Безмятежные дни

- 5 - – Это глупость, – сказал Уилл. – Это полнейшая грёбаная глупость. Мерлин поднял брови. – Хочешь сказать, моя мать глупа? Уилл всплеснул руками. – Именно! Уж лучше назову её глупой, чем тем словом, что вертится на языке. – Эй. – Во-первых, – начал Уилл, – я бы не проговорился. Я не говорил никому о тебе… сколько лет, не припомнишь? – Я понимаю… – Во-вторых, – продолжал Уилл, – Камелот – ужасное место. – Тебе-то откуда знать? – возразил Мерлин. – Ты там никогда не был. – Я серьёзно! Они справляют нужду в горшки и вёдра, а потом выбрасывают содержимое из окна! – Это нелепо, – сказал Мерлин, но как-то неуверенно. – В-третьих! Кто будет прикрывать мне спину, когда старик Симмонс явится за мной с вилами? Мерлин ухмыльнулся. – Если не можешь убежать от старика Симмонса, значит, у тебя целая куча проблем, о которых ты не задумывался. – Ты маленький засранец. Самый засранский засранец из всех. А еще ты полнейший дурак. – Что еще скажешь? – Ты не можешь просто так оставить… деревню! – закричал Уилл, и было в его голосе некое напряжение, которого не слышалось раньше. Мерлин уставился в землю, пытаясь игнорировать невысказанное «меня» и окатившую его вслед за этим волну вины. – Слушай, – начал он, – мать фактически выгоняет меня из дома и… – Живи со мной. – …говорит, что это ради моего же блага. Я должен уйти! – Ты ничего никому не должен! Это был бессмысленный спор – когда оба уже прекрасно знают, что ничего не поделаешь. Но, возможно, лучше так, чем позволить проблеме накатить на тебя разом. В том, что Хунит обнаружила, что ему известно о магии Мерлина, не было вины Уилла. Но друг всё еще вёл себя так, словно накопи он побольше праведного негодования, – и сможет заставить вселенную изменить ход событий. И, возможно, в этот раз, когда Хунит завернула бы за угол, Мерлин не левитировал бы ягоды в воздух, а Уилл бы не подпрыгивал, пытаясь ухватить их ртом. Единственное, чего Мерлин не собирался говорить – что он отчасти сам желал уйти. Или, точнее, желал прибыть. Не то чтобы ему хотелось покинуть мать, или Уилла, или родной дом. Уход был довольно мрачной перспективой – но, с другой стороны, прибытие звучало многообещающе. Он бы хотел прибыть куда-нибудь, возможно, начать что-то новое. В последнее время Уилл много болтал: о девушке, с которой встречался, о том, как лучше расставлять ловушки, – а Мерлин в это время размышлял: есть ли такое место, где он сможет не скрывать свою магию? Он любил и мать, и Уилла, но в том, что правду о тебе знают лишь двое, есть нечто изматывающее. – Сваливаешь в Камелот, потому что мамочка велела, – издевался Уилл. – Более жалкой отговорки в жизни не слышал! Устав от криков друга, Мерлин решил, что с него хватит. Может, он и бесчувственный, но оскорбления терпеть не намерен – и он ненавидел, когда Уилл выходил из себя, неспособный что-то изменить. – Эй, – оборвал его Мерлин. – Не хочешь забраться в кладовую таверны и стырить чуток эля? Уилл раздумывал две с половиной секунды. – Уговорил. Решить большинство проблем с помощью бочонка пива и веселой болтовни – преимущество молодых и импульсивных. Ладно, может, не решить в сущности, а так – приятно отвлечься. Мерлин покидал деревню через пару дней, так что если уж Уилл решил изводить его до последнего, то он мог позволить себе напиться. После, когда они, шатаясь, брели домой, Уилл обхватил рукой его плечи с горячностью пьяного в дугу человека и сказал: – Я буду скучать по тебе, чёртов ублюдок. – Сам ты ублюдок, – ласково ответил Мерлин, и Уилл рассмеялся. Оставшиеся дни были наполнены суетливой деятельностью. Мать принялась готовить припасы в таком количестве, что хватило бы на десять тысяч ходок в Камелот, и