Шинигами тоже должны иногда позволять себе расслабиться

Пятничное утро Уильяма Ти Спирса, Главы лондонского Департамента организации «Несущие Смерть», началось совершенно обыденно. Высвободившись из тёплого кокона одеяла и скользнув близоруким взглядом по лежащей на соседней подушке гриве красных волос, он ступил босыми ногами на холодный пол и размял слегка затёкшие после сна мышцы. Затем он направился в ванную, где, как обычно, умылся ледяной водой, и исчез в кухне, откуда уже по прошествии десяти минут стали доноситься чудесные запахи яичницы с беконом и свежевыжатого апельсинового сока, без которого Ти Спирс, как истинный англичанин, не мыслил своего утра. В проёме кухни показался заспанный и растрёпанный Сатклифф, замерев на пороге от открывшегося ему чудного вида: Уильям в белоснежном фартуке поверх полосатой пижамы с сосредоточенным видом колдовал над сковородой. По-кошачьи скользнув за спину начальника, Грелль обнял того за талию и, положив голову ему на плечо, промурлыкал: ― Уилли, а знаешь, ты выглядишь та-ак сексуально! ― на что, против обыкновения, не получил вилкой по лбу, а услышал: ― Всё для тебя, дорогой, ― причём сказано это было абсолютно ровным тоном, без намёка на какую-либо угрозу многострадальной голове Грелля. Тот застыл, прижавшись к спине начальника, ибо такое проявление чувств, а точнее, непроявление агрессии со стороны Уильяма в ответ на подобные греллевские реплики было столь же редким явлением, как снег в июле. Но, приняв здравое решение не заморачиваться, какая муха укусила его начальника с утра пораньше, Сатклифф, вновь обретя душевное равновесие, начал свои ежеутренние процедуры. При этом он походил на огненный смерч, носящийся по квартире, сопровождая своё броуновское движение криками, вроде: «Где, Смерть побери, задевались мои штаны?», «А где моя косметичка?» или «Вот кто засунул мою расчёску под кровать?!». Удивительно, но шумные сборы Сатклиффа не вызывали никакой раздражённой реакции со стороны Ти Спирса, принявшегося за свой завтрак. Покончив с утренними метаниями, Грелль приземлился за стол с намерением прикончить свой завтрак как можно скорее. Торопливое запихивание яичницы в накрашенный помадой рот опять-таки осталось непрокомментированным очень щепетильным в таких вопросах, как принятие пищи, Уильямом. Внезапное осознание сего факта заставило красноволосого жнеца вскинуть полные непонимания и удивления глаза на невозмутимо доедающего свой завтрак начальника. Последовавшая за этим реплика окончательно выбила почву из-под ног Грелля, так что ему крупно повезло находиться в этот момент сидящим на стуле. ― Сегодня пятница, никакого особенного ажиотажа в офисе не ожидается. Почему бы тебе не остаться сегодня дома? ― Уильям произнёс это на полном серьёзе, внимательно глядя своими невозможно зелёными глазами в расширившиеся от изумления глаза Грелля. Впрочем, изумление быстро вытеснила радость ― кошачьи глаза рыжеволосой бестии азартно блеснули, когда Грелль понял, что Уилл не шутит. ― Уилли, ты сегодня на удивление добрый, ― проворковал жнец. И, подумав, добавил: ― А ты не будешь против, если я смотаюсь на землю?