Unsterblichkeit

Рождество. Время, когда со всех сторон доносятся ароматы имбиря и корицы, а пряничные ангелы машут крыльями с еловых ветвей; когда кажется, что все загаданные желания непременно исполнятся в новом году, а светлое будущее уже маячит где-то за поворотом. Это время волшебства, подарков, праздничных обещаний и надежд. Чжонхён зябко втягивает голову в плечи и сбегает по лестнице вниз, держа в каждой руке по пластиковому стаканчику кофе; дверь кафе с рождественским венком глухо захлопывается за ним. За ночь дорогу подморозило, и парень пару раз балансирует на припорошенном снегом льду, едва не проливая кофе, однако добирается до припаркованной на обочине Toyota Camry. Парень на пассажирском сиденье подпевает негромко включенной песне, затем, наконец, замечает неловко переминающегося у дверцы напарника и впускает его в тепло нагретого салона. Чжонхён протискивается на сиденье, протягивает один стаканчик соседу и делает глоток кофе. - Ащ, больше я туда не пойду. Ким Кибом по-лисьи усмехается в вязаный воротник пальто и греет руки о стакан. - Merci. В моей обуви там тем более нечего делать. Чжонхён окидывает взглядом длинные ноги в светло-серых джинсах и черных кедах с заклепками и смеется: - Сколько я тебя знаю, выбор между практичностью и красотой ты всегда делал в сторону второго. Он убавляет радио, тон его резко меняется на деловой. - От следователя Кана ничего не слышно? - Собирает всех в офисе в десять, просил не опаздывать. Чжонхён потягивается всем телом и поворачивает ключ зажигания: - Будем спасать Рождество? Camry плавно вписывается в крутые повороты, руки Чжонхёна мягко, но уверенно покоятся на руле. Кибом подпирает подбородок унизанной кольцами рукой и задумчиво смотрит в окно, в которое снаружи бьется мелкая снежная пыль и тут же тает, оседая каплями на стекле. Кибом с детства был странным – он не играл с соседскими детьми, ничего не ломал и не бил, на него никогда не жаловались воспитатели и учителя. Он был ребенком, не доставляющим хлопот, и именно это пугало окружающих. Сколько он сам себя помнил, ему всегда было интереснее в своем воображаемом мире – точнее, воображаемым он был как раз для обычных людей, а для него – самым что ни на есть реальным. В его голове складывались удивительные картины, он видел знаки во всех случающихся с ним событиях – даже самых незначительных, казалось бы, и обладал удивительной интуицией. Обычная, рутинная работа всегда претила Кибому – потому он скучал за прилавком цветочного магазина, за барной стойкой, среди вешалок с нанизанными на них модными брендами. Так было, пока однажды его не заметил следователь Кан. Детективное агентство района Тобонгу чуть было не прекратило свое существование – дела там раскрывались медленно, казалось, даже время там остановилось. Кто-то дремал, выводя послеобеденные рулады, кто-то лениво листал журналы. Когда Кибом впервые оказался там, он машинально отметил груды бумаг, столы, испещренные следами от кружек с кофе и пожухлый цветок на окне. С приходом Кибома в агентстве начался какой-то новый этап – казалось, он вдохнул жизнь в это унылое место. Благодаря его шестому чувству, врожденной психологии и умении ставить себя на место преступника, строить логические цепочки, дела стали раскрываться одно за другим. Сначала работа шла медленно – казалось, никто не верил в то, насколько легко все получается, насколько очевидными теперь кажутся факты и мелочи, которых до Кибома никто почему-то не замечал; потом темпы возросли, и отдел достиг небывалого успеха. Следователь Кан в Кибоме души не чаял, закрывал глаза на его опоздания, перепады настроения, вызванные непомерной нагрузкой и стрессом, и даже на экстравагантные наряды аналитика, всячески выгораживая его перед начальством. …Работа прибывала, задания становились