Любовники

      Предрассветное небо всё ещё было серым, хотя на востоке уже теплилась полоса сильно разведённой жёлтой акварели. Особняк Арландов гордо стоял на холме, подобно элегантному паруснику, плывущему по молочному океану призрачного тумана, среди раскидистых яблонь, усеянных белым цветом, что выныривали из невесомой дымки, как невообразимые фантастические коралловые рифы. Всегда любил этот ранний час, когда солнце ещё не взошло, но уже вовсю готовится к своему дневному путешествию. В такие моменты весь мир замирает в тишине, в ожидании расцвета ясной зари, и мне кажется, что я единственное живое существо во всей вселенной. Дверь открывается абсолютно бесшумно и мне это на руку, не хватало ещё встретить слуг Арланда, однако мои сапоги безбожно скрипят, когда я иду по отполированному до зеркального блеска паркету, а затем поднимаюсь по широкой деревянной лестнице, однако мне по-прежнему везёт, и я остаюсь незамеченным. Ха, веду себя словно грабитель, хотя воровать я ничего не собираюсь. Вскоре я достигаю пункта назначения – её спальни. Комната, обставленная в лучшем беренейском стиле, полная изящных ширм, тяжелых ваз, столиков, картин и прочих предметов роскоши, тонет в бледном полумраке, лишь через открытое окно, в которое заглядывает лёгкий ветерок, льётся слабый свет. Я надеялся застать тебя спящей, свернувшейся в клубочек на алых простынях, с разметавшимися по подушке волосами, но ты, ранняя пташка уже давно на ногах. Я вижу в светлом прямоугольнике окна твой тёмный, тонкий, как у фарфоровой статуэтки, стан, затянутый в легчайшую пёструю ткань халата, белую руку держащую маленькую леечку и твои волосы, заплетённые в тугую косу, похожую на длинную блестящую чёрную змею. Ты поворачиваешься и даришь мне лёгкий намёк на улыбку. — Уже проснулся? — спрашивает она ласково, не отрываясь от полива экзотических цветов в массивных керамических горшках. — Я ещё не ложился, - сажусь на краешек застеленной дорогим расшитым золотом покрывалом кровати. — На город напали Сыновья Тьмы, мне пришлось с этим разбираться. Дети Тьмы, кучка разбойников, продавших свои души демону в обмен на сверхъестественные силы. Они считают себя ужасными вестниками великого мрака на земле, но каждый раз, когда мой меч отрубает их конечности, визжат, как девчонки. — Всё прошло хорошо? — Не очень, Зиа. С ними был Василиск, он открыл портал, из которого хлынули астральные демоны и пока я прорубался через толпу, они успели сбежать. Я добивал остатки демонического отряда всю ночь, мне кажется, что их запах до сих пор забивается в ноздри. Впрочем, Зиа, одного твоего аромата достаточно, чтобы навсегда уничтожить их зловоние. Я тянусь к тебе руками, чтобы вновь почувствовать его, и сажаю к себе на колени. Ты сидишь спиной ко мне, а я утыкаюсь носом в твоё точёное плечо. Пахнешь так, как, наверное пахнут ангелы, но только ты совсем не ангел. Ангелы не скачут ночью по улицам, стреляя из гномовского револьвера по горящим фонарям, разбивающимся вдребезги под весёлый смех, не курят волшебных грибов в сомнительных компаниях и, конечно же, не изменяют своим мужьям… Если бы кто-то сказал мне три месяца назад, что я стану любовником жены губернатора Драссенгерта, я бы рассмеялся бы ему в лицо, однако как оказалось, в нашей жизни могут произойти воистину удивительные вещи.       