∞ ∞ ∞
– Сантана, я всё понял, хватит меня наставлениями пичкать, - раздраженно пробурчал Курт, держа обе руки на руле и разговаривая со своей начальницей по Bluetooth-гарнитуре. – А ты мне рот не затыкай, Зубная фея. Ничего не отвалится от тебя, если послушаешь умную тетю Сан лишний раз. – Да ты мне шестой раз одно и то же втираешь, Лопез! – Я и в седьмой вотру, пока не впитается и не пропитает. Закатив глаза, Хаммел уставился на длинную ленту дороги, исчезающую на горизонте, как будто сгорая в пламени нещадно палящего солнца. Этот июль выдался крайне жарким. Спасал лишь кондиционер, гоняющий охлажденный воздух по герметично закрытому салону автомобиля. Хаммел с ужасом думал о предстоящей необходимости выйти из машины на ближайшей заправке. Со всеми этими сборами он совершенно забыл заправиться в, пусть и не очень долгий, путь. Пропуская мимо ушей стрекот Сантаны, рассказывающей какую-то очередную очевидную чушь, Курт мечтал о том, чтобы поскорее добраться до пункта назначения (то есть до отеля), раздеться и залезть в горячий душ. Да-да, именно горячий. Курт обожал мыться под водой высокой температуры в любое время года. Этот день был очень длинным и суетливым. А всё из-за Джексона, захотевшего вчера приехать к Курту почти в полночь без предупреждения. В итоге Хаммел проспал совещание, совершенно не выспался, просыпаясь под возмущенный голос Сантаны, орущей в трубку что-то о том, что он склерозный ламантин, совершенно не уважающий ее и вообще не выполняющий элементарные, возложенные на него функции. Обалдело жмурясь и пытаясь из всего этого бреда понять, чего же от него хотят, Курт попутно еще и удивлялся, что ему мешает подняться. В итоге, открыв глаза, он увидел полунавалившегося на него Джексона, и в этот момент его осенило. Собрание! Он проспал собрание! А всё из-за Джексона. Не понятно, по какому такому поводу, он вдруг решил, что может остаться у Курта этой ночью. Обычно, после секса, Курт первым шел в душ, потом ложился в постель, и засыпал, пока любовник мылся и уходил. Так было всегда. Эти условия Курт сразу же обговорил с Джексоном. Никакого сна вместе. Секс. Больше ничего. И вот Джексон нарушил условия. Курт разочарованно вздохнул. Ну, неужели снова? Почему никто из его партнеров не мог придерживаться столь простых правил? Всегда одно и то же. Однажды они начинали требовать большего от него. Того, что он не мог им дать. Чисто физически. Неужели это так трудно понять? Неужели нельзя просто наслаждаться ничем не обремененным сексом с, вроде бы совсем неплохим в этом деле, Куртом? Разбудив Джексона, Хаммел спокойно объяснил ему, что больше в его услугах не нуждается и их соглашение теряет силу. Джексон начал возмущаться, уговаривать его, что имя на ключице Курта ничего не значит, что вероятность встретить этого Блейна Андерсона стремится к нулю, что только дурак ждал бы чего-то столь нереального, отказываясь от настоящего человека в пользу почти выдуманного. Курт, устало вздохнув и прикрыв красные глаза, потопал в ванную, бросив через плечо, чтобы Джекс одевался и уходил. Ему надоело. Первые пару раз он пытался объяснить, что это не его прихоть. Что он действительно, физически не может состоять ни с кем в отношениях. Что даже секс с другими, не с Блейном Андерсоном, был тем, что лишь на немного приносило облегчение его телу. Они не понимали. И Курт перестал даже пытаться объяснять. Да, найти нового партнера было крайне сложно, но уж лучше так, чем заставлять кого-либо мучиться, надеяться и ждать. Курт не может быть ни с кем кроме родственной души. Такова его природа. Придя в офис, он снова подвергся нападкам Сантаны, морщась и мечтая о чашечке кофе, потому что спеша на собрание не успел его сварить. Благо, Сан отличалась проницательностью и благородством, поэтому во время своей гневной тирады заказала у своей секретарши кофе для Курта. Потом он мотался по городу, завершая кое-какие дела, оставленные на последний момент, и лишь после всего этого заехал домой за вещами и поехал в Филадельфию. Вот и получилось, что за всей этой суетой он совсем забыл посмотреть на датчик бензина. Который медленно, но верно приближался к отметке ноль. Вдалеке показалась заправка. – Сан, если ты больше не можешь сказать мне ничего нового, то я отключаюсь. – Хаммел, да ты совсем стыд потерял, членистоногий! – Да-да, я понял, люблю-целую! - и, нажав на кнопочку, отключился.∞ ∞ ∞