все опаснее, и Кибома объединили с Ким Чжонхёном, который отлично стрелял и водил машину, а значит, как нельзя лучше подходил на роль напарника. Помимо фамилий у них оказалось не так много общего, однако, то ли из-за вынужденной необходимости проводить время плечом к плечу 24\7, то ли согласно принципу «противоположности притягиваются», вскоре они стали отличной командой. Поначалу Чжонхён его пугал и даже нервировал – он без стука врывался в кабинеты, обдавая Кибома холодом и ароматами кофе с корицей и легкого одеколона, ерошил Кибому волосы, приводя его в бешенство и совал ледяные пальцы ему за шиворот. Пару раз отчаянно пытавшийся сохранить душевное равновесие Кибом срывался на него, выставлял за дверь, с ногами забирался в кресло возле окна и обнимал себя за плечи, кутаясь в очередной дизайнерский свитер, похожий на гибрид авоськи и рыболовного невода. Кибому было тяжело сходиться с новыми людьми, особенно когда они так внезапно и без спроса вторгались в его жизнь и личное пространство, в ответ он язвил, огрызался и мастерски прожигал взглядом в обидчике концентрические круги. Пару дней после того случая Чжонхён не появлялся – Кибом видел его, стреляющим в тире, внимательно выслушивающим начальство, рисующим маркером на доске какой-то план и одиноко пьющим кофе в столовой. Чжонхёну особых привилегий касаемо дресс-кода не полагалось, и он ходил в черном, как остальные сотрудники отделения, отчего казался Кибому суровым и зловещим; в его голове никак не укладывалось, что вот эта ходячая машина для убийства не далее как пару дней назад резвясь, едва не вырвала ему шейный позвонок. Чжонхён не умел рассчитывать силу, его было слишком много, он был слишком громкий, но на задании – Кибом не раз успел в этом воочию убедиться – он становился тихим, как императорский ассасин, и гибким, как кошка, чем всегда удивлял напарника. А напарник очень любил людей, которые не прекращали его удивлять. Это было прошлой зимой. Прошел целый год. Следователь Кан и начальник отдела Пак терпеливо ждут, когда присутствующие займут свои места, Чжонхён и Кибом влетают в кабинет последними. Чжонхён все еще сжимает в руке стаканчик с остатками кофе, Кибом цепляется за ручку двери очередным шедевром швейного искусства, наконец, ни все же проскальзывают в кабинет и садятся позади остальных. На магнитной доске развешаны фотографии парня ненамного младше их самих. - Ммм, так вот кого мы спасаем. На Рождество он мало похож, - вполголоса улыбается Чжонхён. - Это Ли Тэмин. Его отец, бизнесмен, просит приставить к сыну охрану на время своей командировки. Парень учится в Национальном университете, надо будет отвозить его из дома на учебу и встречать после занятий. Наблюдение круглосуточное, период наблюдения – две недели. Чжонхён, я считаю, ты справишься как нельзя лучше. - Удачи, шофёр мисс Дэйзи, - ядовито-щекотно шепчет ему на ухо Кибом. Чжонхён сжимает многострадальный пустой стаканчик, и кажется, начальство замечает выражение его лица, потому что после собрания его аккуратно отводят в сторонку. - Да расслабься ты, - приговаривает следователь Кан, пытаясь по-отечески приобнять Чжонхена за плечо. – Да я понять не могу, чего ты так психуешь. Работа не особо пыльная - считай, что нянька; никаких тебе ползком по грязи с винтовкой в зубах. Это же просто личная охрана, Чжонхённи, просто считай, что тебе выпал счастливый билет. Кстати, наш человек уже заехал за ним, они ждут внизу, в машине. Чжонхён кивает, набрасывает куртку, хлопает себя по карманам и выходит, не замечая, как долго и пристально смотрит ему вслед напарник. Счастливый билет молча сидит на заднем сиденье машины, хмуро уставившись в телефон в ярком чехле. Чжонхён ожидал увидеть лучезарного мальчика, примерного сына или избалованного ребенка; он привык ничему не