― и затаил дыхание в ожидании ответа. ― Нет, не буду, ― абсолютно спокойно ответил начальник. ― Только вернись к концу рабочего дня, ― добавил Ти Спирс. ― Конечно-конечно, Уилли, обязательно, ― придавая лицу как можно более правдоподобное выражение, поспешил заверить Грелль. Но мыслями он был уже далеко-далеко, составляя планы на так удачно подвернувшийся выходной. ― Тогда можешь посетить землю. А я пошёл, ― мазнув сухими губами по щеке Сатклиффа, Глава лондонского Департамента вышел из квартиры и поспешил в офис. Грелль Сатклифф же, решивший не задумываться о том, за какие заслуги на него свалилось столь неожиданное счастье, дождался, когда за начальником закроется дверь, пулей кинулся наводить на себя красоту для предстоящего вояжа на землю. Ти Спирс никогда не был наивным. А поверить, что Сатклифф будет вести себя на земле как пай-мальчик и вернётся домой строго к восьми вечера, было бы верхом наивности. Однако Уильям вышел из дома и уверенным шагом направился прямиком к месту работы. У Смерти нет выходных, поэтому аврал на работе был всегда, что Сатклиффу, приходившему на работу «для галочки», по всей видимости, было неизвестно. Иначе он бы более настороженно отнёсся к внезапной доброте Уильяма. «Хотя нет, вряд ли, ― мысленно вздохнул Уильям, ― получив моё прямое разрешение, он никогда бы не упустил такую возможность. Ну и ладно. Шинигами тоже должны иногда позволять себе расслабиться». Как бы то ни было, ударно отработав ещё один день, Уильям покинул офис и вернулся в квартиру, встретившую его немытой с завтрака посудой (ответственным за посуду был Грелль) и разбросанной по кровати косметикой. ― О Смерть, и за что мне это? ― пробормотал Ти Спирс в тишину комнат. Покончив с делами первостепенной важности и приведя квартиру в божеский вид, Уильям приготовился ждать. Его ожидание должны были скрасить бутылка вина и любимая книга, приготовленная для таких случаев на прикроватном столике. По прошествии пяти часов скрашивания ожидания бутылка опустела, книга закончилась, а Уильям почувствовал, что пришёл в необходимое расположение духа. Именно этот момент Грелль Сатклифф выбрал для своего триумфального появления на пороге квартиры. Чтобы узреть сие, Уильям прошествовал в коридор. Очевидно, очень нетрезвый Сатклифф очень нетвёрдой походкой, то и дело подворачивая ноги, обутые в высокие сапоги на умопомрачительном каблуке, в выходном плаще, спущенном на локтях до того, что его полы подметали землю и были выпачканы в пыли, пытался пробраться внутрь квартиры незамеченным. Сделав очередной шаг и так неуклюже завалившись на бок, что ему пришлось схватиться за стену, чтоб не упасть, Сатклифф отчаянным движением рванул ленту на шее, ныне стеснявшую его свободу. Несчастная лента не выдержала напора и с громким треском порвалась. Только тут он заметил начальника, с неподдельным интересом взирающего на попытки жнеца добраться до любого предмета мебели, на который можно упасть. ― Уи~илли!.. Ик! Ты меня жда... Ик! ждал?! Ка-а-акой ты... ― тут, видимо, от нахлынувших на него чувств, Грелль совершил в воздухе некий кульбит и оказался в ловко подставленных руках Ти Спирса, ― забо-о-отливый... Ик! С непередаваемым лицом Уильям отволок неспособного держать равновесие самостоятельно Грелля к кровати и уронил его туда. Почувствовав, что падать больше некуда, красноволосый оживился. ― Ты не представ... Ик! ляешь! Как на земле хоро... Ик! шо... Там та-акие маль... Ик! Чики! ― тут Грелль взмахнул рукой, очевидно, показывая широту души «мальчиков» на земле. ― Они та-а... Ик! кие весёлые! Поток бессвязной речи диспетчера был прерван Ти Спирсом. Он намотал на кулак растрёпанные волосы Сатклиффа, резко дёрнул голову несчастного вверх, а затем на себя, чтобы их лица оказались на одном уровне. Красноволосый вскрикнул от внезапной боли, его глаза наполнились слезами. Уильям заглянул в эти подёрнутые поволокой раскосые омуты. «Шинигами должен иногда позволить себе расслабиться,» ― пронеслось в голове Ти Спирса. И Уильям расслабился. ― Мне надоела твоя пьяная чушь, ― голос Ти Спирса напоминал далёкие раскаты грома, ― Так что будь любезен заткнуться и выслушать всё, что я тебе скажу. Глаза Сатклиффа изумлённо расширились: на его памяти начальник никогда не позволял эмоциям взять верх над собой настолько, чтобы опуститься до рукоприкладства. ― Уилли...