В ожидание чуда, которого нет

Была пасмурная и тоскливая осень, как снаружи – на пустынной улице, так и у нее внутри - в бездыханной душе. Она смотрела в окно, и чувствовала каждой клеточкой тела, как время остановилось, как стрелки часов замерли и все вокруг потеряло свое движение. Больше не раздается равномерного тиканья часов, больше не слышно ни шороха в доме. Часы во всем доме остановились на том времени, когда он ушел, оставил ее здесь, у этого самого окна стоять в одиночестве, и терзаться гонениями внутри себя. Он исчез из ее жизни, и все замерло, она так и застыла в том самом мгновение. Ее кресло-качалка медленно раскачивалась назад-вперед, едва лишь тихий скрип раздавался от нее, но и его она не замечала. Гора книг росла около кресла, но не читала она их больше, хотя и любила в далеком прошлом проводить с ними свое время. Она перестала как-либо существовать, все ее тело перестало ей подчиняться и реагировать на жизнь, она могла лишь смотреть в окно, дожидаясь того момента, когда он объявится. Но он не вернется, она знала это. Не сегодня, не завтра, никогда. Она ждала чуда, но чудо испустило свой последний смертельный вздох, и осталась лишь тоска, которая отнимала у нее последние частицы жизни. Она закрыла глаза, и тяжело вздохнула, казалось вместе с этим вздохом ее покинет и последняя искра жизни, но нет. Она чувствовала себя мертвой, словно ее неупокоенная душа навечно застряла в этом моменте, и не видать ей покоя, пока он не вернется. Она медленно прошлась по комнате, когда-то красивые черные волосы были аккуратно собраны, теперь же они были спутаны и спадали небрежными локонами из высокой прически. Ее когда-то прекрасное черное кружевное платье покрылось пылью и грязью. А лицо стало ее же тенью. Бледная, худая, израненная своими мыслями, она металась по комнате, смотрела на остановившиеся часы, и в измождение падала в свое кресло-качалку. И начинала раскачиваться. Бывало она не надолго засыпала, но тут же резко вскакивала и подлетала к окну. Но его не было. И тогда она падала без чувств на холодный пол, и приходила в себя от душевной боли. Она часами могла лежать, беспомощно зовя сон на помощь, но он покинул ее. Ей хотелось вырваться из этой трясины, но она не могла, и никто не мог ей в этом помочь. Она тонула, но никто не замечал и не догадывался. Она знала, что совершает огромную ошибку, но не могла сделать шаг назад, не могла перебороть эту болезнь в себе. Зеркала отражали ее неясную тень, она могла вечно смотреть в свое смутное и мрачное отражение, иногда она что-то шептала самой себе, но чаще всего молчала, и боль сквозила в каждом ее резком движение, когда она протягивала своему отражению руку. Книги перестали быть ее друзьями. Она забыла, что такое еда. Солнечный свет раздражал и угнетал. Она чувствовала себя всеми забытой и покинутой. И яд злости и отчаяния медленно отравлял ее саму. Все давно забыли и оставили ее в одиночестве. У этого самого окна, дожидаться его. Часы застыли в этой комнате. Ее дух замер в ожидание. Не было ни слез, ни истерик, лишь несокрушимая тоска истерзала ее душу.