удивляться, да и одной из специфических особенностей его работы являлось то, что его мнение относительно клиентов мало кого волновало – обычная деловая этика. Ким Чжонхён украдкой смотрит в зеркало заднего вида. Кажется, что Ли Тэмин весь состоит из острых углов, он настороженный, колючий, сидит, как на иголках, прячась за челкой, длинными ресницами, яркой толстовкой и своим дурацким телефоном. С самого начала поездки в салоне машины висит почти осязаемая напряженная тишина, Чжонхён спиной чувствует колючий взгляд, но старается не обращать внимания. Он просто внимательно следит за дорогой по пути в Национальный университет. Тэмин не помнит, когда и почему вдруг он начал доверять этому парню. Поначалу он был просто водителем, ненавистной всевидящей опекой, страшно бесил его одним своим присутствием, своим вниманием и заботой напоминая мать, которую, к слову, Тэмин совсем не помнил. Две недели подряд, в одно и то же время, Чжонхён заезжал за ним по утрам, во время перерывов Тэмин всегда видел черную машину, припаркованную во дворе; в какой-то момент он даже поймал себя на том, что уже непроизвольно начинает искать ее взглядом. После учебы, когда Тэмин встречался с друзьями, Чжонхён следовал за ними, всегда соблюдая идеальную дистанцию – чтобы остаться незамеченным, но успеть вовремя среагировать. Тэмина одновременно это злило и забавляло. Он, кажется, сам не заметил, как привязался к Чжонхёну. Они стали вместе ходить по кафе и каким-то закусочным, бутикам, магазинчикам, Тэмин везде таскал его с собой; пару раз, когда Чжонхёну надо было заехать в агентство, чтобы сдать ежедневный отчет, Тэмин увязывался за ним. В агентстве они сразу же встретили Кибома; у Чжонхёна изначально было нехорошее предчувствие, поэтому он особо не удивился. Он шел по коридору, как обычно в узких ярких джинсах, высоких черных ботинках, очередном сетчатом балахоне поверх черной майки, и с преувеличенным интересом изучал какую-то кипу бумаг у себя в руках. Они прошли мимо друг друга, но Тэмин, кажется, заметил взгляд Чжонхёна. - Кто это? - Мой напарник. Был им. Нас временно разделили, он занимается другим заданием. Тэмин хотел сказать что-то еще, но промолчал. Они идут по университетскому коридору; Тэмин решил, что так будет правильнее – сопровождать его не только до и после учебы, но и в перерывах. Занятия уже закончились, - Хён, как думаешь, мы бы хорошо смотрелись в какой-нибудь айдол-группе? Я мог бы танцевать, а ты бы ходил в футболках без рукавов, вон у тебя какие мускулы. - Отстань, - беззлобно улыбается Чжонхён. - А еще нам нужен этот твой напарник, как там его… - Ким Кибом. - Точно, он, он всегда так круто одевается, как будто собрался на сцену. Мы бы отлично смотрелись все вместе. Ну и пусть будет парочка чуваков, один пусть отвечает за рэп, а второй классно поет и там, я не знаю, падает все время. Он хочет добавить что-то еще, когда Чжонхён внезапно отталкивает его к стене, закрывая своим телом. Тэмин больно ударяется лопатками, ему почти ничего не видно, он чувствует горячее дыхание рядом со своим ухом и отворачивается, чтобы не столкнуться с Чжонхёном нос к ноcу. В одной руке Чжонхён держит пистолет, а второй крепко и больно сжимает Тэмина за запястье, чтобы тот не вздумал психануть и испуганно дернуться в сторону, наделав глупостей. - Хён, что… - начинает было он, но его рот зажимают ладонью. В университетском коридоре полумрак, где-то вдалеке раздаются голоса и смех. Чжонхён напряженно ждет, каждая его мышца натянута, он хмуро оглядывается и чувствует – хоть внешне все спокойно, расслабляться рано. Они где-то рядом. Здесь. Тэмин нервно сглатывает, и этот звук кажется ему оглушительно громким, громче разве что сейчас стучит только его сердце, готовое выскочить из груди. То ли опасность добавляет адреналина, то ли