Идеал

Идеал Поздний вечер после трудового дня, похожего на любой другой; Артур изнурённый, с залёгшими под глазами тенями, и Мерлин сдерживает рвущиеся с языка обычные слова, которые, однако, непозволительно говорить в лицо принцу: о том чтобы выспался подольше и поберёг свою монаршую персону. Идёт дождь: тихими мягкими каплями, едва касаясь стеклянных окон, – и ужин Артура превратился в нагромождение надкусанных продуктов, которые лишь погоняли по тарелке, но так и не съели. Мерлин прочищает горло. Артур не реагирует, так что он откашливается снова. – Ты заболел? – спрашивает принц слегка раздражённо, отпихивая кусок оленины вилкой. – Не думаю, – отвечает Мерлин насупившись. Артур на миг поднимает на него глаза: быстрый оценивающий взгляд, который рыщет по лицу Мерлина, а затем снова уступает место безразличию. – Тогда, полагаю, ты хочешь сказать что-то неуместное. Мерлин сердито хмурится. – И почему ты полагаешь, что это будет неуместно? – Потому что лично я в данный момент ем, а не беседую с тобой, а ты меня прерываешь. Следовательно, неуместно. – Сейчас мы определённо беседуем, – замечает Мерлин в некотором замешательстве. Сжав зубы, Артур испускает тяжкий вздох, кладёт вилку на тарелку и ставит локти на стол, складывая пальцы домиком перед лицом. – Чего ты хочешь? Мерлин показывает на тарелку. – С едой что-то не так? Я могу сходить посмотреть, что ещё есть у поваров. – Всё в порядке, – быстро говорит Артур, снова беря в руки вилку и накалывая овощи. Мерлин отмечает, что жуёт принц без интереса, а когда проглатывает, то не спешит брать добавки. – Только вот ты не очень-то много ешь сегодня… да и вообще в последнее время, и я подумал… – Мерлин, иди почисти камин. – Я его ещё утром почистил, – возмущенно протестует Мерлин, бросая взгляд на – по его мнению – превосходно вычищенный очаг, ещё холодный, но пламя не так уж необходимо поздней весной. – Я бы так не сказал, – сухо возражает Артур. – А если я не вижу разницы, значит, его надо почистить заново, и сделать это тщательно. И дымоход тоже. Мерлин гневно сужает глаза, но прикусывает язык; за несколько месяцев он уже научился определять момент, когда можно пререкаться, а когда нельзя. Он старается игнорировать Артура и его равнодушную трапезу, беря маленькую метлу с совком и принимаясь энергично мести. Десять минут спустя он покрыт тонким слоем серого пепла, периодически чихает, но должен признать, что камин гораздо чище, чем был. Он просто никогда раньше не придавал особого значения чистке камина. Тот всегда был грязным – ему полагалось быть грязным. Должно быть, его раздумья отразились у него на лице, потому что Артур отодвигает тарелку и говорит: – Чем чище дымоход и сам очаг, тем легче дышит пламя, и тем лучше оно обогревает комнату. Забившийся камин – лишняя трата хороших дров. – А, – отвечает Мерлин, вытирая покрытые сажей руки о штаны, но в итоге лишь посыпая пеплом всё, к чему прикасается, и пачкая себя с головы до ног. Он бросает быстрый взгляд на Артура: тот смотрит на него с неприкрытой неприязнью. – Разожги огонь, а затем умойся, – приказывает он, кивая в сторону своей лохани для умывания, стоящей в углу стола. – Сир? – Мерлин глядит на него, открыв рот; чёрные руки повисли плетями. – Я не могу позволить тебе прикасаться здесь к чему бы то ни было, пока ты такой грязный. Иначе ты сам же нарушишь то жалкое подобие чистоты, что тебе удалось навести. Ясно понимая, что всё внимание Артура, которому нечем занять свою монаршую персону, приковано к нему, Мерлин принимается за очаг, сжимая зубы в ответ на различные указания принца. Он неправильно укладывает дрова, недостаточно растопки, будет больше дыма, чем огня, если он зажжёт таким образом. Когда Артур наконец остаётся удовлетворён, Мерлин поднимается на шатающиеся ноги, трёт ноющие колени и думает, что небольшая подушка может быть хорошей идеей для будущих попыток. Артур многозначительно указывает на лохань, и Мерлин идёт к столу; затылок покалывает от ощущения пристально следящих за ним глаз. Вода оказывается холодной, когда он погружает в неё руки и осторожно отскребает большую часть сажи с ладоней. Он уже тянется к полотенцу, лежащему рядом с тазом, когда Артур командует: – Лицо тоже. Мерлин недоверчиво оборачивается через плечо. – Вряд ли я стану прикасаться к твоим вещам своим лицом. По непонятной причине щёки Артура темнеют; Мерлин решает, что это лишь