Охота на зверя, как способ скрасить время

Он кусается. И после каждой нашей встречи я стою у зеркала и мажу новые гематомы, впрочем, не затрагивая тех мест, где острые клыки все же проткнули кожу. Как это ни парадоксально, именно их не будет уже к следующему рассвету. Я не помню, когда в последний раз носила что-то открытое, обнажающее хотя бы руку, хотя бы по локоть, или не дай бог шею, плечи, спину или ноги. Он ревнив, не знаю, как столь темное, принадлежащее ночи от кончиков ногтей до кончиков волос создание умудряется поименно знать всех людей, с коими я пересекалась хоть раз. Пересекалась днем, когда солнце не всегда жаркими, яркими для человека лучами загоняет всех тварей, что так вольготно властвуют ночью в самые глубокие и темные норы, заставляет свернуться в тугой комок, а в случае обнаружения беспомощно рычать на посмевших потревожить их покой. Потому что это не ИХ время, и (о да!) они отыграются ночью, под рассеянным, серебристым светом луны, но… эти десять часов еще нужно пережить, да? Он не любит, когда я на его глазах сношу голову очередному, страстно возжелавшему моей крови, монстру – я знаю, поневоле представляет на его месте себя. И в чем-то остается прав, я допустила ошибку в нашу первую встречу, поддавшись бурлящему внутри адреналину, страстному желанию поиграть. Может, в этом виновато время – за пятнадцать минут до восхода солнца, редкая удача застать ночную тварь за поиском укрытия на день, а может это шило в моей… гм, в любом случае мне не стоило гонять его по крышам. И хотя с рассветом отчаянно скалящийся зверь оказалась в ловушке, нелепо забившись в угол, подрагивающими руками закрывая лицо от разъедающего бледную плоть света, победителем я себя не ощущала. И именно в эти минуты, наверняка показавшимися ему вечностью, глядя на это сильное, гибкое и феноменально опасное создание я приняла одно из самых идиотских и абсурдных решений в своей недолгой жизни. Кажется, он, мягко говоря, удивился, когда сверху, спасая от смертоносных лучей опустился мой плащ и наверняка загрыз бы глупого охотника не выпади в осадок с казалось бы довольно невинного (хотя это как посмотреть, конечно) вопроса: - Может, переждешь день у меня? Хотя, безусловно, будь у меня семья, или мало-мальски дорогой человек, я бы так не поступила. Ха, и уж тем более я не развлекалась бы скучными вечерами несанкционированной охотой! Хотя в моем случае это скорее поиск приключений на нижние девяносто, в охотники-то меня так и не посвятили (хотя тренировали!), даже приманкой не взяли, с-сво… вот так вот несчастные полтора метра роста становятся непреодолимой преградой к делу жизни. И да, мне определенно не стоило засыпать рядом с вырубившимся на день зверем, и вторая бессонная ночь этому не оправдание. Но кто ж знал? Как не прискорбно это осознавать, должна была я. И именно я, поздним вечером, бесцеремонно выдернутая из сна, втянув в плечи голову и затравленно глядя на задумчиво облизывающегося и принюхивающегося монстра, который (ах да!) с удобством устроился на моем животе, мысленно выписывала статуэтку. Косого на оба глаза кролика, с золотой, поблескивающей на свету табличкой снизу: «Олигофрен века». Тварь хорошо целуется, только кусается. Мягко касается губ, легко, самым кончиком языка ведёт вдоль, к уголкам, уже смелее, не боясь не таких острых, но все же зубов, лезет глубже в рот… рукой сжав горло и перехватив оба запястья. Вот тебе и первый поцелуй, Марго, наслаждайся. Кусает за нижнюю губу, с набирающим силу урчанием слизывая кровь, опускается ниже, прокусывая кожу в опасной близости к истерично бьющемуся пульсу, тяжело дышит, поблескивая голодной чернотой глаз. Больших, раскосых, полностью, без разделения на белок, радужку и зрачок залитых тьмой глаз. Тьмой, что постоянно жаждет жрать, даже если брюхо её обладателя забито под завязку. Ночью выстоять против них у человека нет и десятой доли шанса, и хотя я не совсем человек, ситуацию это ни в коей мере не меняет. Чуда не произошло и в тот вечер, хотя, чего уж лукавить, удрать я могла. - Трудно спать с тем, кого хочется сожрать? – как бы между делом спрашиваю, макая пальцы в малиновое варенье. М-м-м… вкуснятина, вот уже полгода хотелось задать этот вопрос. - Неа, если желание обладать перекрывает урчание желудка, - зверь выхватывает банку, и под возмущенный возглас небрежно отставляя её, валит меня на постель, нависая сверху, - к тому же, - холодный кончик носа скользнул по щеке, и я, скосив глаза, едва успеваю поймать плутоватую ухмылку на губах своей личной твари, ночного ужаса и просто, скромно – людоеда, - всегда можно надкусить. Я еще не успела осознать последние слова, а вскрикнув, уже выгибаюсь от боли. Он ласков (порою… иногда), верен, но постоянно кусается. И хотя я физически не способна услышать, как лопается моя кожа под напором кинжально-острых зубов, я это прекрасно чувствую. Но слава пельменям, больно лишь мгновение, ровно до того момента когда длинный, гибкий язык впервые слизнет кровь. Тварь всегда зализывает укусы, еще бы, ведь иначе они не заживают. Мой наставник, а по совместительству опекун однажды сказал, что у каждого свои достоинства и недостатки, и лишь в глазах влюбленных человек идеален. Я могу с точностью сказать, моя влюбленность в зверя прошла – эта тварь всё время кусается.