Любовник, какое замечательное слово. Мягкое и гладкое, однозначно весёлое, хотя и отдающее пикантными ассоциациями. Совсем другое дело — муж. Здесь уже чувствуется обязанности и ответственность, здесь уже не забалуешь. Однако твой муж уже слишком стар, и для обязанностей, и для ответственности, и для своего высокого поста и, естественно для такой молодой жены. Боже мой, Зиа, какая же ты всё-таки красивая! Моего единственного глаза слишком мало, чтобы наглядеться на тебя. Сколько бы я не смотрел на твоё лицо, я не могу найти в нём изъяна. Твои чайные глаза, чей необычный разрез напоминает о кочевниках минголах, обрисованные контуром чернильных ресниц, и губы, изогнутые как тугой лук тех же минголов, сводят меня с ума, заставляя забыть обо всех своих моральных устоях, правилах и принципах. Как быстро я сдал свои позиции твоим прелестям, а ведь поначалу даже сопротивлялся, лопотал о том, что у тебя есть муж, но ты, чертовка, всегда получала то, что хотела, будь то отрубленная голова ледяного скарма, счёт в банке, или моё сердце. Солнце поднялось чуть выше, и теперь его персиковые лучи подсветили густой туман в саду розовым оттенком. В комнате стало светлее, оконный прямоугольник на полу стал ярче. Отвожу в сторону твою косу, открывая себе доступ к твоей оголённой шее. Нежно дую на покрытую бесцветными волосками кожу, так что по ней пробегают трепетные мурашки. Знаю, тебе так нравится. Осторожно трогаю губами твою шейку, оставляя на ней поцелуи крошечные, как капли росы, касаясь маленьких позвонков и щекоча их своим дыханием. Ты тихонько ёрзаешь, принимая ласку, и я провожу языком по контуру твоего ушка, одновременно с этим стягивая с алебастрового плечика ткань халата. Округлое плечо сразу же покрывается пупырышками, несмотря на то, что в помещении не холодно, и я перехожу на него, целуя нежней, чем это сделала бы бабочка, а ты в ответ теряешь еле слышный вздох. Это меня подстегивает, и жаркая волна подкатывает к низу живота, заставляя плоть напрягаться точно так же, как и волшебный джин небрежно строит башню. Снимаю скользкий узорчатый шёлк со второго плеча, ткань бесшумно падает вниз, открывая мне вид на твою спину. Начинаю гладить тебя вдоль позвоночника подушечками пальцев, невесомо проводя вдоль боков, вырисовывая непонятные орнаменты на белоснежном полотне и возвращаясь обратно к плечам. Сегодня ты и впрямь как невинный ангел, лишь крыльев не хватает над лопатками, сегодня ты пассивно позволяешь себя холить, и такой дурак как я запросто клюнул бы на такую наживку, но вот только я уже дурак опытный, знаю, что чертовка просыпается в тебе ночью и тогда ты ведёшь себя совсем по-другому.       Мне хочется большего, поэтому я бросаю своё занятие и обхватываю ладонями, привыкшими держать рукоять оружия, а не женские прелести, её, идеальную, на мой взгляд, грудь, что ласкает мои руки своей тяжестью и упругостью. Мну эти округлые холмики, обводя их кончиками пальцев, постепенно уменьшая радиус окружностей, неуклонно двигаясь к её дерзко торчащим соскам, ярких, будто подкрашенных кармином, а затем спускаясь вниз, оглаживая её выпирающие ребра. — Ты и вправду такая сладкая, или это следствие моей одержимости? — мой язык колебался между желанием говорить и продолжать облизывание её кожи. — Скорее всего, второе. — отвечает Зиа с улыбкой и начинает ненавязчиво тереться об мой пах. Наверное, это всё-таки бред моего распалившегося воображения, но ты сладкая, как вишнёвый сироп. Прижимаю её к себе, для того чтобы она сильнее почувствовала твёрдость моего, налившегося густой тяжелой кровью, придатка и крепость моих объятий. Её тонкопалая узкая ладошка влезает между нашими телами и пытается расстегнуть мой ремень, что получается у неё довольно ловко. Несколько ударов сердца, надо сказать, очень быстрых, и мой член оказывается на свободе, покачиваясь в горячем давящем нетерпении, поскорее получить свою порцию удовольствия. Зиа ухмыляется хитро и в сочетании с её глазами это делает чертовку похожей на лису. Она сама