Мерлин носился с поручениями туда-сюда, добывая различные вещи. Однако у неё всё еще находилось время периодически перехватывать его на полпути и заставлять вслух повторять инструкции. Это случалось настолько часто, что Мерлин не понимал, как он еще не начал цитировать во сне указания, как добраться до Камелота. Неизвестно, что было тяжелее выносить – суматоху матери или колебание Уилла между симпатией и агрессией. Мерлин просто старался смотреть на вещи в перспективе «скоро я уйду отсюда». На прощание мать обняла его, чмокнула в щеку и велела быть молодцом и беречь себя. Остерегаться разбойников и держаться главных дорог. И найти Гаюса. – Я запомню, – пообещал Мерлин. – И не ешь слишком много чеснока, – добавила Хунит. – Сам знаешь, твой желудок его не переносит. И с этими словами Мерлин отправился в путь. К его облегчению, Уилл дожидался его за ближайшим холмом: он приглядывал за пасущимися овцами, сидя в тени дуба. Обычно Уилл не пригонял скот на это пастбище. – Я думал, ты больше не появишься. – Значит, Камелот? – сказал Уилл, когда Мерлин подошёл. – Чего это ты лыбишься? – Потому что ты такой урод, что смеяться хочется, – Мерлин раскрыл объятия. – Иди сюда, идиот. Я же не увижу тебя бог знает как долго. Уилл закатил глаза, но, когда он поднялся на ноги, на лице его проступил румянец. – Ты прямо как баба, – проворчал он, но обнял Мерлина – крепко и от всего сердца. После чего добавил приглушенно: – Всё еще не понимаю, зачем тебе нужно уходить. – Ну… гм… – Мерлина взволновал непривычный голос друга. – Просто не думай об этом. А то мозги надорвёшь. Уилл одарил его улыбкой. – Придурок. Береги себя. – Ты тоже. Когда Мерлин достиг вершины следующего холма, он обернулся. Уилл – крошечный размытый силуэт на фоне дуба – махал ему рукой. Мерлин помахал в ответ. - 4 - Рядом с домом старика Симмонса росла яблоня, которая на самом деле ему не принадлежала, хотя Симмонс, безусловно, думал наоборот. Его дед посадил это дерево в стародавние времена (как он утверждал) для своих потомков, в число которых не входили ни Мерлин, ни Уилл. Это было нечестно. Дерево должно принадлежать каждому. Оно не находилось на расстоянии восьми шагов от его хибары, и поэтому не могло принадлежать ему по праву соседства, как заявлял сам старик. На самом деле оно росло в одиннадцати с половиной шагах, как подсчитали друзья. Когда они сказали об этом старику, тот ответил: «У Симмонсов всегда был широкий шаг!». Мерлина с Уиллом это не убедило. Так что на самом деле они вовсе не воровали яблоки, а освобождали их из-под гнёта тирана. А Симмонс как всегда воспринял всё слишком близко к сердцу. Для Уилла же привычным было на безумную реакцию отвечать таким же безумством. – Бежим! – заорал он. Мерлин перекинул мешок с яблоками через плечо и дал дёру. За спиной он услышал треск веток и тяжелый удар о землю, когда Уилл спрыгнул с дерева. Рискнув оглянуться, он увидел, как друг – с ликующей улыбкой на лице - быстро нагоняет его, а далеко позади старик Симмонс машет кулаками и извергает проклятия им вслед. – Быстрее! – крикнул Уиллу Мерлин, услышав донесённую эхом угрозу «чтоб вы в ад провалились!». – Он опять пожалуется моей матери, – сказал Мерлин, тяжело дыша, когда они достигли рощи у пруда. – И она убьёт меня. Роща сама по себе была прекрасным укрытием, но мальчишки придумали замысловатый план маскировки при помощи магии и стратегически расположенной листвы – на случай, если кто-нибудь будет их здесь искать. К их разочарованию, никто никогда сюда за ними не приходил. – Нам лучше съесть все улики, – Уилл потянулся к мешку и бросил одно яблоко Мерлину. – Надо припрятать половину. Как запас на будущее. – Нет, тогда их найдут