопившееся раздражение и снова почувствовать то же самое. Я не понимал его. Я вообще не хотел знать, что ему стоило после этого поцелуя заговорить со мной. Или он напился так, что ничего не помнит. После последнего вывода стало немного спокойно, и даже появилась просто идиотски-розовая надежда. Нестерпимо захотелось приложиться головой о любую твердость. Фуруичи, что за чувства ванильной девчонки из игр сестры, ты еще потеки, как сучка! За конечную мысль стало немного обидно, но на правду не обижаются, решил я. Ога был нормален, проспался к вечеру и ощущал себя бодрячком. - Давай, пошли. В горле пересохло, а одному тащиться совершенно не хочется. - Так дойди до кухни, чего изощряться? - пожал я плечами, но Ога по телефону, конечно, не понял. - Я все еще не очень, - пришлось с неохотой признаться и сейчас же терпеть неудержимый гогот на той стороне провода. - Ха, сосунок! Я куплю тебе молока, так что подбирай подгузник. Возможно в моей руке хрустнул мобильник. Я мог любить его?! Да черта с два! Но таки да, пришлось собираться и тащиться к парку. - Фух, ну и очередь, прямо до самого выхода, представляешь? - Ога дерзко плюхнулся на лавку рядом со мной, от чего последняя жалобно скрипнула, а я заскрежетал зубами. - Мог бы не врать, там пусто. - Что, за молоком ходил? Я захотел его ударить. Все было непривычно по-прежнему. До поцелуя, до моего осознания, до его возвращения и исчезновения. Слишком доверчиво и привычно, что казалось давно отрепетированной сценкой из книги. Мне казалось, что я веду себя не так, что Ога видит это, подыгрывает, старается ничего не замечать. Только стоит ему открыть рот, как слова сами вылетали ему в ответ, без обдумывания - так по-родному. Я терялся в себе и своих желаниях. - Иди к лысому! Придурок, блин. - Чувак, расслабься, все хорошо. Доктор Ога и его волшебный пендель здоровья исправят любой недуг, даже бесплатно, - предупредил он и рассмеялся, еще раз глотнув «Пэпси». - Круто вчера было. Я реально отдохнул, благодаря вольеру для спиногрызов. - Я не помню, что бы ты брал детишек домой. - Точняк. Вот прикинь, проснулся сегодня, а они, блять, службой доставки уже дома. Оставил бы там их нахрен. Надоело. - У папаш отпуска не бывает, - напомнил я любимую мозоль, с удовлетворением наблюдая посеревшего Тацуми. Переговариваясь с ним, я решил, что мог бы привыкнуть и к «до» и к «после», если Ога ничего не помнит или сделает вид. Я мог бы свыкнуться и постараться больше не делать идиотских ошибок, жрать комьями иглы и гвозди, чтобы они изнутри раздирали меня, но сохранить то, что было всегда. Мы говорили о всякой чепухе. Вспоминали отжиги Канзаки и прикалывались над его выражением лица, когда тот увидит записи с телефонов. Вспомнил про разговор, слушателем которого стал случайно и вслух подумал о том, что можно было бы договориться с Нэнэ о свидании или даже парочке. Когда я сказал это, Ога внезапно предложил свернуть в другую сторону, и пойти к моему дому более длинным путем. - Ты же хотел, чтобы я рассказал тебе про Ад? Я киваю ему, не понимая резкую смену его настроения. Мы идем в темноте: свет от фонаря слабо достает из-за наклона дороги, мешают дома и сам переулок был уже обычной улицы. - Интересно послушать, что есть еще, кроме жуткого леса и пустыни. - Много чего. Небо там совсем как у нас, а иногда красное. В особо нагнетающих местах оно бордовое, почти черное, но солнце остается все таким же желтым. Никогда не меняется. Смотришь, а его уже нет, наступила ночь. Никак не мог понять, куда оно девается. Если верить старикашке, оно исчезает. А следующее солнце - уже другое. Черная