хватает стержень в свою лапку, отчего он сразу же дёрнулся, как норовистый жеребец, которого ведут под уздцы, а мои яйца не мгновение скручивает сладкой судорогой, от которой я чуть не кончаю, однако всё же сдерживаюсь и, приставив, набухшую от желания, головку к створкам своих женских чресел, начинает не торопясь водить ею по липкой щёлке, нежась в предвкушении последующих действий. Маленькая вредина, ты всегда играешь с мужчиной, как кошка с мышкой и никогда не даёшь желаемого, пока основательно не помучаешь жертву. Иногда эти мучения отнюдь не безопасны, в иные минуты я вспоминаю, как ты любишь душить партнёра, так чтобы он забился в судорогах и а перед его глазами заплясали тёмные пятна. Я ощущаю нежность твоих влажных аккуратных лепестков, пока ты трёшься о конец, готовый лопнуть и излиться перламутровым семенем, а ты дразнишься всё больше, впуская в себя всю головку, потом снова соскальзываешь с неё. От этих действий ноющее томление внизу моего живота разгорается, словно лесной пожар в ветреную погоду. Мой протестующий вздох, во время одного из таких манёвров, заставил Зию слезть с колен и, развернувшись толкнуть меня, уложив на кровать. Забравшись на меня, теперь уж она принялась чертовски медленно опускаться на мой придаток, закрыв глаза и немножко закусив нижнюю губу — её старая привычка. О, Солар отец всех несгеров, как же узко, как же чертовски узко, я уже и забыл, насколько сильно могут сжимать мою плоть её внутренние мышцы. Моё тело будто превратилось в один оголённый комок нервов, я больше не чувствовал всего остального, все ощущения моего тела сконцентрировались в паху, для меня больше не существовало ни запахов ни звуков, весь мой мир сжался лишь до безумной похоти и тела, тонкого, гибкого, как у кошки тела, что нависло надо мной, уперевшись кулачками в мою грудь. Зиа вращала бёдрами, слегка скользя и елозя по истекающему прозрачной смазкой стержню, вихляя тазом и извиваясь, будто змея. Сегодня она пыталась не стонать, подавляя себя, тяжело дыша. В твёрдом намерении вырвать из её груди хоть один стоящий вскрик, я схватил её за талию и начал насаживать её крепкое, ровное, будто на заказ сшитое, нутро, обнимающее меня клейкой плотью, на свой фаллос, ускоряя темп бешеной, старой, как этот мир, скачки, на что Зиа закусила свой кулачок, придавливая в горле пошлые хныкающие звуки и откинулась назад, так что её грудь, ослепившая меня в тот миг своей белизной, призывно приподнялась, словно прося обхватить её ладонями. Внезапно громкий настойчивый стук в дверь грубо разрушил всё очарование момента, вклинившись в наше уединение. — Я же просила не беспокоить меня, когда я занимаюсь живописью! — раздраженно крикнула Зиа, и мне невольно пришлось изумиться тому, как твёрдо прозвучал её голос. — Простите, госпожа, но ваш муж вернулся и хотел бы видеть вас… — послышался из-за деревянной створки робкий голос служанки. Ты вскакиваешь и судорожно ищешь одежду, чтобы встретить своего престарелого мужа. Я заправляю в штаны своё хозяйство, чувствительное и разгорячённое, отчего ткань белья кажется ему грубой. Как ни стараюсь, всё равно не могу скрыть своего разочарования. — Карл, не мог бы ты вылезти через окно? — спрашиваешь, деловито. — Конечно, это самое простое дело. — отвечаю я, застёгивая ремень. Если бы ты знала, как мне горько из-за того что мы вновь расстаёмся. — Зиа? — говорю я, уже перекинув ногу через подоконник. Ты замираешь, готовая слушать. Встречаю взгляд твоих лисьих глаз. — Ты меня любишь? Этот вопрос я стараюсь задавать не слишком часто, но всё время желаю услышать положительный ответ. — Иди, тебе пора. Вот так всегда, ты никогда не отвечаешь на этот вопрос.