По обеим мишеням

За рекой, за густыми лесами, За холодной отвесной горой Крупный город раскинулся старый, И отныне навеки он мой. В мирных лицах высоких фасадов, Между улиц, пустых площадей И на фоне утихших фонтанов Вижу кадры из жизни своей. Он шёл по ночным проспектам и улицам, переходя с одной стороны безлюдной дороги на другую и любуясь многоэтажными бесчисленными домами, окна которых пылали огнём или выходили на улицы кромешной чёрной пустотой. Вместе огни смешивались в вычурные узоры или геометрические фигуры, будто были намеренно включены, по какому-то сговору. Однако в каждой из квартир шла своя отдельная жизнь, и он, по собственному опыту, знал это наверняка. За одним из окон сейчас зарождалась новая жизнь, сквозь шумные стоны и крик, на помятых в порыве страсти белых простынях. За другим же сонная мама, с трудом поднявшись с постели, в очередной раз колыбельной убаюкивала свою дочь, лежавшую в кроватке. В третьем окне студент писал курсовую, оперев щёку о ладонь и протяжно зевая, мечтая поскорее закончить учёбу. За его стеной шумел телевизор соседа – холостяка лет тридцати, с бутылкой пива в руке задремавшего на диване. Ну, а в последней квартире мирно дремала старушка, накрывшись одеялом почти с головой и стараясь не шевелиться, чтобы не беспокоить свою рыжую кошку, ещё только готовящуюся ко сну. В каждом из выдуманных сюжетов была своя чарующая гармония, своеобразная красота, каждый этот этюд в его воображении смог бы стать настоящей квартирой… Мужчина медленно открыл глаза, перед ним стояла звёздная ночь во всей своей красе: через пустое шоссе плавно перетекал с одной стороны на другую густой и клубистый туман, в воздухе стояла приятная прохладная влага, и нигде вокруг не было слышно ни звука. Весь свет исходил только от огромной Луны и мелкой россыпи звёзд на чёрном полотне безоблачного неба. Казалось, что в этот момент в городе был лишь он… Но тут на другой стороне что-то блеснуло. Мужчина разглядел в этом отблеске пару проворных глаз, находившихся на уровне его колен. Раздалось отдалённое тяжёлое дыхание, он тихо свистнул, подзывая зверя к себе, а тот задержал дыхание, насторожившись вниманием к себе. Это длилось лишь несколько мгновений – потом зверь быстро и ловко, всего в пару прыжков, оказался перед скамейкой на окраине городского парка. В зубах у пса лежал идеально чистый и не помятый конверт. Мужчина взял его из пасти собаки и молча потрепал зверя по шее. Тот тут же рванулся назад – в туман ночных дорог, и уже через несколько секунд полностью исчез из вида. Ещё недолго мужчина наблюдал, как обратно затягивается серая дымка, а затем аккуратно и нерасторопно вскрыл полученный конверт и достал из него письмо. «Дорогой Рэй Питерс, хотим уведомить Вас о том, что Вы назначаетесь на задание. Вашей целью является предоставить нам Саймона Фримана, проживающего в городе номер 467-328, что находится на территории Вашего попечительства. Точный адрес его проживания Вы сможете отыскать в городском справочнике. С уважением, ОБА.» Тяжело вздохнув, Рэй поднялся со скамейки, надвинул на глаза шляпу и взглянул на часы. Ему нужно было добраться до 467-328 за несколько часов, чтобы успеть к утру. Было давно заполночь, но он не хотел спать и бодро шёл, а широко раскрытыми глазами наблюдал за родным городом. С момента его рождения и даже со дня его совершеннолетия всё изменилось до неузнаваемости по всему миру, но только не в этом городке. Он всё ещё носил название «Горная Долина», в его домах ещё были большие окна, его улицы ещё носили названия известных деятелей разных областей. Этот город был одним из тех, которые ещё хранили в себе кладбища, парки, маленькие ларьки, рыночные площади и автобусные остановки. Он смотрел на окружающие его здания сквозь клубящийся туман и вспоминал то, как в детстве бегал по этим улицам с друзьями, катался на велосипеде или шёл держась за руки с соседской девчонкой. Где теперь эти люди? Возможно, они депортированы или живут в очередном новоотстроенном городе: ездят на скоростных городских экспрессах от домов из стали и бетона до заводов и фабрик, производящих всякую всячину. Как все на этой планете покупают продукты в централизованных гипермаркетах, занимающих огромную площадь, включающую в себя огромные отделы любых новейших товаров, а вечерами в свете неоновых ламп едят приготовленные в микроволновой печи полуфабрикаты и смотрят комедийные сериалы о таких же, как они сами. Их жизнь – словно существование по установленному порядку. Централизованные заведения, по одному типу учреждения на каждый город и мегаполис, сети городских экспрессов, жизнь в небоскрёбах, работа в небоскрёбах – вся жизнь в них. Нейтральные телепередачи, отсутствие в них новостей. Отдалённая от них политическая и социальная жизнь их уже давно не волновала. Их дети учились, находили друзей, общались с ним, читали современных авторов, смотрели современные фильмы, играли в видео-игры и находили организации, которые им по душе. Они звонили друзьям по видео-телефону, договаривались о встрече в централизованном супермаркете или в квартире одного из них. Они через видео-связь посещали занятия в обучающих центрах, в