Bird of Paradise

Мне вот интересно: что такого в половом члене, что я на интуитивном уровне начинаю испытывать при его виде чувство отвращения? Дом говорит, что я навсегда застрял в подростковом возрасте. Он смеется надо мной, говорит, что я не могу закрыть глаза на возбуждение, не могу думать о том, что вещи можно делать разнообразными путями. Я отвечаю, что я достаточно разнообразен – у меня тоже сносило башню. Но он говорит, что я должен научиться отдавать, чтобы получать. Может, мне стоит его послушать. Он был первым, если говорить о том, кто начал делать вещи. Первый поцеловался, первый потрахался, первый занялся оральным сексом с девушкой – разница была в том, что он делал вещи. Я же позволял вещам случаться со мной. Или сделать так, чтобы они произошли, если выдавался шанс. Но существовал еще вопрос о пенисе. Я не могу с этим смириться. Он мне не нравится. Сейчас почти три часа ночи, и я знаю это только потому, что какая-то девушка прокричала на всю комнату вопрос о времени, и кто-то ей ответил. Она рассмеялась и сказала, что ей через два часа нужно быть в школе, и я думаю, что она вновь легла спать. Какая разница. Я все еще поглаживал спину какой-то девицы – я решил, что влюбился в нее, – и это продолжится так долго, насколько это вообще возможно. Может, еще пару минут, если мне повезет. Все равно она сейчас крепко спит. Я должен был спросить ее имя. Я был уверен, что отрублюсь первым, но в коктейли, которые нам подали ранее, подмешали амфетамин или что-то вроде того. Я с любопытством наблюдаю за Домиником. Сзади его обнимает блондинка – она посасывает его шею, в то время как ее подружка – коротко стриженная азиатская девушка (наверное, японка, потому что мы ведь находимся в Японии) – целовала его грудь. Они хихикали, болтали, и я не мог слышать, что говорил им Дом – их голоса были слишком тихими. Он был с этими девицами всю ночь. В этом не было чего-то абсолютно нового, за исключением того факта, что у блондинки был парень. Они вчетвером лежали на этой кровати, развлекаясь уже несколько часов, но я все ждал, когда же Дом и этот другой парень обнаружат присутствие друг друга. Глядя на них, я испытывал свое терпение и сексуальное влечение. В конце концов, он меня не особо привлекает. Ничего личного. Я знаю – женщины его обожают; но когда мы боремся за внимание одной и той же девушки, обстановка накаляется, если не сказать больше. Он кивает ей, пожимая плечами. Она выглядит шокированной чем-то. Мое любопытство усиливается, и тела на кровати начинают передвигаться. Одеяла были уже давно отброшены на пол, а простыня задралась с двух сторон так, что теперь все ее изгибы и складки находились под ними, пока Дом перемещался, удерживая блондинку за талию, целуя ее и переворачивая - сейчас она лежала сбоку от него. Они аккуратно расселись по разным концам кровати – парни и девушки. Я искоса наблюдаю за Домом, который приветствует другого обнаженного молодого человека, лежащего рядом. Только сейчас я заметил, что он тоже японец. Кажется, Дом произнес «как тебя зовут?», пока его пальцы, почему-то, начали скользить по животу парня. Он, должно быть, попросил Дома повторить, потому что тот это делает – достаточно громко, и на этот раз, я могу его слышать: - Твое имя. А потом он улыбается. Люди делают все, что он пожелает, когда он улыбается. Ему что-то ответили, я не могу расслышать. Потом Дом кивает. - Джун? Я правильно произнес? Как месяц*. Джун кивает. Дом наклоняется и шепчет что-то в его шею. Я не имею ни малейшего понятия, что происходит, но Дом жестом указывает на девушек. Они начинают целоваться, и я изо всех сил пытаюсь не отвлекаться на сие действо. Это все еще довольно новый для меня факт – что девушки ради нас могут все бросить, развалиться на кровати и начать друг с другом целоваться. Так или иначе, меня больше волнует, что происходит с Домом, пока его пальцы поглаживают живот Джуна, переходя затем на бедро. Я наблюдаю за тем, как мой лучший друг целует тело другого мужчины, останавливается, чтобы посмотреть на его лицо, улыбается и продолжает целовать – спускаясь губами ниже пупка, к «блядской» дорожке. Хоть он фактически еще и не начал этого делать, я внезапно понимаю, что сейчас увижу, как Дом сосет член, и эта мысль заставляет меня слегка поморщиться. Как он может это делать? Какие психические барьеры есть у меня в голове и каких нет у него, что он может на самом деле делать то, что делает сейчас – стоя на коленях, ласкать яйца какого-то парня? Каким-то образом у него это получается легко, словно он делал это раньше, несмотря на то, что я знаю, что не делал. Если он и в самом деле говорил мне правду все то