игра света. – Вымой лицо, Мерлин. Мерлин может различить приказ, когда слышит его, хотя и считает его нелепым, так что он целиком окунает голову в лохань, погружаясь, пока не утыкается носом в гладкое дно бронзовой чаши. Он выныривает с насквозь промокшими волосами, разбрызгивая воду повсюду и наводя ужасную грязь, и решает, что оно того стоило, когда, повернувшись, видит на лице Артура выражение приправленного отвращением неверия. Принц встаёт из-за стола и размашистым шагом подходит к Мерлину. – Ещё никогда в своей жизни, – заявляет Артур, хватая полотенце и грубо прижимая его к мокрому лицу Мерлина, – я не встречал человека, более неподходящего на роль слуги, чем ты. – О, как это ново, – ворчит Мерлин из-за полотенца, затем забирает его у Артура и вытирает волосы, с которых потоком течет вода. – Теперь я удовлетворительно чистый? – По сравнению со свинопасом или недоумком-конюшим? Едва. Мерлин сдерживает глубокий вздох, с преувеличенной тщательностью складывает полотенце и кладёт его рядом с лоханью. Артур закатывает глаза. – Что дальше, милорд? Подстричь ваши королевские ногти на ногах? Принц недоверчиво косится на него. – Не будь таким подобострастным, Мерлин. Тебе не идёт. – Я запутался. Ты хочешь, чтобы я был исполнительным или честным? – Я хочу… – гневно начинает Артур, затем обрывает себя с поразительной внезапностью. – Я хочу ещё вина. И приготовь мне постель. – Чеканя шаг, он отходит обратно к столу, падает в кресло, хватает кувшин с вином и свой кубок. Мерлин хмурится и жуёт губу, расстилая покрывала на кровати и разглаживая их. Он методично взбивает пять дюжин подушек, на которых всегда настаивает Артур, когда внезапно ему в голову приходит мысль. – Каким был твой прошлый слуга? Звенящая тишина за спиной вынуждает Мерлина обернуться. Артур смотрит на него странно, словно эта тема была запретной или неприличной для обсуждения. – А что? – М-м, – Мерлин и сам не уверен, почему ему хочется это знать. – Просто… он был идеально покорным и послушным? Он уже знал безупречный способ развести огонь, или тебе пришлось учить его? – Мерлин, все кроме тебя знают правильный способ разведения огня. И да, он был идеальным слугой. Пальцы Мерлина замирают на последней подушке. – О. – Эдвард всегда успевал накрыть завтрак к тому времени, как я проснусь, и он заглаживал мельчайшие складки на манжетах моих туник, когда их возвращали из прачечной. Он затачивал мой меч до такой остроты, как никто больше не умел. Он также был невероятно приятным собеседником и мудрым советчиком, и он превосходно умел слушать. У него был чудесный голос, он пел словно жаворонок, слаще любого барда. Эдвард был исключительным, незаменимым. Мягкий ностальгический тон голоса Артура сворачивается у Мерлина в животе подобно свернувшемуся молоку, и он с трудом сглатывает свои чувства. – Если Эдвард был таким незаменимым, почему же его сейчас здесь нет? Артур вертит в руках рукоятку обеденного ножа, и взгляд у принца задумчивый и печальный. – Он оставил меня ради кухонной служанки, они сбежали вдвоём к северным границам, чтобы завести семью. Мне ничего не оставалось, кроме как выделить им участок земли со старой фермой и несколько овец в качестве свадебного подарка. – Как мило с его стороны, – вяло отвечает Мерлин, разжимая кулак и потрясенно глядя на измятую до неузнаваемости его пальцами подушку. Артур фыркает, качая головой. – Любовь заставляет человека совершать нелепые, глупые поступки. – Он задумчиво смотрит на Мерлина. – Вообще-то, это многое объясняет. Ты тоже влюблён, Мерлин? Мерлин его игнорирует. – Значит, ты думаешь, что он должен был остаться здесь в качестве твоего слуги? – Он променял меня на служанку, – Артур считает, что его возмущение всё объясняет. – Понятно. С чего бы ему предпочитать настоящую любовь пожизненному раболепию перед королевской персоной? – Мерлину интересно, услышит ли принц иронию в его голосе. – Вот именно, – Артур щёлкает пальцами, и Мерлин понимает, что нет. Затем Артур пожимает плечами и внезапно кажется таким робким, каким Мерлин ещё никогда его не видел. – Но что важнее всего, он был моим близким другом. Наверное, я надеялся… Спустя несколько секунд тишины Мерлин спрашивает: – Надеялся на что? Артур прочищает горло, словно приходя в себя. – Надеялся, что ты к этому моменту уже закончишь, Мерлин. И не помнёшь мои подушки из гусиных перьев. Их не надо месить как