Курт Хаммел не попал этим вечером в отель и не помылся под долгожданными горячими струями воды. Абсолютно спокойно проехав 130 километров между Нью-Йорком и Филадельфией и уже въехав в город, он стоял на перекрестке, ожидая, когда загорится долгожданный зеленый сигнал светофора. И вот, тронувшись, он проехал около трех метров, когда со стороны пассажирского сидения, на полной скорости его машину протаранил черный «Ford». В книгах, читая о таких ситуациях, он никогда не верил, что «следующее, что увидел главный герой, был белый потолок». Не верил. До этого момента. Разлепить веки после того, как он пришел в сознание, было невероятно сложно. Казалось, на них лежали пластины весом по пару килограмм каждая. Но, приложив усилия, Курт всё же смог открыть один глаз. Левый, почему-то, так и не поддавался. Разглядывая белый потолок своей палаты, Хаммел старался не паниковать, а собрать разбегающиеся мысли в кучу. Перед мысленным взором пронеслись воспоминания о столкновении. Самыми запоминающимися были ощущения и чувства. Страх, паника, боль, страхстрахстрахболь. Курт никогда даже представить себе не мог, что это так страшно. А затем организм решил, что с него хватит, и отключился. Курт был благодарен умному организму. Удар пришелся на правую сторону тела. Логично предположить, что глаз заплыл от удара об стекло, когда голову мотнуло влево. Разобравшись с этим, Курт прислушался к остальным своим ощущениям. Боль. Ничего удивительного. Всё тело ломило так, будто его пропустили через пресс, растяжитель, а потом еще прошлись молотком пару раз. Зато левую руку и правую ногу он почти не чувствовал. Замечательно. Переломы. Однажды в детстве, лет в одиннадцать, он упал с велосипеда и сломал руку. Так вот ощущения были такими же. Тянущее онемение. Хотя в руке всё же чувствовалась боль, несмотря на обезболивающее. Попытавшись покрутить головой, Курт застонал от боли в шее. Ну что ж, блин, такое? – Я бы увеличил дозу обезболивающих, но пока нельзя, прости. Нахмурившись, Хаммел скосил правый глаз влево. Разумеется, нос мешал обзору, и говорившего Курт не видел. Облизав сухие губы, он просипел: – Ни за что. «Кто-то» хмыкнул. – Как общее самочувствие? – Ты это серьезно? – Вполне. Я врач и меня интересует состояние моего пациента после операции. – После какой еще операции? - еще больше нахмурился Курт. Да к тому же еще и плечо левое как будто нагрелось. – Открытый перелом руки и колотая рана на боку. – Великолепно. – Ну и по мелочи. Перелом ноги, многочисленные ушибы мягких тканей, порезы. – Действительно, мелочь. – Ты действительно еще легко отделался, учитывая масштабы столкновения. – Что вообще произошло? - у Курта зачесалась щека. Попытавшись поднять правую руку, он разочаровано простонал: рука была подключена к капельнице. – Ну, насколько я понял, в тебя влетел пьяный придурок на перекрестке. Сам он отделался сотрясением и сломанным голеностопом, а тебя вот хорошо тряхнуло, хотя, повторюсь, во многом повезло. – И долго я тут… Слушай, почеши мне щеку, будь другом?.. Правую… Вот… Ага… Ой, фух, спасибо… Так долго мне здесь торчать? – Курт успел уловить красивую кисть с длинными пальцами и короткими круглыми ногтями. – Не меньше пары недель. – Вот дерьмо. Мне срочно надо позвонить Сантане! – Жена? - это что за внезапное напряжение в голосе? – Начальница, - горько выдохнул Хаммел. – А семье сообщить вообще надо? – Отцу надо бы сказать. Ох, его сердце! – Доктор Андерсон, вас вызывают в приемную. Поступил новый пациент, - произнес новый голос. Женский. Видимо, медсестра. Курт уже давно научился спокойно реагировать на людей с фамилией «Андерсон». Она была распространенной. – Иду. На счет звонка обратись к медсестре. Я зайду чуть позже. Поправляйся, Курт, - и он ушел. Хаммел нахмурился. Из своего опыта пребывания в больницах, он знал, что врачи не называют своих новых пациентов по именам. Этот доктор оказался из числа незаморачивающихся. Видимо. Хотя было что-то такое в его голосе, когда он произносил имя Курта. Что-то… неуловимое. А может, это все антибиотики и обезболивающие ударили в голову. Но голос у его хирурга был очень красивый. Нужно позвонить Сантане. Долбанный пьяница! Нарушил все планы Курта. И Джексон всё испортил… Курт уснул.∞ ∞ ∞