организациях по интересам, проходили собеседования по работе. В благодарность за присоединение к рабочему классу они получали от правительства бесплатную квартиру и они превращались в прототипы своих родителей. Это была жизнь, граничившая с существованием, однако уровень самоубийств достигал минимального - один случай на десять тысяч. Уровень смертности упал вместе с поднятием уровня медицины, средний возраст умерших, однако, составлял лишь пятьдесят пять лет. Резко упал уровень экологии, а ритм жизни достигал предельного. В пять лет дети начинали обучение, к шестнадцати уже получали квалификацию и начинали работать и вести самостоятельную жизнь. К пятидесяти годам все по закону прекращали какую-либо рабочую деятельность и проводили время с родными и близкими. В пятьдесят пять, с разницей в несколько недель или месяцев, они умирали. Их кремировали, а прах утилизировали. Жизнь и смерть стали настолько простыми и универсальными, насколько это только было возможно. Негласным девизом нового мира можно было назвать фразу «Живи быстро, умирай молодым», и каждый слепо и непрекословно следовал ему. Рэй был из другого класса людей: он не был женат, не воспитывал детей, не жил в небоскрёбе и не работал в нём. На завтрак он всегда пил кофе с круассаном, на обед ел разную, приготовленную им самим, еду, а на ужин выпивал чашку зелёного или черного чая с печеньем. Его жизнь не текла по строгому расписанию. У него не было ни одного друга и не было всех этих компьютеров, видео-телефонов. Он мог спокойно курить сигареты, выпивать спиртное и читать книги старых авторов. Каждые полгода он проходил осмотр у всех врачей и получал необходимое лечение. Ему было тридцать лет, но выглядел он всё так же на двадцать пять, и будет выглядеть ещё минимум сорок лет. Все эти особенности жизни достались ему за бесплатно – только за смекалку и харизму – то, что так ценили десять лет назад в момент набора сотрудников в "Организации по Борьбе с Агрессией" или ОБА. За это время он проделал путь от секретаря до одного из пятидесяти членов "Отдела по Захвату и Адоптации". Его работа ценилась более остальной, поскольку ему приходилось устанавливать контакт с подозреваемым источником агрессии, а затем отправлять его вместе с собой в исправительную колонию и помогать освоиться там. За два года, которые он занимал эту должность, он успел избавить от гнева четверых подростков. Каждый новый становился частью его жизни, но в то же время все они оставались чем-то равным и обобщённым в его памяти, не отличающимся между собой. Сейчас он думал об очередном молодого человеке, который окажется под его крылом на какое-то время. Саймон будет обязательно подростком, высоким, накачанным и с суровым горящим взглядом, у него будут грубый тембр голоса и заурядные интеллектуальные способности. Во всяком случае, именно такими были все предыдущие объекты. Мужчина покинул территорию города и прошёл сквозь вековой хвойный лес, на выходе из которого его ждал спортивный велосипед. Он доехал до центра города 467-337, что был в пяти километрах по почти непроходимой тропинке от леса, и оставил велосипед около здания железной дороги. На главной станции почти никого не было – лишь десяток или два человек. Рэй шёл прямиком к своему скоростному поезду и остановился у первого вагона. К сканеру для билетов он приложил своё удостоверение сотрудника ОБА, и двери с шипением распахнулись. Мужчина сел на место у окна с правой стороны, под кресло положив свой чемоданчик, а шляпу - на колени. Он взглянул за стекло, там уже начало рассветать, а к экспрессу подходили немногочисленные люди. В этом же окне отражался он сам: идеально выбритое лицо с острым подбородком, немного бледными тонкими губами, носом с небольшой горбинкой и большими тёмно-синими глазами; всё это обрамляли густые каштановые волосы, с выстриженной чёлкой, закрывавшей наполовину широкий лоб. В поезде становилось жарко, и Рэй решил снять своё серое шерстяное пальто, а вместе с ним и красный шарф, оставшись в тёмных джинсах и охристом зелёном свитере. Он снова сел на своё место возле окна, и тут прозвучало объявление об отправлении поезда. Время в пути составляло сорок пять минут. Мужчина закрыл глаза и стал медленно погружаться в сон… Он проснулся от скрипа тормозов, по громкоговорителю объявили о прибытии поезда в 467-328 и извинились за десятиминутную задержку. Рэй поднялся с кресла, надел шарф и шляпу, схватил чемоданчик, а через правую руку перевесил своё пальто. На улице было прохладно, так как было начало сентября, однако не так холодно как в самом разгаре осени. Его окружало уже в несколько десятков раз большее количество людей – 467-328 находился в одном из самых густонаселённых районов материка. Медленно он продвигался, а точнее, проталкивался к выходу из обитого сталью двухэтажного здания. Выйдя из толчеи на улицу, Рэй потянулся, прикрыв глаза, и полной грудью вдохнул свежий воздух с ароматом чужих духов, немногочисленных цветов и утренней свежести. Он открыл и поднял глаз на раскинувшееся над городом ясное небо, озарённое ещё розоватым солнцем. В голове Рэя вертелась одна-единственная фраза: «Здравствуй жизнь, вот и я».