за что ты так?.. Я же... мне же... ― красноволосый сбился на невнятное хныканье. ― Хватит, ― резко оборвал истерику Ти Спирс, ― Я, кажется, попросил тебя заткнуться. Что ж, для особо непонятливых... ― Тут он сильно потянул волосы Грелля назад, и тот прогнулся и зашипел от боли. ― Шипишь? Это я должен шипеть, милый. После всех твоих закидонов. Уильям отбросил слабо трепыхающегося Сатклиффа на кровать и, нависнув сверху, продолжил обвинительную речь: ― Ты, Грелль, слишком многое себе позволяешь. Привлекаешь внимание своим вульгарным видом, строишь глазки всем, находящимся от тебя в радиусе десятка метров. Твой «Себастья-янчик», которому ты готов ботинки вылизывать, как только увидишь... Твои «мальчики» с земли... Тебе плевать, с кем трахаться? Носишься по Департаменту целыми сутками, заигрываешь со всеми у меня на глазах... Чего ты этим добиваешься? Хочешь довести меня до белого каления? Поздравляю, тебе это удалось, ― последнюю фразу Уилл почти прорычал. Грелль, под влиянием страха, усталости и алкаголя не смог ответить на эту тираду ничего вразумительного. Его била крупная дрожь: такой Уилли его пугал. Ти Спирс нависал над ним, расставив руки по обе стороны от его головы, изумрудные, почти чёрные в момент ярости, глаза испепеляли его, вызывая чуть ли не судороги во всём теле. Да, Уильям всегда был скор на расправу, но сейчас Греллю стало по-настоящему страшно. Слишком уж зло смотрели на него эти обычно холодные глаза. ― Шлюха, ― сказано было на выдохе, брошено в лицо, выплюнуто этими тонкими губами. Этого Грелль стерпеть не мог. ― Нет, ― Грелль постарался вложить как можно больше вескости в это короткое слово, но голос сорвался на хрипение. ― Да ну? ― рыкнул Уилл, почти нежно проводя по разметавшимся красным волосам, но тут в затылок вонзилась тысячеигольная боль: Уилл вновь намотал пряди на кулак. ― Шлюха, самая настоящая. Вульгарная, бесстыдная. Не напомнишь, с кем ты провёл сегодняшний вечер? ― рука безжалостно тянула волосы, заставляя Грелля прогибаться в попытке избежать новой боли. ― Не смей! ― взвизгнул красноволосый. ― Не смей называть меня так! Я тебе ни в чём не клялся! Я не твоя собственность!Что хочу, то и буду дела... ― договорить ему не дала всё та же рука, выпустившая копну из захвата и хлёстким ударом ожёгшая щёку. ― Нет, милый, ― голосом Ти Спирса можно было замораживать, ― я, кажется, уже упоминал, что говорить сегодня буду я. Возмущённый, растерянный, оскорблённый и рассерженный Грелль попытался вывернуться из-под начальника, но тот не дал ему, обездвижив прижав бедро несчастного коленом и перехватив руки над головой. ― Видно, простой речи ты не понимаешь. Что ж, придётся подтвердить слово делом, ― и, не теряя ни секунды, заткнул Сатклиффа грубым поцелуем. Из глаз Грелля текли слёзы бессильной ярости и злобы, он попытался укусить Уильяма, но стальные пальцы, потянувшие его подбородок вниз, не дали ему этого сделать, но красноволосый не собирался сдаваться. Он перестал сопротивляться, позволив Ти Спирсу слегка расслабиться, а потом резко сомкнул челюсти. Кажется, он прокусил начальнику губу, но это было не важно. Инстинктивно отпрянувший Уильям чуть ослабил хватку, дав тем самым Греллю возможность освободиться, но далеко уйти красноволосому не дал; Грелль был схвачен