тесто, идиот, их надо взбивать. Позволить перьям дышать. – Полагаю, Эдвард был умелым взбивальщиком, – бормочет Мерлин себе под нос, с силой взбивая, пока Артур с задушенным звуком не выхватывает у него подушку; лицо его при этом тревожно покраснело*. ________________________________ *Слово, которое употребил Мерлин – «fluffer», – имеет непристойное значение, как человек, способный умело возбуждать другого, поэтому Артур так и смутился. К сожалению, русского аналога я не подобрала. – У Эдварда было много талантов, – бормочет Артур, нежным массажем возвращая подушку к жизни. – Как и у меня, – парирует Мерлин, чувствуя, что нужно защитить себя. – Да, и если бы я нещадно нуждался в человеке, который бы передвигался каждый день по замку, грезя наяву, ты бы без сомнения тоже стал незаменимым и получал зарплату повыше, – терпеливо объясняет Артур. – Мне больше не нужны твои услуги, ты свободен. Челюсть Мерлина отвисает с болезненным щелчком, и он буквально прижимает кулак к животу, в котором всё внезапно сжимается. – Ты… увольняешь меня? Снова? Выражение лица Артура бесценно, и хлопок его руки по Мерлинову затылку приносит почти облегчение. – Нет, имбецил, я собираюсь лечь спать. И с этим мне твоя помощь не нужна. – Да кто бы говорил, – ворчит Мерлин, вспоминая все те разы, когда Артур настаивает, чтобы его одевали и раздевали словно инвалида, просто потому что он может. – Ну что ж, – неловко кашляет Артур. – Сегодня я полностью способен позаботиться о себе сам. – Я могу напомнить тебе об этом позже? – Нет. Дело в том, что Мерлин не может перестать думать об Эдварде. Сон ускользает от него до самых предрассветных часов: разум занимают мысли о загадочном безупречном слуге, которого Мерлин даже не надеется должным образом заменить. И мысли эти терзают, разъедают его нутро, пусть даже он никогда не пытался выполнять свои обязанности с большим рвением, чем минимально удовлетворяющий запросы. Безусловно, он никогда не искал одобрения Артура ради чего-то, помимо здравого желания избежать колодок. Но даже убеждая в этом самого себя в попытке избавиться от маячащего перед глазами образа Эдварда, Мерлин знает, что лжёт сам себе. Обо всём. *~*~*~* – Каким был Эдвард? – спрашивает Мерлин Гвен на следующий день, когда они несут корзины с чистой одеждой в покои своих хозяина и хозяйки. Гвен задерживается на лестничной площадке, и Мерлин останавливается рядом с ней, надеясь, что волнение, которое он ощущает, не написано у него на лице. – Эдвард… Старый слуга Артура? – Так он старый? – возможно, Мерлин с излишним энтузиазмом хватается за эту идею. Гвен одаряет его странным взглядом. – Нет, я имела в виду «старый» в смысле «бывший до тебя». Кажется, он всего на год или около того старше Артура. – А-а, – небрежным тоном отвечает Мерлин и прекращает расспросы, словно и не начинал эту тему. Они продолжают свой путь. На следующем пролёте Гвен снова останавливается, и Мерлин желает, чтобы здесь не было столько лестничных площадок, или вообще лестниц, если на то пошло. – Почему ты вообще заговорил об Эдварде? Мерлин равнодушно пожимает плечами, насколько это получается с переполненной корзиной в руках. – Просто любопытно. Интересно, чью шкуру мне положено напялить. Гвен тихо смеётся. – Думаю, легко тебе это не удастся. Эдвард был по меньшей мере на полголовы выше тебя и имел поразительно большой размер одежды. – А, значит, болван-переросток. – Едва ли, – Гвен слегка вздыхает, и этот вздох знаком Мерлину: он часто слышит его, проходя мимо открытых дверей комнаты, где все придворные дамы вместе ткут, прядут и строчат, сплетничая дни напролёт и обсуждая бравых юношей Камелота. Он решает взять за правило не проходить там слишком часто. У Гвен странно восхищенное выражение лица. – Эдвард всегда был галантен и любезен, когда я его видела. Он часто помогал мне донести бельё из прачечной, когда нам было по пути; он мог, не жалуясь, нести свою ношу на одном плече, а мою корзину на другом. Мерлин опускает взгляд на собственную корзину, а затем с сомнением смотрит на Гвен, поводя плечами в предчувствии боли. – Ой! Я, разумеется, не ожидаю от тебя этого, Мерлин, ты не подумай. Ты очень любезен, только по-своему. Просто Эдвард гораздо крупнее тебя и сильнее. Не то чтобы ты слабый, конечно! В смысле, ты определённо силён, эта корзина намного больше той, которую обычно носил Эдвард, – говорит она в явной попытке