Трусость

Ей было семнадцать от роду. Дитя весны, наивное и хрупкое. С, казалось бы, чистыми помыслами и святыми мыслями. Так видели ее другие, но никто и не догадывался о внутренней буре, струящихся по телу золотистых молний вместе с кровью, что вызывали легкую дрожь. Во всем существующем она ощущала еле уловимый дразнящий запах романтики: в измученной детьми птице, далеком путешествии и кружке чая, где плавал желтый полумесяц лимона. У нее были свои мечты, идеалы, идущие врозь с иллюзиями, навеянными презренным социумом. Она так высоко парила, что забыла об одной опасности — разбиться насмерть. Еще маленький ребенок, желающий идти наперекор всему, который никогда не повзрослеет, пока не сумеет понять суть всего. Со своей философией и безупречной ложью — сорняками, идеально сросшимися с разумом — держала в руках обычный кухонный нож. Немного затупленный, пахнущий тем же пресловутым лимоном, гниющим среди прочего мусора. За окном мягко разливалась ночь, постепенно оттесняя суетливый день. Последние лучи изо всех сил цеплялись за наливающиеся чернилами небеса, будто бы желая оставаться вечность на месте. Спокойные бледные цвета заката в последний раз глубоко вздохнули и полностью растворились среди мерцающих звезд. Осталось надеяться на свои чувства, бурлящие лавой. Правой рукой и трепещущим в грудной клетке, подобно птице, сердцем попытаться изучить и понять то, чего боится каждый человек. Не каждый, конечно же, легкое преувеличение, но девушка была тщеславна и горда собой. Улыбка расцвела на бледном лице, но была душа полна сомнений горьких. Прикрываясь придуманными монстрами, заставляющих пылать ее тело изнутри, она решилась на этот шаг. Будущее скрыто, как и прошлое. Оставалось только настоящее, в котором оставалось пару шагов до той самой пропасти, из которой доносятся самые фальшивые песни о свободе. Является ли свободой то, что она выбрала? Закрыв за собой дверь, медленно спустилась вниз. Холодная дверь отделяла от тепла и уюта, которое Лиза сама отрицала и якобы ненавидела. Самовнушение — вещь жесткая и гнилая. Может быть, такой откровенно мерзкий путь она выбрала от скуки? Или мотивы гораздо серьезнее, чем думают тени на стенах? Они неотрывно следят за ней, запоминают каждый шаг, но не отговаривают. У них своих проблем полно. Не спеша, идя за ребенком, — сыном ее соседки — девушка удивлялась, как же мать могла отпустить сына так поздно гулять. Ах да, алкоголь в воспаленном мозгу приятнее родительской ноши. Обидчивый детский кулачок не мог разбить толстое зеленоватое стекло, дабы позволить гною вытечь, не дав проникнуть в старые раны. Его мир не был таким радужным, светлым и ярким, как у Лизы, поглощенной в собственные мысли. Снег хрипел под ногами. Черные провалы окон с тоской глядели друг на друга — мрачные соседи, замершие истуканы. Вдалеке, если бы мы не отходили от абсурдности сюжета, должна была залаять собака, но стояла абсолютнейшая тишина. Без страха. Мальчишка бежал чуть впереди, красными ладонями скрывая заплаканное лицо. Неожиданная вспышка ярости затмила кровавой пеленой глаза Лизы. Схватив за руку ребенка, она ударила кулаком его по лицу, не заботясь о тут же вырвавшихся криках и боли. Пальцы болели, костяшки раз за разом ударялись о скулы, губы и нос. В слепой ярости она не заметила вспыхнувших огоньках в окнах, тревожных возгласах на первых этажах. В попытке заткнуть, она со всей силы впечатала его в снег, ногой ударив по спине. Слипшиеся снежинки наливались кровью. Нож завершил это дело, войдя в тело несколько раз. Задыхаясь, чуть не крича, девушка стояла на месте. Разглядывая бездыханное тельце, она чувствовала, как горячие слезы щиплют глаза. Внутри все замерло, лишь одна мысль пульсировала в голове: «убила, стала свободной, убила». Ее тело не смогло принять тех чувств, которые испытывают маньяки, лишающие жизни невинных людей. Оно отторгало кровь на ноже и тонких пальцах. Желчь подступила к горлу. Сделав два шага назад, она почувствовала распахнутые объятия тьмы, к которым так стремилась. Теперь они внушали ужас, отвращали. Мировоззрение начало расходиться по швам, являя свою истинную грязную суть девушке, замершей от шока. Прикрыв глаза, Лиза чувствовала, как истерика душит за горло, оставляя багровые пятна на коже; дышит в ухо и злобно смеется. Бежать было трудно, почти невозможно. Врываясь в пустую квартиру, рухнула на диван. Она не думала о том, что ее могли заметить. В ее голове звучали предсмертные крики мальчишки, причиняющие невыносимую боль. Смотря назад и видя себя готовую ко всему, чувствовала, как мир теряет прежние цвета, становится серым и треснувшим. А ведь столько раз представляла бесчисленные смерти, радовалась и смеялась. Оказалось, убийца — не тот романтичный и прекрасный образ, каким он представлялся. Что ж, теперь не убежать от этого, как бы ты ни старался. «Спеши, беги, спасайся», — но ты сама выбрала все это, можешь теперь спокойно захлебываться слезами и начать истлевать, как те, кем ты так гордилась.