животные. Мы же не зря столько сил на них потратили. Они взвешивали все за и против, с набитым ртом обсуждая, стоит ли прятать добычу, – пока яблоки не кончились, а рядом не образовалась маленькая гора огрызков. И пусть Уилл фактически выиграл спор, Мерлин всё еще полагал, что им стоило запасти несколько яблок, или по крайней мере дождаться, пока те созреют, прежде чем воровать. Желудок Мерлина начал ощущать на себе плачевные последствия неспелых фруктов. Но Уилла никогда не удавалось отговорить от захватившей его идеи «добродетельной кражи». – Чем теперь займёмся? – спросил он. – Может, навестим кусты… – проворчал Мерлин, поглаживая живот. – Это подождёт, – Уилл поднялся на ноги. – Пойдём. – Куда? – Не знаю. Там увидим. Хороший ответ. Мерлин вытер липкие ладони о рубаху и принял предложенную Уиллом руку. Друг потянул его наверх. Они покинули рощу, оставив яблочные огрызки в подарок животным, которым отбросы придутся по вкусу. Уилл вслух размышлял о вероятности найти поспевшие ягоды за следующим холмом, в то время как Мерлин не сомневался, что их обоих ждёт сильнейшее несварение желудка. Не то чтобы его это останавливало. В конце концов, лето заканчивается, и надо использовать теплые деньки по максимуму, пока есть возможность. - 3 - – Что значит мёртв? – спрашивал Уилл. – Он не может быть мёртв! Что значит мёртв? И вновь, и вновь, и вновь, как будто Уилл действительно не понимал значение этого слова. Он разразился обвинительной тирадой вперемешку с проклятиями, не успокоившись даже после ухода солдат. Слушать его пришлось Мерлину, пусть даже некоторые оскорбления относились и к нему. Брань Уилла сейчас адресовывалась всему подряд, даже его собственному отцу, – за то, что был так глуп, доверившись влиятельным людям, за то, что был таким невежественным подхалимом, за то, что не мог лучше владеть мечом. Мерлин не знал, что ответить, поэтому почувствовал себя неловко, когда Уилл наконец выплеснул свой гнев и молча встал на колени подле тела отца. Кулаки его были сжаты так крепко, что побелели, а лицо выражало откровенное отчаяние. Мерлин никогда его таким не видел. – Мне… гм… – начал он. – Мне уйти? – Как хочешь, – прохрипел Уилл. И Мерлин остался. Зашла Хунит – с кастрюлей супа и тёплыми объятиями для обоих. – Я не голоден, – пробормотал Уилл, но она сделала вид, что не слышит. В чем Хунит всегда была хороша – в том, что была матерью для каждого. Поэтому она подливала им добавки, не спрашивая. – Да в самом деле, я в поряд… – начал Уилл – и замолчал под её взглядом: строгим и любящим одновременно. Особенность всех матерей. – Ты сегодня ночуешь у него, Мерлин, – дала указание Хунит, когда суп был съеден. – Ему необязательно, – сказал Уилл. – Он сделает это, как одолжение мне, – пояснила она и пригрозила Уиллу пальцем. – Не отказывай в одолжениях пожилым женщинам, Уильям, это невежливо. Уилл уставился на неё, затем опустил глаза в пол и пробормотал: – Извините. Хунит взяла его лицо в свои руки, и Уилл наклонился, позволив ей поцеловать себя в лоб. Она притянула его в еще одно крепкое объятие. – Уильям, дорогой мой мальчик, – прошептала она, – если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится, знай, что тебе стоит лишь попросить. Когда Хунит ушла, Мерлин предложил Уиллу помочь убрать доспехи отца. Друг ответил отрицательно, взял в руки кольчугу и замер на месте. Он глядел на неё, и был таким потерянным, что Мерлин – снова почувствовав себя лишним – пробурчал что-то вроде «мне надо отлить» и вышел на улицу. Когда он вернулся, доспехи всё еще были грудой сложены на столе, а Уилл снова сидел у тела отца, скрестив руки, осунувшись и глядя в пространство пустыми глазами. Мерлин занял место