утешить его задетую гордость. Мерлин вяло улыбается, наслаждаясь её компанией уже чуточку меньше, чем обычно. – Уверен, так и есть, – твёрдо отвечает он. Хотя, возможно, корзина лишь кажется больше, потому что Мерлин, несомненно, намного меньше этого легендарного Эдварда. Гвен посылает ему слегка отчаянную сияющую улыбку. – Как бы то ни было, я думаю, это к лучшему, что ты не похож на него. Артур впал практически в апатию на протяжении нескольких месяцев после ухода Эдварда. Он даже отказывался нанимать другого слугу, пока король не назначил тебя на это место. Страшно подумать, как бы он отреагировал, если бы ты чересчур напоминал ему Эдварда. И снова оно, этот болезненный комок желчи в горле, который он уже ощущал ранее. – Они были так близки? – Ну, – отвечает Гвен неохотно, приглушённым голосом, наклонившись ближе и стукаясь своей корзину о Мерлинову. – Я не вправе строить догадки. В смысле, только Артур знает наверняка, верно? И Эдварда здесь нет, чтобы опровергнуть. – Угх, – бессвязно соглашается Мерлин, ставя корзину на пол и быстро спускаясь по ступенькам на нетвёрдых запинающихся ногах. – Я только что вспомнил, что должен… кое-что… – Мерлин? – поражённо окликает Гвен. – Ты не можешь просто так бросить здесь корзину! Мерлин! Но поскольку он ужасный слуга, он оставляет выстиранные вещи Артура на лестнице и вылетает из замка, словно за ним гонится сам Эдвард. Он не останавливается, пока не обнаруживает себя в нижнем городе, окружённым громко галдящими людьми, не следящими за своим тоном подобно обитателям замка, – и их грубость отчасти успокаивает. Он облокачивается о лавку пекаря, чтобы перевести дыхание, и вдыхает запах тёплого хлеба и жареного теста, игнорируя взгляд, который бросает на него булочник. Перед мысленным взором стоит лишь неясная фигура хорошо сложенного мужчины, чьи эфемерные руки обхватывают привычное крепкое тело Артура. Мерлин сильно зажмуривается, но картина лишь становится чётче. Это одновременно ужасно и соблазнительно, и Мерлину хочется представить самого себя с Артуром, но он не может. Сколько он ни старается, образ Эдварда не оставляет места для кого-то вроде Мерлина. – Эй, – наконец произносит пекарь; его звучный голос прорывается сквозь Мерлинову меланхолию. – Брать чё собираешься, или как? Мерлин, нахмурившись, выпрямляется и смотрит на выложенные перед ним буханки, потом вытягивает медную печать на шнурке у себя из-за пазухи и показывает её булочнику. – Да. Принцу Артуру требуется кое-что. Румяное лицо пекаря бледнеет, когда он видит королевскую печать, и он запинается в ответ: – Конечно, мои извинения, всё что угодно для королевской семьи. Мерлин чувствует подлое удовлетворение, принимаясь выбирать кучу товара, которую Артур вовсе не заказывал, и покупая его по неимоверной скидке. Может, он и не идеальный слуга, но он всё ещё здесь заправляет, несмотря на отсутствие широких плеч или способности петь как жаворонок или ублажать Артура в постели. Вероятно, в этот момент он действительно начал гордиться своей работой. *~*~*~* – Может, скажешь мне, Мерлин, – начинает Артур, когда слуга входит в его спальню с корзиной хлеба, и Мерлин уже знает, что разговор будет неловким, – почему я поймал Гвиневеру на попытке незаметно пронести чистое бельё ко мне в комнату, когда в последний раз на моей памяти это было твоей работой, и что привело к, по меньшей мере, пяти минутам выслушивания сбивчивых извинений, почему ты не выполняешь свою работу, сутью которых стал факт, что тебе внезапно понадобилось вымыть голову. Мерлин морщится, рассеянно поскрёбывая совершенно сухую голову и жалея, что не продумал всё заранее. Гвен не смогла бы правдоподобно солгать даже ради спасения своей жизни, хотя следует поблагодарить её за попытку. Возможно, он прибережёт для неё булочку. – Я, ммм. Покупал тебе хлеб. – Он показывает Артуру гигантскую переполненную корзину и скромно ставит её на стол. Лицо Артура – бесстрастная маска, а скрещённые на груди руки слегка пугают. – Ты покупал мне хлеб, – повторяет он, моргая один раз, словно с трудом отслеживая нить разговора. – Да? Я вспомнил, что пекарь готовит булочки с корицей по вторникам, так что я… Хотел успеть купить немного, пока их не расхватали. – Задержав дыхание, Мерлин ждёт, когда выражение лица Артура изменится, и спустя мгновение так и происходит: взгляд принца приковывает корзина. – Я люблю булочки с корицей, – бормочет