бессчетное количество раз, что мы болтали. Последний раз я помню очень хорошо. Мы лежали на крыше какого-то отеля – где-то, где мы были все выходные – и передавали друг другу сигарету, потому что у него осталась последняя, а я забыл взять свои. Я спросил его «ты когда-нибудь сосал член?», а он рассмеялся и ответил «нет», но потом, когда я спросил, возможно ли такое в принципе, он не отверг эту идею полностью, как это сделал я. Он задумался на секунду, пожал плечом – как он это делает, - и сказал: - Я не знаю. Думаю, это будет от кое-чего зависеть. Потом он спросил меня, почему я затронул эту тему. Я ответил, что мне было просто интересно. И это правда. Мне было просто интересно. Мне интересно и сейчас – рядом мертвецким сном спит девушка, в то время как я наблюдаю за Домом, который направляет кончик наполовину эрегированного члена в свой рот. Он выглядит неловко, делая это, сначала поджав губы как при поцелуе, потом отклоняясь и высовывая язык, задумавшись. Я вижу, как он глубоко вдыхает, наполняя свои легкие воздухом, и вновь наклоняется – в этот раз, разжимая губы и проталкивая внутрь головку. Надеюсь, он знает, что делает. Я хочу, чтобы он рассказал мне об этом. Каков он на вкус? А запах? Мне всегда было любопытно, каково это – на самом деле делать это, делать минет. Но по его виду не скажешь, что плохо. Его плечи изгибаются и он переносит свой вес, выглядя довольно изящно, закрывая глаза и чуть наклоняя голову. Дом сосет член. Я вижу, что это происходит, и я не знаю, что делает мой мозг. Меня не тянет к нему. Нет. Но я продолжаю фокусировать свое внимание на его губах – лишь на его губах – и я чувствую знакомую тяжесть там, где не должен сейчас ее чувствовать в принципе. Напряжение, натяжение. Нет, этого определенно не должно быть. Я пытаюсь обвинить в этом девчонку, с которой я технически еще был, но она могла сейчас с тем же успехом находиться в другой комнате – я бы и не заметил. Поэтому я закрываю глаза. Ничего страшного. Я закрываю глаза и пытаюсь забыть о том, что сейчас происходит. На подобных вечеринках происходят странные вещи – вещи, которые мы бы не хотели, чтобы видели посторонние, и вещи, которых мы бы предпочли не видеть и не чувствовать сами. Я пытаюсь заснуть, чтобы оказаться полезным наутро. Долго это не длится. Мои глаза вновь открываются через пару минут. И когда это происходит, я смотрю прямо на рот Доминика. Его язык круговыми движениями обводит головку колом стоящего члена, и я слышу, как его владелец издает подбадривающие стоны. Девицы тоже смотрят. Они смотрят и, по всей видимости, наслаждаются этим – может, меня ободряет именно данный факт. Зная, какими мощными могут быть руки Дома (после всех наших драк), я не сдерживаюсь и сглатываю, когда его пальцы обхватывают основание члена Джуна, поглаживая частыми движениями. Он все еще сосет лишь головку, таким образом, что можно предположить, что ему это нравится. Его движения жадные, решительные, и я не вижу на его лице тени отвращения или колебания. Я позволяю руке опуститься на свое бедро, и понимаю, что возбужден настолько, что не смогу дальше не обращать на это внимания. Не сейчас, видя, что происходит перед моими глазами. И почему-то я не чувствую себя странно. Отстраненно, да, как будто я смотрю на какого-то другого парня, которому в какой-то другой комнате отсасывает какой-то другой человек – возможно и не парень, но совершенно точно не мой лучший друг. Минет – это и в самом деле просто минет, и делает ли разум то, что захочет, если говорить об эротических фантазиях? Пенис меня не интересует никоим образом, но, как и при просмотре любого порно, хорошего или плохого, я просто начинаю двигать рукой и жить опосредованно. Язык Дома проходится по всей длине, затем вылизывая основание, а потом он убирает руку и начинает отсасывать в полную силу. Его голова движется совершенно неожиданным и быстрым образом между напряженными до предела мужскими бедрами. Как он дышит? Что он делает? Он использует определенную технику или импровизирует по ходу дела? Мне становится любопытно: хороший ли минет делает Доминик? Пока я думаю об этом, моя рука движется быстрее. Внезапно его губы кажутся мне сочными и полными, когда я вижу, как они двигаются вверх-вниз, плотно сжавшись вокруг темно-розовой пульсирующей головки скользкого от слюны члена. Я перестал фокусироваться лишь на его губах и, по неведомой мне причине, начал блуждать глазами по его телу: я смотрел, как краснеют его большие уши, как цепочка, которую он носит, качается от движений его длинной и бледной шеи. Не гей. Не натурал. Ничего конкретного, правда. В этот момент, Дом не поддавался какому-либо описанию, потому