рядом с ним, и они сидели вместе молча до самого утра. В ту неделю воздух был тяжелым от запаха сжигаемых на кострах тел. Когда Мерлин не был с Уиллом, он помогал матери готовить еду, которую та впоследствии относила горюющим семьям. А таких было много. Мерлин проводил с Уиллом так много времени, как мог, хотя это было нелегко. Он понимал, почему друг был угрюм и раздражителен, однако угрюмость и раздражительность не облегчали общение с ним. Но мать постоянно настаивала. «Ты – всё, что у него есть сейчас», – говорила она Мерлину, и слова эти ложились тяжелым грузом юноше на плечи. Может, Уилл ему и лучший друг, но слишком пугающе быть для кого-то всем. – Он словно не видит вокруг ничего хорошего, – сказал Мерлин однажды вечером, помогая матери чистить картошку. – Одни лишь тёмные краски. Я не могу с этим бороться. – Тогда не нужно, – ответила Хунит. – Делай то, что делаешь. Ты всю жизнь был источником беспокойства, но всегда был способен заботиться о людях. Странное сочетание, но такой уж ты есть, так что не задумывайся об этом. Путём проб и ошибок, ворчания и подначек, Мерлин и Уилл в конечном счёте установили привычные отношения и отправились на реку рыбачить. Им не нужно было изображать интерес или даже разговаривать. Уилл часто дремал на рыбалке, придумав, как можно прицепить удочку к дереву, чтобы её не смыло из рук течением, пока он спит. Мерлин обычно дразнил его лентяем, но в этот раз замолчал, как только Уилл закрыл глаза. Тёмные круги под глазами свидетельствовали о долгих бессонных ночах друга, но в дни, когда они приходили на берег реки, Уилл всегда спал крепко. На закате Мерлин потряс его за плечо. – Эй. Пора идти. – Мммф, – Уилл потёр глаза. – Я что-нибудь поймал? – Ага, конечно. Друг вздохнул. – Ну и ладно. Я слышал, рыба в этих местах слишком упрямая. – А я слышал, рыбаки в этих местах – ленивые придурки, – Мерлин улыбнулся, и они вместе принялись отвязывать от дерева удочку Уилла. - 2 - Убедившись, что вокруг никого нет, мальчишки сбросили одежду и нырнули в воду. Когда обязательная водяная битва с брызганием была позади, Мерлин сказал: – Эй, я выяснил, как с помощью магии делать вещи больше. – Правда что ли? – равнодушно ответил Уилл. – Тогда сделай меня выше. Мерлин закатил глаза. – Не собираюсь я делать тебя выше. – Ну нарасти мне мускулы. – Еще чего! А если я ошибусь, и у тебя руки отвалятся? Уилл фыркнул. – Уж себе-то наверняка роста прибавил. – Неправда. – Ага, как же. Ну, мускулы-то ты точно не зачаровывал. Мерлин брызнул в него водой. – Пошёл ты. – Эй, – закашлялся Уилл. – Осторожней, повторный матч тебе не выиграть. Во мне кипят брызги отмщения. – Да уж, я лучше промолчу, что в тебе там кипит, – Мерлин запрыгнул на камень и сказал: – Подай мне камышинку. Уилл догрёб до берега и сорвал стебель длиной в свою руку, затем подплыл на спине к Мерлину и протянул ему наверх камыш. Мерлин взял его и посмотрел на своё отражение в воде. Он сконцентрировал магию внутри себя: легкое покалывание, зародившееся непонятно где и потёкшее вдоль по венам, сквозь кожу – в ладони. Камыш всё увеличивался и увеличивался, а глаза в отражении светились мистическим светом. Он никогда раньше не задумывался, как выглядит, когда колдует. Как правило, у него не было времени об этом думать; может, сейчас он и лучше контролировал свои силы, но обычно магия выплескивалась наружу бессознательно, не спрашивая дозволения. Результатом стали Картофельный Инцидент и Тот Случай С Гусями, но волшебство также спасло жизнь Уиллу однажды, поэтому Мерлин заключил, что быть магом не так уж плохо. И сейчас, глядя на отражение своих глаз, он вспомнил тот день, когда впервые понял, почему должен скрывать свои