Артур, с любопытством заглядывая внутрь. Мерлин сияет, вытаскивая свои покупки из корзины и выкладывая всё на столе. – Да, я знаю. А потом я решил, что если ты будешь не в настроении для булочек, я должен купить что-нибудь другое. Так что вот фенхелевая косичка, и ржаной хлеб, а это лавандовые плюшки. Лаванду доставили из самой Франции, по словам пекаря. Лицо Артура неуверенное и даже слегка встревоженное; он осторожно нюхает булочку, которую Мерлин суёт ему под нос. – Пахнет очень… по-французски. Мерлин широко улыбается, довольный собой. – Но я вынужден спросить, Мерлин. Ты скупил всё, что было у него в продаже, или оставил немного еды горожанам? Мерлин непонимающе хмурится, следует за взглядом Артура, охватывает глазами кучу выпечки, покрывающую практически каждый дюйм стола, и впервые задумывается, что, возможно, перегнул палку. – Кстати, я должен съесть всё это один? Потому что если так, то, боюсь, придётся мне отменить все свои дела на ближайшие несколько дней. Непохоже, что Артур сильно недоволен, но Мерлин всё равно чувствует распускающийся в желудке стыд. – Конечно нет, не будь смешным. Я всего лишь… хотел дать тебе первому попробовать, прежде чем спущусь вниз и раздам остальное слугам. Принц покачивается на пятках. – А, теперь понятно. Значит, мне стоит похвалить тебя за великодушие: тратишь собственные деньги, покупая на них хлеб для слуг. Отлично, Мерлин, я восхищён твоей самоотверженностью. – Он откусывает от булки с корицей и задумчиво жуёт, пока Мерлин беспокойно топчется рядом. – Точно, да, собственные деньги. Я подумал, это будет… любезно. – Разумеется, Мерлин ожидал, что ему покроют расходы на покупку, как всегда прежде случалось, когда он отправлялся по поручениям Артура, и это довольно ощутимый удар по его кошельку, но меньшего он и не заслуживает за свою глупость, решает он. – Я, конечно, заплачу тебе за те, что оставлю. – Артур вытирает липкие ладони о безукоризненно чистую рубашку – Мерлин недовольно морщится – и откладывает себе несколько скромных булочек. Он протягивает Мерлину пару монет, но тот убирает руки. – Нет, это… Это необязательно, милорд. Сир. В смысле, это подарок. – Мерлин криво улыбается, чувствуя себя полным придурком и в душе проклиная Эдварда. Он быстро смахивает оставшуюся выпечку обратно в корзину. – Надеюсь, вам понравится. Артур наклоняет голову набок и задумчиво хмурится. – Уверен, так и будет. Спасибо. – Он отворачивается, замирает, а потом разворачивается обратно. – Ты очень странный человек, Мерлин. Мерлин заливается краской и бросается прочь из комнаты, крепко прижимая к груди корзину. *~*~*~* На следующий день Мерлин всё ещё чувствует себя запутавшимся, полным тревожного трепета в животе, когда думает об Эдварде и обязанностях прилежного слуги. Вообще-то начнём с того, что он не просил об этой работе, думает он обиженно. А со следующей мыслью приходят вина и неловкость – когда он жалеет, что приходится стирать артурову одежду каждый день. Потому что если быть честным с самим собой, то он вовсе не хочет другую должность. Что бы он стал делать, если бы не прислуживал Артуру? Он работает всего ничего, но уже ощущает это привычной рутиной, словно на него неожиданно надели чужие ботинки, но он быстро к ним привык и теперь чувствует себя голым без них. И в самом деле, думает он, оттирая травяные пятна с Артуровых штанов, что плохого, если он попытается угодить принцу? Возможно, сумасбродство в виде коричных булок и лавандовых плюшек было излишним, исполненным благих намерений промахом с непонятными целями, но он мог постараться усерднее выполнять свои ежедневные обязанности, потому что… Вот это и есть суть, мыслей о которой он избегал при любой возможности: почему ему так хочется сделать Артуру приятно? Конечно, здорово будет не слышать от него «идиот» день за днём, но откуда эта внезапная жажда артуровой похвалы? Он вспоминает тон принца, когда тот рассказывает об Эдварде, приглушённые мягкие слова. Талант Эдварда вести беседу, его мудрые советы, его подобный жаворонку голос – такой близкий друг… Мерлин недоуменно моргает, чувствуя резкий жар на пальцах, и обнаруживает, что от злости протёр сквозную дыру в мокрых штанах Артура и горячий пар поднимается над тканью облаком. Плечи его уныло поникают, и Мерлин в который раз жалеет, что не знает заклинания для штопки. *~*~*~* – Мерлин. Что это? Мерлин настороженно выглядывает