Тэмин все это время был сказочно слеп и отрицал очевидное, но именно сейчас он замечает, насколько Чжонхён красивый – замерший, как изваяние, которое хочется расколдовать. Тэмин понимает, что еще чуть-чуть, и он поцелует эти пухлые приоткрытые губы, и уже закрывает глаза… Выстрел раздается одновременно со звуком двух глухо падающих на пол тел, все происходит как будто во сне – Чжонхён бросается на пол, подминая под себя Тэмина. - Беги, - коротко бросает Чжонхён, оглядываясь на приближающиеся темные силуэты, и видя, что Тэмин не двигается, а оторопело и зачарованно смотрит на него, срывается на хриплый крик, - Беги, черт тебя дери! Тэмин бежит. Он не помнит, как преодолевает два (три? четыре?) лестничных пролета, как с разбегу врезается плечом в тяжелую дверь и чуть ли не падает в руки Кибома. Тот с неожиданно взявшейся в худом теле силой тянет его за собой и вталкивает на заднее сиденье автомобиля и приказывает пригнуться и не высовываться. Кибом одет просто, в какую-то белую рубашку; на нем нет даже бронежилета, и он понимает, что боевая единица сейчас из него никакая, но все равно рвется в захлопнувшуюся дверь университета, вверх по лестнице, ведущей в темноту – туда, где где-то внутри остался Чжонхён. Чжонхён открывает глаза, когда чуть слышно открывается дверь палаты, и кто-то садится к нему на больничную койку. - Какого черта, Ки. Что ты там делал? Тебя не должно было там вообще быть. Ты мог попасться им на пути! - Следователь решил, что надо на всякий случай приехать к университету. Все-таки это был последний день охраны Ли Тэмина, и была велика вероятность, что что-то произойдет именно в этот день, - говорит Кибом, комкая простыню. - Ты говоришь, как на собрании, - смеется было Чжонхён, но морщится от боли. – Мне сказали, когда ты привез меня сюда и побежал к врачам, бледный и в окровавленной белой рубашке, они не на шутку перепугались. - Тебе прострелили плечо. Тэмин в безопасности, отец уже приехал и забрал его. Тех двоих Кан перехватил на выходе, с ними разберутся, - Кибом меряет шагами палату, подходит понюхать цветы на прикроватной тумбочке, смотрит в окно, и пристраивается на подоконнике. - Хорошо, что парень цел, - улыбается Чжонхён. – Он за это время стал мне как младший брат - прикольный, шутил что-то все время, по магазинам меня таскал. - О боже, - театрально закатывает глаза Кибом, спрыгивая с подоконника и подходя к нему. – Иногда ты так непролазно тупишь, что даже деревья в лесу тебе завидуют. Да этот мальчик влюблён в тебя по уши. И я тоже, - он наклоняется, целует Чжонхёна в губы и выходит, захлопнув дверь. Спустя неделю Кибом выходит из лифта, поправляет челку, выключает плеер и нажимает кнопку звонка. В руке у него магазинный пакет идиотской расцветки, а поверх черной футболки болтается целый ворох длинных металлических бус, и при каждом движении пакет предательски шуршит, а бусы мелодично звенят, поэтому Кибом решает просто прислониться к стене и не двигаться. Он даже закрывает глаза, как будто это сейчас поможет ему стать еще тише. Он ждет всего каких-то две минуты, но успевает изучить тупые носки своих замшевых красных ботинок, заглянуть в пакет, выкрутить серьгу из уха и вдеть ее обратно и даже зажевать какую-то мятную конфету. Сердце его бешено колотится, поэтому он даже не слышит, как дверь, наконец, открывается. Ким Чжонхён недоуменно мотает головой в поисках гостей, потом замечает слившегося со стеной Кибома в полуметре от себя и расплывается в широкой улыбке. Видно, что ему все еще немного больно - он старается беречь только что зажившую руку, и движется пока еще осторожно; и он такой бледный, похудевший и домашний в своей дурацкой линялой серой футболке, что Кибому хочется уткнуться в него, никогда не отпускать, и всем навсегда запретить производство, продажу