способности. В тот день мир показался ему таким маленьким и тесным… – Гм, – произнес Уилл. – Мерлин. Мерлин поднял взгляд. Увлекшись раздумьями, он совсем забыл о камыше. Тот был уже высотой с человеческий рост, стебель толщиной с копьё, а мягкий колосок – с руку. Мерлину оставалось лишь сказать: – Уау… Он на пробу помахал камышом, и в воздух, подобно снегу, взвились тысячи семян. – Твои магические способности выходят за предел самых диких мечтаний, – сказал Уилл, – а ты тратишь их на создание гигантских камышей. Мерлин осмотрел растение. – Ну и что. Неплохо же получилось. – Что ты собираешься делать с гигантским камышом? – Это, – ответил Мерлин и шлёпнул Уилла по лицу. Может, Мерлин и выиграл водную битву, но Уилл показал класс в борьбе на гигантских камышах. Они назвались сэром Мерлином и сэром Уиллом Эалдорскими и сражались на дуэли за честь и славу. Пусть слава была и подпорчена тем фактом, что за отсутствием доспехов они дрались голыми, а за отсутствием мечей вооружены были болотным растением. В расход пошло бессчетное количество гигантских камышей: мальчишки гонялись друг за другом по берегу, пока воздух не загустел от пушистых камышовых семян, покрывших им головы и приставших к телу. Мерлин сказал Уиллу, что тот похож на цыплёнка, и Уилл захлопал согнутыми локтями, как крыльями, и громко закудахтал. На что Мерлин отметил, что теперь сходство просто поразительное. Друг в ответ опять стукнул его камышом. – Эй, – сказал Мерлин, когда они смывали семена в пруду. – Уилл. – Что? – Уилл вычесывал остатки камыша из волос. Мерлин колебался. Он даже не был уверен, хочет ли спрашивать. Может, он был обязан спросить. А может, не обязан, а просто хотел. Да говори уже, идиот. – Как ты думаешь, я человек? – выпалил он. Уилл поднял голову, нахмурившись. – Что? – Ну, знаешь… – Мерлин набрал в руку влажных камышовых семян и заставил их повиснуть в воздухе над ладонью. Он взглянул в глаза друга – глаза, которые никогда не светились золотом. Уилл никогда не двигал предметы, не притрагиваясь к ним, никогда не нагревал воду одним касанием. Мерлин ни разу не встречал человека, который бы мог то же, что и он. Он не знал ничего о похожих на него созданиях, кроме сказок, которые мать рассказывала ему в детстве. У него были лишь легенды и непостижимая, но могущественная сила этих существ. На лице Уилла отразилось понимание, и он сказал: – О. Ну, да. Конечно, человек, – пожал плечами и искренне улыбнулся. – Не очень хорошо показавший себя в камышовом поединке, возможно, – но никто не совершенен. Мерлин улыбнулся в ответ, но всё же брызнул в друга водой, чтобы не задавался. - 1 - В конце концов, что ещё Мерлину оставалось? Если твой друг добрался почти до самой верхушки дерева, и внезапно под ним сломалась ветка, а ты можешь сделать что-то, не дав ему разбиться насмерть, ты ведь это сделаешь, правда? Ты просто не можешь иначе. Мерлин вытянул одну руку, словно пытаясь дотянуться до Уилла, а тот, казалось, тянется к нему в ответ. Он завис в воздухе чуть ниже Мерлина, высоко над землёй, с выражением абсолютного ужаса на лице. Трава внизу казалась отсюда невероятно далёкой. – Хватайся за ветку, тупой придурок, – прохрипел Мерлин. – Я не смогу долго тебя держать. Но Уилл лишь открывал и закрывал рот, словно инстинкт самосохранения покинул его. Причём давно, потому что нормальный человек никогда бы не полез на вершину самого высокого дерева в лесу. Однако в пользу Мерлина это также не говорило: пусть состязание и предложил Уилл, но Мерлин первый начал карабкаться, не успел друг досчитать до трёх. – Уилл! – закричал Мерлин. – Ну давай же! Его крик, казалось, вывел друга из транса. Он попытался уцепиться за одну