из-за корзины с бельём, отвлекаясь от перекладывания чистой одежды в шкаф. Артур сжимает рукав одной из своих туник, выглядя в высшей степени рассерженным. – Мм. Твоя вторая лучшая рубашка? – Верно. И почему же на моей второй по счёту лучшей рубашке жжёные пятна? – прищуренные глаза Артура опасно блестят. – Ну, понимаешь, посудомойщица показывала мне, как пользоваться горячим утюгом. Он оказался горячее, чем я ожидал. Артур выглядит так, словно выбирает из множества фраз, вертящихся на языке, и каждая из них неприятнее другой. – Посудомойщице семь лет от роду, Мерлин, и ей положено находиться на кухне. Почему этим не занималась прачка? Мерлин пожимает одним плечом, чрезвычайно занятой складыванием Артуровой ночнушки. – Должно быть, я неосторожно оскорбил прачку. Она отказывается находиться со мной в одной комнате. – Понятно. Почему-то я не удивлён. Но чего ты вообще пытался добиться? Ты никогда прежде не утруждал себя глажкой моей одежды. – Твои рукава надо было отплиссировать. – Он не решается посмотреть Артуру в глаза, вместо этого с излишней силой встряхивая плащ, прежде чем осторожно повесить его в шкаф. На долгое время воцаряется тишина, а затем Артур откашливается. Потом кашляет снова, и Мерлин бросает на него быстрый взгляд. У Артура непонятное выражение лица, он поднимает глаза к потолку, словно моля Господа о помощи, моргая и краснея. – Так держать, Мерлин. Только… позволь в следующий раз кому-нибудь другому работать с утюгом, очень прошу. Артур торопливо шагает прочь, бормоча что-то о своих рыцарях, и складывает доспехи в небрежную кучу по пути к выходу, отмахиваясь от помощи Мерлина. Он оборачивается в дверях, и взгляд у него странно пристальный и задумчивый. Мерлин вздыхает и приваливается к шкафу, как только за принцем закрывается дверь; пальцы рассеянно теребят мягкую ткань потёртых штанов, и чувствует он себя абсолютной девчонкой. Это вовсе не та похвала, на которую он рассчитывал, но, с другой стороны, Артур не отправил его в колодки за испорченную одежду. Очевидно, что талант Мерлина – отнюдь не в прачечном деле. Надо просто продолжать пробовать, пока он не найдёт то, в чем действительно хорош. *~*~*~* Одна-единственная попытка Мерлина спеть для Артура также выходит боком. На поверку его голос даже отдалённо не напоминает пение жаворонка – на ум приходит лишь сравнение со стаей гусей, – а придворный бард навсегда отказывается с ним разговаривать, когда видит, в каком состоянии Мерлин возвращает позаимствованную лютню. Инцидент поспешно забывается обеими сторонами. *~*~*~* Мерлин решает, что если есть вещь, которую он может выполнить без труда, то это вовремя принести Артуру завтрак, как это делал Эдвард. Вообще-то он не особо пунктуален, но раз уж ему в последнее время и так плохо спится, и раз уж он встаёт задолго до рассвета, одолеваемый мыслями о ситуации с Артуром, то он мог бы вдобавок хоть это сделать правильно. Он так полон решимости, что следующим утром стоит посреди кухни, нетерпеливо ожидая, пока проснётся повар, потом нетерпеливо ожидает ещё, пока повар готовит еду, и игнорирует раздражённые взгляды заспанных кухонных работников, когда побуждает их поторопиться. Посудомойщица всё ещё не встречается с ним взглядом, проскальзывая мимо с котелком воды: без сомнений, из-за фиаско с горячим утюгом, но Мерлин пытается подавить смятение. В конце концов, ей только семь. И вот он несёт поднос со вкусностями на завтрак принцу вверх по лестнице, в то время как большинство обитателей замка ещё не проснулось, и чувствует себя вполне довольным. Трепет в животе возвращается, когда он задерживается у двери Артура, прислушиваясь, встал принц или ещё нет. Входя в спальню, он удерживает поднос одной рукой, так что может поправить чашку с пудингом, отодвинув от тарелки с мясным пирогом, и вот тут-то, в этот неожиданно обычный миг он внезапно понимает, почему так сильно желает угодить Артуру. В шоке он роняет поднос на стол, и мясной пирог, ножи с вилками и посуда разлетаются повсюду с ужасающим грохотом. Артур выпрыгивает из постели, мгновенно просыпаясь, неловко хватается за меч и размахивает им над серебряным кубком, который до сей поры был полон вина, а теперь, прокатившись по полу, остановился у ноги принца. Мерлин стоит с открытым ртом, словно рыба, не в силах пошевелиться, объятый чистейшим ужасом. Артур несколько раз моргает, глядя на него, явно пытаясь