что он в очередной раз делал вещи. Он не был пьян в стельку и его никто не вынуждал. Пальцы Джуна напряглись и вцепились в короткие волосы Дома, но не смогли там долго удержаться. Ему чертовски хорошо удается делать людей счастливыми. Я вечно тону в деталях внешности, любезностях и попытках сказать правильные слова. Дом просто атакует, и почти всегда оказывается прав. Он ведет себя как грубое животное, но каким-то образом ему все сходит с рук, потому что он выглядит таким милым и хорошим парнем. Не то, чтобы он не являлся таковым. Он из самого лучшего типажа парней. Я так много раз – с тех пор, как мы познакомились – мечтал быть таким, как он. Иногда это приводит в бешенство. А прямо сейчас – в замешательство, и я пытаюсь отбиться от ненужных мыслей. Отстраниться. Я собираюсь кончить и я не хочу думать при этом о нем. Тогда поездка в нашем автобусе будет неловкой. Чувство физического экстаза звучит одинаково на любом языке. Когда Джун испускает громкий и протяжный стон, несколько людей в разных частях комнаты начинают шевелиться, но по большей части все продолжают спать. Дом отстраняется, проводя языком по линии своих губ, а его рука продолжает свои интенсивные и быстрые движения. Он прикусывает губу, он смотрит на этого парня. Боже, он смотрит на него. Он выглядит таким счастливым и довольным собой. Я не думаю, что смог бы посмотреть кому-то в глаза после такого. Я могу тайно восхищаться Домом за это, но о своем пределе я осведомлен. Его рука неистово движется вверх-вниз, а его взгляд вдруг перемещается. Дом смотрит на меня. Сначала это длится всего секунду. Затем он взглянул на меня второй раз, убедившись, что я проснулся. А потом смотрит на меня внимательным неподвижным взглядом, когда видит, насколько я проснулся. На этот момент скрывать что-либо было бесполезно. Я смотрю в сторону, закрывая глаза – я слишком близок к оргазму, чтобы сейчас останавливаться. Надеюсь, что он отведет взгляд, когда я открою их. Он не отвел. Расстояние между моим телом и кроватью тает на глазах, и в алкогольном бреду усталости, истощения и это уже слишком, я словно ощущаю руку Дома вместо своей, в тот момент, когда мы встречаемся глазами. Его взгляд – стальной и испепеляющий, будто он приказывает мне не моргать. Не отрывая от меня глаз, он высовывает язык и наклоняется, направляя член Джуна к своим губам и продолжая на меня смотреть. Он делает паузу, и мое воображение заполняет пробелы до жестокого реальными картинками. Незваными, но отнюдь не отталкивающими. Сперма обрызгала губы Дома, его подбородок и нос, пока он всасывал себя остатки оргазма своего любовника-однодневки. Но, в действительности, чьим же членом он манипулировал этой бессознательной властью? Наверное, из-за этого я их ненавижу. Член - настолько непредсказуемый орган, что он может быть пророческим сексуальным жезлом тогда, когда вы хотите этого меньше всего. Я сжимаюсь и открываю рот, тяжело дыша во время накатившего оргазма, и мы оба знаем, что я делаю это для него. Он видит это, и смотрит в сторону, словно говоря «моя работа на этом закончена». Что бы он ни делал после, я не хочу этого видеть. Мое время с ним подошло к концу, и когда я, в конце концов, отправляюсь спать, то задаю себе вопрос: вел ли к случившемуся весь этот странный вечер? На следующий день я чувствую себя измотанным, но когда мы едем в Нагою, я не могу уснуть. Он похож на солнце и сладости, усевшись рядом с окном, в своих солнцезащитных очках и футболке с безвкусным принтом, закинув руки за голову. Я изучаю его, но мы ничего не говорим. Несколько раз во второй половине дня мы встречаемся глазами, и мне становится интересно, думает ли он об этом. Еще одна ночь. Еще одно шоу. Больше девчонок, больше вечеринок. Как и многие другие вещи, утекающие сквозь пальцы, мы упустили возможность поговорить об этом и до сих пор ведем себя как ни в чем не бывало. Может быть, оно и к лучшему. После этого было еще так много вечеров, когда я хотел начать наш ночной разговор на крыше с вопроса «ты помнишь ту ночь в Токио?» и так и не смог. Он, скорее всего, уже забыл об этом. Мы оба заняты другими вещами, любовниками, более важными жизненными проблемами. Хотя иногда его глаза продолжают встречаться с моими, хоть и прошло сто лет после той ночи, и я улыбаюсь ему понимающей улыбкой. В ответ он одаривает меня самодовольным и шальным взглядом. Думаю, его смысл был утерян спустя столько лет, но где-то глубоко в душе, в местах, которые, мы, вероятно, отвели для воспоминаний безрассудной молодости, мы оба знаем, о чем думаем на самом деле. * (чтобы не было недопонимания) - в оригинале Jun, что созвучно английскому June - июнь