дыра или типа того... Я посмотрел в небо, сквозь звезды разглядывая мглу и представляя себе нечто совершенно фантастическое, как в фильмах. Огромная вспышка света и умирающая планета. Однако над поэтичными метафорами Оги захотелось посмеяться, если бы он не продолжил быстрее, хватая меня за локоть и оттесняя к краю дороги в ограждение и полубезжизненные кусты. - Даже в аду можно почувствовать Ад, Фуруичи. Когда ты идешь и понимаешь, что ты дома. Параллельная реальность, всего-то. Круто, подумал я: потому что есть ты и есть я, есть все остальные и они вроде бы как всегда, но на самом деле другие люди. Не твои. Он вжимал меня в чей-то забор, что я даже не мог понять: каменный он или из сетки. Глаза Оги смотрели на меня с такой пронзительностью, что я не мог не отвести взгляд. В них было тяжело смотреть, потому что ему тоже было тяжело видеть, а мне невероятно слушать. - Ты был там, кусок идиота. В черных всполохах. С метками, которые разъедали твою кожу. Они жрали твою жизнь взамен силы, которую давали. Ты был в крови, мы, которые они, пытались остановить тебя или убить. Удивление и ужас расползались в моей голове. Такова моя другая реальность: стать монстром, быть с монстрами и убивать ради прихоти? Стало тошно, как будто это все было со мной. Словно я сам прошел это, чувствовал сразу за несколько людей. Тому-мне нравилась бесконечная сила, что давали демоны, я не жалел на нее своей жизни. - Извини меня, - я выдавливал это из себя с трудом. Не потому, что не считал это тем, за что должен просить прощения, наоборот, мне казалось, что я уже сделал что-то подобное, грязное и мерзкое. - Я быстро вернулся из временной дыры. Они - это редкость. Но случаи не единожды. Мне бы никогда не хотелось еще раз увидеть тебя такого. Поэтому, оказавшись дома, я был просто счастлив из-за того, что ты обычный, такой, каким я тебя оставил. И... Я стоял, словно окаменелый, уставившись в одну точку, и все никак не мог переварить. Мой мозг и мои чувства творили ужасные вещи, мешая один другому. Я запутался в том, что слышал, и в том, что хотел услышать. Руки Оги перестали сжимать мои плечи и вместо легкого покалывания от врезающихся в мою кожу ногтей его руки, они мягко прошлись ниже. Прикосновение к ладоням расценил как нечто нереальное, но потом действительность стала для меня совсем не такой. Ога целовал меня, держа за ладони, мягко скользил языком по мои губам, и я ответил ему, так же спокойно, просто нереально медленно, чтобы запомнить этот момент, зацепиться от рассказа за сегодняшний день. - Все хорошо, подумал я. А сам был готов взорваться в любой момент, - в этих словах я разобрал скрытое признание, и сердце внутри сделало тройное сальто. В ответе прислонившись к его лбу, осторожно переплел наши пальцы. Мне не хотелось выглядеть по-глупому счастливым, но сдерживать улыбку было тяжело. - Сегодня иначе, - сказал я. - Не знал, что ты куришь. Пока вчера опытным путем... - было неудобно вспоминать это, все еще гадая степень интенсивности реакции Оги. Но тот не выглядел злым, скорее слегка взвинченным и тревожным: - Я просто не ожидал вчера. Сегодня пришлось полностью воздержаться. Если тебе противно, только скажи... Я рассмеялся, потому что забота, которую он старался показать, выглядела мило и одновременно неуместно. - Я еще не разобрался. Можешь оставить и эту отвратительную привычку. Хуже не станет. Романтика погорела, и я почувствовал удар меж ребер, далеко не сильный и все-таки не нежный. В итоге мы переругались, потому что не могли решить, кто кого пойдет провожать, и нужно ли это вообще. - Хорошо. Я предлагаю по