проснуться, чтобы осмыслить ситуацию, и спустя мгновение швыряет меч на кровать и трёт лицо руками. – Мерлин. Если я спрошу тебя, что, во имя всего святого, происходит, ты способен дать мне вразумительный ответ, или мне не стоит и спрашивать? Мерлин слабо улыбается, чувствуя, как ему тошно от ужаса, и разочарования, и любви – любви, подумать только! Он любит Артура Пендрагона, и это просто ужасно. – Я принёс тебе завтрак? Артур тяжело вздыхает и подтягивает спальные штаны на бёдрах, и рот Мерлина увлажняется от этого зрелища, и он понимает, что так всегда и было, просто всё это время он был слишком тупоголовым, чтобы признать это. – Ни один благоразумный человек не встаёт так рано, Мерлин. – Ты сказал, что любишь, когда завтрак накрыт к тому времени, как просыпаешься, так что… Артур хмурит брови. – Однако не припоминаю, чтобы я говорил, что хочу быть разбуженным своим завтраком. Мерлин спешно бросается убираться, унижение расцветает красными пятнами у него на щеках. Он собирает то, что ещё можно спасти, накрывает Артуру стол и заново наполняет кубок руками, которые всегда, всегда такие неловкие, как бы он ни старался, – и чувствует себя при этом крайним идиотом. – Что вынудило тебя пойти на такой подвиг? – хрипло спрашивает Артур, подходя к тазу для умывания и плеща воду себе в лицо. – Я просто старался выполнить свои обязанности в качестве слуги, – отвечает Мерлин, приведя стол в порядок и протягивая принцу полотенце. – Когда ты показал мне стандарт, к которому нужно стремиться, я понял, что всё это время ему не соответствовал. Артур замирает с полотенцем в руках, затем медленно опускает его с нечитаемым выражением на лице. – Что ещё за стандарт я тебе показал? Мерлин забирает у него полотенце и вешает рядом с лоханью. – Эдвард, – он произносит это имя так равнодушно, как только может, но голос всё равно звучит обиженно. Лицо Артура краснеет, он поражённо смотрит на Мерлина. – Я вовсе не ожидал, что ты будешь таким как Эдвард. Я даже не ожидал, что Эдвард будет таким как Эдвард. Вероятно, я привык к тому, как он выполнял свою работу, но… в конце концов, он не захотел здесь оставаться, так что не так уж и важно, насколько хорошо он… плиссировал манжеты. – Правда? Артур прочищает горло, ему явно не по себе. – Послушай, Мерлин. С самого начала было ясно, что тебе не нужна должность, которую мой отец тебе даровал. Думаю, с нас хватит этого притворства. Я освобождаю тебя от службы и отпускаю на все четыре стороны. – Что? – переспрашивает сбитый с толку Мерлин. – Твои услуги мне больше не требуются, – поясняет Артур, сжав челюсти и расправив плечи, как в моменты, когда обсуждает с отцом неприятные вопросы. Мерлин достаточно его знает, чтобы понять, что принц расстроен. – Так ты правда меня увольняешь? – сердце Мерлина ухает в пятки. – Но я только сейчас… В смысле… Я могу стараться лучше! Артур невесело смеётся. – Поверь моим словам, Мерлин, это вряд ли. Мерлин отворачивается в отчаянии, хватая себя за волосы, не зная, что ему делать, но не желая уходить сейчас, когда между ними всё так запуталось. Он хватает кубок принца со стола и ополовинивает его в один присест. – Мерлин, что ты делаешь? – Ну, поскольку я больше не твой слуга, ты мог бы разделить со мной своё вино. Не желаешь? – Мерлин, чувствуя себя слегка дико, протягивает ему кубок. Артур беспомощно разводит руками. – Ещё даже солнце не встало! – Прекрасно, как раз будет время на утреннее похмелье, – рассудительно говорит Мерлин, и Артур оставляет попытки найти в его речах здравый смысл и выхватывает кубок из его рук, приканчивая его. – Ну же, давай вместе отпразднуем, – предлагает Мерлин и подтаскивает второй стул к столу. Секунду спустя Артур присоединяется к нему, качая головой и снова наливая вино, в то время как Мерлин набрасывается на чашу с фруктами. – Должно быть, я всё ещё сплю, – Артур охотно ведёт беседу, принимаясь за мясной пирог. – Это единственное объяснение происходящему. – Наверное, ты прав, – соглашается Мерлин. – И тебе снится приятный сон, как ты пируешь и беседуешь. Расскажи мне всё об Эдварде. Я прекрасный слушатель. – Ты ужасный слушатель, Мерлин. У тебя объём внимания как у сороки. И почему тебя вообще так волнует Эдвард? Мерлин пожимает плечами: ему уже нечего терять. – Ты определённо в него влюблён, и я подумал, ты захочешь рассказать о том, как он разбил тебе сердце. Артур недоверчиво пялится