Курт лежал в больнице уже четыре дня. Отёк с глаза начал постепенно сходить, и Курт уже что-то мог видеть через тонкую щелку. Позвонив Сантане, он выслушал поток ее ругательств (на водителя, на Курта, на изготовителей алкоголя и его изобретателя), узнал много новых слов (и откуда только у нее они появляются постоянно?) и пополнил, и без того огромную, коллекцию изобретательных прозвищ в свой адрес. В итоге она приказала ему скорее выздоравливать и тащить свою тощую задницу обратно в Нью-Йорк, потому что без него всё будет намного скучнее. Большего признания Курт не смел и ожидать от хладнокровной Лопез. Отец отреагировал бурно. Как Курт и опасался, у него действительно разболелось сердце, и Кэрол тут же побежала капать ему обезболивающее. Но, в целом, всё обошлось. Курт несколько раз уверил папу в том, что он в полном порядке, не считая переломов, которые скоро зарастут. И что его здоровью и жизни ничто не угрожает, в отличие от того же Бёрта, которому Хаммел-младший настоятельно посоветовал отлежаться денек дома. Доктор Андерсон приходил каждый день по одному разу, спрашивал о самочувствии и удалялся. И каждый раз он подгадывал момент, когда Курт только-только просыпался и не мог поворачивать затекающую после аварии шею. И каждый раз он называл Курта по имени. И каждый раз Курт слышал ту интонацию, те нотки. Значит, не показалось.∞ ∞ ∞
На пятый день доктор пришел, когда Курт бездумно пялился в потолок и мечтал о том, как было бы божественно, если бы ему что-нибудь подложили под спину. Звать медсестру как-то не хотелось, она и так постоянно суетилась вокруг него. – Доброе утро, Курт. Как ты чувствуешь себя сегодня? Автоматически Хаммел повернул голову на голос, лишь потом осознав, что видит своего врача впервые. Не удержавшись, Курт мысленно присвистнул. Ради того, чтобы его лечил такой доктор, не грех и в аварию попасть. – Доброе, док. У меня всё в порядке, заживаю потихоньку, - он подмигнул здоровым глазом, а потом подумал, что, должно быть, это выглядело как моргание, учитывая, что второй глаз закрыт постоянно. – Раз уж ты тут, помоги страждущему. Подложишь под спину подушку? Внимательный здоровый глаз уловил, как хирург слегка дернул головой, и глаза его немного расширились. Он, как будто, не ожидал, что Курт на него посмотрит. – Разумеется, - подходя, спокойно ответил доктор Андерсон. А Курт смотрел и думал о том, что не каждому так везет. Не у каждого такой горячий лечащий врач. Не каждому выпадает шанс узнать его поближе. Что ж. У Курта есть еще девять дней на то, чтобы изучить потрясающее явление под именем… Кстати, а как его зовут? – Док? – Что? - взбивая под спиной Хаммела подушку, отозвался тот. – А как тебя зовут? А то, ты ко мне по имени, а я твоего и не знаю. Несправедливо. Доктор Андерсон как-то странно на него посмотрел и отвел глаза. – Нам не положено. Субординация. - Коротко выдавил он и, развернувшись, ушел, бросив напоследок. - Поправляйся. Курт недоуменно хмурился, потирая левое плечо и думая о том, что у каждого свои тараканы, но это уж как-то совсем странно.∞ ∞ ∞
На следующий день доктор Андерсон пришел после обеда. – Добрый день, мистер Хаммел. Как самочувствие? Курту оставалось лишь глупо хлопать глазами. – Нормально. – Жалобы есть? – Нет. – Вот и хорошо. Поправляйтесь. И ушел. Что за «мистер Хаммел»? Что за…? Левое плечо горело.∞ ∞ ∞
И так еще три дня. – Доброе утро, мистер Хаммел! Как себя чувствуете? – Доктор Андерсон, можно я задам тебе глупый вопрос? – Да, - свел брови тот. – Почему сначала ты называл меня по имени, а теперь «мистер Хаммел»? - не выдержал Курт. Возможно, для взрослого мужчины он чересчур резко на это реагировал, но ему было банально любопытно. Да и обидно, чего уж там. – Я… Тебе бы хотелось, чтобы я называл тебя по имени? – Ну да. – Ладно. Поправляйся, Курт. И снова ушел. «Да что ж за…?»∞ ∞ ∞