очереди, - Ога примирительно поднял руки, видя мое недовольство и полное возмущение. Я, наверно, даже покраснел от усердства, негодуя по поводу слишком женской роли. Не провожать совсем Тацуми не согласился. - Мы всегда ходим вместе. Так или иначе, это будет смотреться нормально, потому что к этому привыкли все. Пришлось согласиться на компромисс. Значит, следующая очередь моя. *** Ога любил целоваться. Ему нравилось зажимать меня, где надо или нет. Не то, что бы я активно высказывался против, но иногда это было реально неуместно и опасно. То есть, ему не нужно делать этого хотя бы перед Ханокой. Нежная душа сестрички не выдержала, и уже через пару дней я наблюдал ее в гостиной за чтением «голубой» порно-манги. Родители списали на переходный возраст и не стали раздувать скандал. Еще Ога никогда не рассчитывал силу. Он сжимает мне руку, и около локтя непременно останутся синяки, но обычно я не чувствую, как это происходит. Мы ловим момент, пока детки не рядом с папашей. Я судорожно пытаюсь снять рубашку с Оги, потому что моя майка слетела с меня еще в самом начале. Прикасаясь кожа к коже, чувствуешь странное удовольствие, тепло и гладкость чужого тела. - Подожди, - хрипло выдыхает он мне в ухо. А потом прикусывает кожу на моей шее, чуть ниже скулы, слегка облизывает место, а опять прихватывает с еще большим радиусом. - Продолжаем, - довольно хмыкает, почти мурлычет. - Идиот, там же..., - я не могу договорить, потому что его рука залезла мне в штаны. - То-о-чно. Я шиплю, толкаясь в сжатую ладонь немного сильнее, и снова ловлю губами губы Тацуми. - Сними уже, - выговариваю немного с трудом. Он стягивает с меня штаны и потом быстро избавляется от них сам, поэтому моя тирада про придурка остается не озвученной. Ога склоняется над моим ухом, слегка прикусив мочку, трется носом о мой висок - он держит мое колено слишком сильно, чем следовало бы, но в любом случае я все могу списать на драку (хорошо иметь друзей- и врагов-бандитов). Слегка задев сосок, я надавливаю на него, царапнув, и заключаю между пальцами, тогда Ога шипит и вздрагивает. - Время, да? - с сожалением стонет он про ограниченные минуты. Я чувствую, как в меня проникает его член. Ощущения пока не из приятных, но я перестал чувствовать боль разом ранее, так что сейчас все было очень хорошо. Я жался к Оге, еще не понимая, как не умер от разрыва сердца - оно стучало со скоростью света. В тот момент, когда Ога прикоснулся к моему члену, мне становилось труднее сдерживать стоны. Он разжимал мне зубы пальцами, иногда языком и просто нереально похабно улыбался. Просто очаровательно похотливая скотина. Привалившись к дверному проему, Ханока и я махали ребятам на прощание. Маленький Вельзи все так же неправильно произносил мое имя, однако мне даже пискнуть запрещали по этому поводу, пообещав экзекуцию на жертвенном алтаре. Ника же была умнее и воспитанее свое старшего братца, но мне почему то думалось, что она вырастет страшной женщиной, что-то между Хильдой и тем драконом, на котором они отбывали. Я глубоко надеялся, что к этому времени перееду в другую страну. Хильда скупо попрощалась с нами, с меньшей брезгливостью назвав меня по имени, Ламия и моя сестра довольно тепло обнялись, перекинувшись парой фраз. Я взглянул на часы. 13:47. Просто время, чтобы зацепиться. И еще раз махнул Оге рукой, издалека больше казавшемся не парнем, а уже почти мужчиной. - Драка, верно? - с ехидцей вопросила Ханока, пялясь на довольно заметную отметину. Вот же одержимый ублюдок. Я закрыл дверь. 13:50. Надеюсь, он не провалится в какой-нибудь мир, где мы окажемся ниндзя.