и ношение огнестрельного оружия. Вместо этого он просто говорит «Привет» и без приглашения проходит в дом. Красные замшевые ботинки пристраиваются рядом с черно-белыми высокими кроссовками и кучей другой разномастной обуви. Чжонхён всегда предпочитал обувь спортивную и удобную, в отличие от Кибома – со стороны могло показаться, что жилплощадь делят баскетболист, айдол, спецназовец и модель. - Как ты? - Да ерунда, все заживет, - улыбается Чжонхён и с любопытством смотрит на Кибома из-под отросшей челки. – А что ты всё это время делал? Кибом неловко поводит плечом, как будто ему резко становится холодно, подтягивает ноги на кровать, садясь по-турецки, и неуютно и смотрит в сторону. - Я… Пил кофе. Звонил в больницу. Взял отпуск на работе. Пил виски. Читал кулинарную книгу. Ночевал в больнице. Садился в метро и просто ездил с включенным плеером. Кибом закрывает глаза и опускает голову. Чжонхёну кажется, что он даже перестает дышать, а еще Чжонхён понимает, что только что Кибом сказал ему нечто очень важное. Ким Чжонхён, который умеет бесшумно двигаться и красноречиво говорить, в присутствии Кибома куда-то разом теряет все свои ключевые навыки, и становится на удивление неуклюжим и молчаливым. Он неуклюже придвигается к нему и обнимает за плечи. Ки подается ему навстречу и запускает худые пальцы в кольцах Чжонхёну в волосы, пока тот целует его шею, и от этих поцелуев, таких неожиданно смелых и страстных, Кибома захлестывает душная горячая волна. Все начинается очень быстро, и так, как будто они делали это друг с другом тысячу раз. Тело Чжонхёна такое родное и уже хорошо знакомое – за год совместной работы они сидели рядом, спали в самолете, обменивались мелкими незначительными прикосновениями, переодевались в одной комнате и шептали что-то друг другу на ухо. Кибому кажется, что он всё это когда-то видел и знал, но потом почему-то забыл и сейчас вспоминает, стремясь наверстать как можно больше – и он целует каждую родинку и каждый шрам, и если бы сейчас его спросили где он и как его зовут, он бы не смог ответить, настолько он потерялся и растворился в этом мгновении, в этой комнате, в этом человеке. Чжонхён откидывается назад, на подушки, и, взяв Кибома за плечи, увлекает его за собой и сажает сверху себе на бедра. Он держит его мягко, но крепко, и притягивает к себе для поцелуя, отчего Кибом почти ложится на него. Чжонхён целует его в губы, в висок, в закрытые глаза, в шею, и Кибому кажется, что на него льют расплавленное железо; в этом весь Чжонхён – решительный, собранный, серьезный и внимательный, он плавится и тает рядом с ним. Когда Кибом тянется к шее, чтобы снять свою охапку всевозможных цепей и бус, Чжонхён его останавливает, и тащит вверх только его черную футболку. Его глаза блестят, когда он оглядывает красивое худое тело Кибома, а потом он наклоняет голову и издевательски медленно проводит языком по его груди, задевая цепи. В этот момент у Кибома что-то окончательно отключается в голове, как будто цунами прорывается через дамбу, сметая все на своем пути, и он сдирает с Чжонхёна футболку и толкает его на подушки, и Чжонхёну кажется, что он проваливается в яму, когда смотрит в его темные глаза, блестящие из-под осветленной челки, как всегда, идеально подкрашенные. Через мгновение на пол летят узкие дизайнерские джинсы и темно-красные боксеры, и из одежды на Кибоме остается только бижутерия. Они не стали бы друг другу врать, что им не хотелось этого – их обоих тянуло друг к другу, и очень давно, и сейчас, держа ладонь на затылке Кибома и зарываясь пальцами в его гладкие светлые волосы, пока тот вытворяет ртом что-то невообразимое, заставляющее его выгибаться дугой и сдавленно стонать, Чжонхён на мгновение думает, что это и есть счастье, и ради такого можно было бы даже пару раз умереть.