Больше Курт не спрашивал у доктора его имя. Бесполезно. Через три дня его выписывают. Конечно, переломы еще не зажили, но он может самостоятельно лечиться уже дома. Чему был нескончаемо рад. Хорошая, дорогая и стерильная больница была, без сомнений, приятной, но всё же, порядком ему надоела. Вчера он впервые за это время слез с кровати (ну, точнее, его слезли), и покатался немного на инвалидном кресле по отделению. Доктора Андерсона он вчера не видел. Сегодня тоже. Спросив, узнал, что он уехал на конференцию в Нью-Йорк. Приедет послезавтра, скорее всего. А Курт, отчего-то, снова почувствовал тепло в плече. Оно вообще часто горело у него за эти почти две недели.∞ ∞ ∞
Доктор Андерсон приехал в день, когда Курта выписывали. Всей бумажной волокитой занимался друг Хаммела - Майк, с которым они познакомились однажды на одной из корпоративных вечеринок. Майк был женат, надежен и умен. С Куртом у них были очень схожи жизненные позиции и взгляды. Курт ехал по коридору, чтобы подписать какие-то бумаги, когда услышал в одном из кабинетов с открытой дверью: – Ну что, Блейн, как твоя поездка? Слышал, ты задержался там по каким-то личным причинам, - в конце человек недвусмысленно засмеялся. И Курт проехал бы дальше, даже не обернувшись, но ответ второго человека заставил его застыть на месте. Точнее даже не ответ. Голос. Голос отвечающего. Голос доктора Андерсона. Плечо обожгло. – Ну, знаешь, Грег, мне всегда нравился Нью-Йорк. Вот я и подумываю перебраться туда. Опыт у меня уже есть, так что работу, думаю, я найду без труда… Курт пытался дышать. Правой рукой держась за левое плечо, он старательно делал глубокие вдохи и так же старательно выдыхал. Этого ведь не может быть? Ну, ведь не может? – Курт! Ты чего застыл? Он дернул головой. Его звал Майк. Он испуганно оглянулся. Доктор Андерсон подошел к двери, чтобы закрыть ее. И увидел Курта. Оба замерли на месте. – Добрый день, - сглотнул доктор, - Курт. «О боже! Что…? Как…? Он знает? Ну, конечно, знает! Он видел тебя без одежды во время операции, идиот! Но ведь… Это ведь может быть не он…» – Добрый день, - повторил Курт, - Блейн. В ответ на это доктор испуганно посмотрел на него и прикоснулся к левому бедру. А потом приподнял подбородок и сконфуженно улыбнулся: – Привет. – Ты знаешь? – Да. – Уверен? – С шестнадцати лет. – Ничего себе. – И не говори. – Что это было? – Меня избили после танцев Сэди Хокинс. Реанимация, угроза жизни. – Я рад, что ты выжил. – И я. А что у тебя? – В девять лет умерла мама. – Ох. Мне жаль. – И мне. Бедро? – Тазовая кость. Плечо? – Ключица. Жжется? – Горит. Все две недели рядом с тобой. – И у меня. Почему не называл свое имя? – Боялся. – Ну да. Я бы тоже боялся. Они смотрели друг на друга. Внимательно. Пристально. Изучающе. – Нью-Йорк? - лукаво усмехнулся Курт. – Я… да, - смутился Андерсон. - Давно люблю этот город. – Ну, я так и понял, - еще шире заулыбался Хаммел. – Ой, иди ты, - сконфуженно засмеялся Блейн. И Курт рассмеялся в ответ. Это было их благословением и их проклятием. Потому что человек был либо бесконечно счастлив, либо нескончаемо несчастен. И ни с кем, кроме родственной души, обретшие надпись не могли быть счастливы. В этом и заключался главный подвох Гравитации. И Курт с Блейном были. Вместе. Счастливы. Есть. Как бы сложно это ни было. Как бы странно и непривычно. Лишь один взгляд карамельных глаз на бледные ключицы. Одно только воспоминание о темном витиеватом росчерке на загорелых бедрах. Одно легкое касание дрожащих пальцев к выгнутым дугой буквам. Невесомый поцелуй в ровную аккуратную линию из двух слов. Они не знали, как это действует. Отчего, почему и зачем. Они понимали лишь, что они не могут по-другому. Не умеют. Физически не получается. Такова сила их взаимодействия. Сильнее самого сильного магнита. Ярче самой яркой звезды. Жарче самого жаркого солнца. И чище самого чистого алмаза. Такова их природа. Такова Гравитация.