поперёк талии и отброшен обратно на подушки, лицом вниз. Уже через секунду он почувствовал, как ему заламывают руку, как бьётся в шею частое, неровное дыхание, как такие родные, но такие грубые сейчас руки срывают плащ и блузу с плеч... Это было безумием, пьяным бредом. Не мог его Уилли быть таким: грубым, чужим, агрессивным. Зубы вонзались в шею, плечи; губы терзали нежную кожу, оставляя под ней кровавые потёки; руки жадно накручивали на кулак волосы, заставляя выгибаться и стонать от боли. Как будто в Уильяма вселился демон. «Демон... в Уильяме...» ― сама мысль об этом заставила Сатклиффа истерически всхлипнуть. Это было бы смешно, если не было бы так жутко, если бы не происходило здесь и сейчас. Резко дёрнув красноволосого за руку, Спирс перевернул того на спину и прижал содрогающееся тело к кровати. Из глаз Грелля текли слёзы, но выражение их оставалось дерзким и яростным, что только распалило ярость Уильяма; он приник к опухшим и искусанным губам, одновременно стаскивая с любовника штаны и лаская уже наполовину возбуждённый этой вознёй член Сатклиффа. Лицо красноволосого исказилось гримасой наслаждения, он пытался подавить в себе стоны, но не преуспел, терзаемый медленными движениями руки начальника. Но когда подушечки пальцев просительно коснулись его губ, Грелль резко отвернулся, не желая сдаваться так просто. Тогда его подбородок был снова стиснут стальной хваткой, и властные губы и язык заставили подчиниться. И Грелль уступил, позволил целовать, кусать себя, послушно облизал пальцы, сморщился от дискомфортного проникновения, пытаясь несильно напрягать колечко мышц. Он вскрикнул, когда Уилл вошёл в него, сразу, одним резким движением, сам впился кровожадным поцелуем в плечо любовника, ощущая свою и его дрожь, чувствуя жар, сжигающий изнутри, смешавший в единый бесконечный калейдоскоп боль, страсть, ревность, обиду, наслаждение. И наконец, ― взрыв, звёзды, темнота... Слегка придя в себя, Уильям расцепил судорожные объятья Сатклиффа, очевидно, отрубившегося от коктейля чувств и ощущений. Усмехнувшись, он нежно вытер солёные капли с лица Грелля и аккуратно стащил сапоги и обретавшиеся в районе щиколоток штаны. Перевернув обмякшее тело к себе спиной, он обнял любовника поперёк живота и уткнулся носом ему в шею. Через минуту над недавним полем битвы раздавалось только мирное посапывание. Субботнее утро Уильяма Ти Спирса, Главы лондонского Департамента организации «Несущие Смерть», началось совершенно обыденно. Высвободившись из тёплого кокона одеяла и скользнув близоруким взглядом по лежащей на соседней подушке гриве красных волос, он ступил босыми ногами на холодный пол и размял затёкшие после сна мышцы. Чуть поморщившись от болезненных ощущений в укушенном плече и расцарапанной спине, взгляд Уильяма снова вернулся к разметавшемуся во сне красноволосому жнецу. Тот, словно почувствовав это, открыл глаза и потянулся, застонав от неприятных ощущений. Недоумённый взгляд кошачьих зелёных глаз натолкнулся на изучающий взор холодных. ― Уилли, ― голос Грелля был тихим и слабым ― сказывалось похмелье, ― а что вчера было? ― Ты выпил лишнего и устроил шоу, ― лицо Ти Спирса было непроницаемым. ― А-а, ясно... Я вчера зажёг, да? ― даже несмотря на дикую боль в голове, Грелль лучился самодовольством. Ещё бы, развести вечно сдержанного и неприступного начальника на горячий секс ― такое смог бы провернуть только он. Ничего не ответив, Уилл направился в сторону ванной, по пути думая: «Как хорошо, что он никогда ничего не помнит,» ― и, довольный собой, жизнью и Греллем, продолжил свой ежеутренний ритуал.