на него. – Да ты шутишь. – Уверен, тебе пойдёт на пользу поговорить об этом. – Не знаю, почему ты счёл меня девицей, обожающей сплетничать, или, что важнее, с чего ты взял, что я влюблён в своего бывшего слугу, но могу тебя заверить… – Но он же… плиссировал твои манжеты, верно? Затачивал твой меч? Взбивал твои подушки? Артур снова краснеет и делает долгий глоток из кубка. – Я тоже могу взбивать твои подушки, если тебе этого хочется, – мягко уверяет его Мерлин. Артур захлёбывается вином и принимается кашлять так, что Мерлин опасается за его жизнь, но в конце концов принц берёт себя в руки и умудряется прохрипеть: – Я сам прекрасно могу взбить свои грёбанные подушки, если потребуется, Мерлин! Пару секунд Мерлин представляет себе это потрясающее зрелище, но Артур продолжает скрипучим, чрезвычайно взволнованным голосом: – Мне не нужны плиссированные манжеты, Мерлин. На самом деле мне всё равно, когда ты приносишь завтрак, если ты успеваешь с ним раньше обеда. Твоё умение поддерживать в порядке очаг отвратительно, но пока там горит хоть какое-то пламя, то неважно, насколько он чистый. Мне не нужно, чтобы ты ежедневно скупал для меня всю лавку булочника, пусть даже те лавандовые плюшки были очень вкусными. И я больше никогда не хочу слышать твоего пения. – Тогда чего ты от меня хочешь, Артур? – требует ответа Мерлин. – Я всего лишь хочу, чтобы ты сам хотел быть здесь! Это всё, чего я когда-либо хотел. Эдвард был идеальным, но он не хотел здесь оставаться, он хотел свою служанку, и в конце концов я оказался один. Я всё неправильно понял, и мне было больно. – Артур проводит рукой по лицу и со стуком ставит кубок на стол. Он отворачивается, и Мерлин замечает первые лучи солнца, заглядывающие в окно, окрашивающие угрюмое лицо принца в серебряно-серый цвет. – Ты ужасный слуга, Мерлин, и ты тоже не желаешь быть здесь. Я не хотел чересчур сближаться, – продолжает Артур уже мягче, не глядя на него. – Ты не хотел снова понять всё неправильно, – шепчет Мерлин. Артур не отвечает; около минуты он вертит в руках кубок, а потом двигает его по столу к Мерлину, бросая на того быстрый пронзительный взгляд. Мерлин принимает предложенный напиток. – Артур. Вообще-то я хочу быть здесь. Я ушёл бы ещё сто лет назад, если бы не хотел. Артур нахмуривается. – Ты не похож на человека, наслаждающегося своей работой. – О, я ненавижу свою работу, с чего бы мне хотелось оттирать твои грязные подштанники, и выметать камин, и выносить ночной горшок, и чистить доспехи, и… – Спасибо, Мерлин, этого достаточно. Мерлин качает головой и хватает Артура за руку, когда тот пытается встать из-за стола. – Но я правда хочу быть здесь. – Артур глядит на него с сомнением, так что Мерлин поясняет: – Здесь, с тобой. Артур не отрывает от него глаз, его рука дрожит в дерзкой хватке Мерлина, но он не отнимает ладонь. – И если это означает, что мне придётся стирать твоё нижнее бельё, чтобы быть с тобой рядом, то я согласен. Хотя насчёт взбивания подушек я был серьёзен. Я в самом деле хочу взбивать твои подушки, Артур. – Почему? Потому что я наследный принц Камелота? – Гордость Артура серьёзно пострадала, это ясно как день, и Мерлин начинает подозревать, что мотивы Эдварда в угождении принцу имели мало общего с настоящей дружбой. – Поверь, ты мне нравишься несмотря на своё королевское происхождение, – убеждает его Мерлин. Пальцы Артура дёргаются в его руке, и он выдавливает робкую кривую улыбку. – Полагаю, ты нравишься мне несмотря на полное отсутствие талантов в чём бы то ни было. Я передумал. Можешь продолжать стирать мои подштанники. Но, пожалуйста, не пой мне, этого я не перенесу… Мерлин обрывает его, вскакивая на ноги и дёргая Артура к себе для быстрого, сладкого, чуть-чуть неидеального поцелуя. Артур замирает, затем хватает Мерлина за локти и удерживает так, вовлекая во второй поцелуй, глубокий и полный желания. Отстраняется Артур задыхаясь, и Мерлин с радостью видит вновь обретенную надежду, озарившую его пылающее лицо. – Пойдём, – говорит Мерлин, потянув Артура к кровати. – Есть одна вещь, в которой я хорош и которой, уверен, ты не будешь разочарован. – И что же это? – спрашивает наследный принц Камелота, следуя за своим слугой покорно, как ягнёнок. Мерлин хватает набитую перьями подушку с кровати и с намёком помахивает ею, и Артур смеётся, когда в лицо ему прилетает подушка, за которой следуют Мерлиновы штаны. ~end~