ветку, потом за другую, но безрезультатно. – Подвинь меня ближе! – заорал Уилл. – Ауч! – добавил он, врезавшись в ствол. – Прости. Ты в порядке? – Ты это специально! – завопил он. – Вовсе нет! Мерлин увидел, что Уилл благополучно устроился на ветке, и позволил себе отпустить магию. Притворившись, что совершенно спокоен, – хотя сердце колотилось как бешеное, – он сказал: – Я не специально. Это просто ты неуклюжий. Не отрицай – ты только что свалился с дерева. – Если бы ты не смухлевал, я бы так не торопился, – проворчал Уилл дрожащим голосом. – Я был бы осторожнее и тогда бы не упал. – Твои оправдания никому не интересны, Уилл. Уилл сидел на соседней ветке и смотрел на Мерлина с непонятным выражением на лице. А ведь обычно друг был для него раскрытой книгой. Мерлин слышал, что великие волшебники могли читать чужие мысли, и подумал, как ему сейчас этого не хватало. Ведь его секрет обнаружил не просто кто-то там: его обнаружил Уилл. Его давнишний друг – и в этом была самая горячая надежда Мерлина и самый сильный страх. Что сделает Уилл? Надо ли Мерлину как-то… обезвредить его? И почему он вообще должен об этом думать? Он лишь хотел, чтобы Уилл не возненавидел его, и не убил, и не прогнал из Эалдора, и всё остальное, о чем предупреждала мать в случае, если люди узнают о нём. – Сюрприз… – слабо сказал Мерлин и улыбнулся с надеждой. Уилл издал нечто среднее между хрюканьем и вздохом, сопроводив всё пожатием плечами, – Мерлин даже не надеялся понять, что это значит. Уилл взлохматил волосы рукой и поднял глаза к небу, словно безмолвно спрашивая: «В самом деле? В самом деле?». И наконец он сказал: – Да уж, сюрприз так сюрприз. И ты, конечно, не мог открыть его другим способом. А потом он улыбнулся, и Мерлин облегченно выдохнул, сам не заметив, когда задержал дыхание. – Кстати, не стоит благодарности, – радостно сказал он. – Ну, за то, что спас тебе жизнь. Уилл кивнул слегка отрешённо, всё еще не придя в себя. – Точно, спасибо. В смысле, само собой разумеется, что я благодарен за это. – Ты никогда не благодаришь людей за спасение своей жизни? – Дай-ка подумать… Вообще-то такое случилось впервые. – Логично, – сказал Мерлин. – Полагаю. – Было бы еще лучше, если бы ты не ударил меня об дерево, – пожал плечами Уилл. Вот всё наконец и случилось: посторонний человек узнал о его магии, и мир не рухнул. Уилл не убежал прочь в страхе, и не объявил его врагом: он просто сидел на ветке, выглядя слегка беспомощно и растерянно, но отнюдь не враждебно. Мерлин не смог придумать более едкого ответа, чем: – Ой, да заткнись ты. – Так ты, – начал Уилл, – умеешь и людей в лягушек превращать? В глазах его загорелся знакомый Мерлину проказливый огонёк, который обычно приводил к сердитым крикам и бегству с соседского участка. – Никогда не пробовал, – осторожно ответил Мерлин. – Мы должны испытать это на старике Симмонсе, – решил Уилл. – Более подходящего объекта не найти. – Не хочется мне бедных лягушек подставлять. Они не потерпят среди себя Симмонса. – Это человечество его еле терпит. – Ты просто до сих пор обижен за то, что он заставил тебя строить ему новый курятник, когда твой план по краже яиц вышел боком, – весело сказал Мерлин. – Была середина лета! – возмутился Уилл. – Мне что, нечем было заняться, кроме как в поте лица строить какой-то куриный дом? – Умеешь ты себя оправдать, Уилл. – Он первый начал, – продолжил друг, но Мерлин лишь взглянул на него неодобрительно. – Ну ладно, – вздохнул Уилл. – Никаких лягушек. – Никаких лягушек, – согласился Мерлин. – Мы наверняка придумаем что-нибудь получше, – задумчиво добавил друг. – Да, – ухмыльнулся Мерлин, – полагаю, придумаем. И мир открылся для них множеством возможностей.