Рейх

Мне казалось раньше, что они хотели бы, чтобы я умер. Теперь, спустя годы после смерти их обоих, я могу судить о событиях тех минувших лет более взвешенно. С Гитлером я был знаком задолго до его прихода к власти. Впервые я услышал о нем в начале 1920-го года, когда он и его соратники составили программу нацистской партии - так называемую программу "25 пунктов". А впервые встретиться нам довелось в 1924-ом году, когда его судили за "Пивной путч". Его приговорили к пяти годам заключения. Я сам посодействовал тому, чтобы его освободили досрочно. До 1933-го мы с Гитлером виделись всего несколько раз, в 30-ом и 32-ом годах во время парламентских выборов. Ну а в 1933-ем он стал рейхсканцлером. Тогда я впервые встретился с его Рейхом. Высокий подтянутый молодой мужчина в военной форме и со свастикой на рукаве смерил меня мрачным взглядом и не сказал ни слова - ни тогда, ни впоследствии. - Третья империя, - представил его Гитлер. - Рейх, познакомься - Германия. Я протянул руку. Третий рейх одарил меня презрительным взглядом и отвернулся. Да, не сказать, чтобы наше знакомство было приятным. Однако я был готов взаимодействовать и сотрудничать с ним, так как выхода у меня не было - я был страной, а он - приближенным моего лидера. Есть такое слово - "надо", поэтому, засунув личные чувства в темные закоулки души, я попытался было наладить наши отношения. Но слова "надо" Рейх не знал. Рейх был убежденным расистом, антисемитом и антикоммунистом. Ну, то есть я так предполагал. Сам Рейх никогда не говорил о своих политических взглядах. Он был, хм... мягко говоря, неразговорчив. За всю его короткую жизнь я не слышал, чтобы он говорил с кем-либо, помимо своего вождя. Всегда шепотом, всегда на ухо. Если ему задавали вопрос, который нельзя было проигнорировать, он тихо говорил что-то на ухо Гитлеру, и уже тот озвучивал ответ. Я никогда не слышал голос Третьего Рейха. Господи, да я даже имени его не знаю! Очень скоро я, не находя отдачи, оставил попытки найти с ним общий язык - и в прямом, и в переносном смысле. Впрочем, я подозреваю, что все же он говорил по-немецки. Хотя даже этого я не знаю наверняка. Мы виделись с ним почти каждый день в течении одиннадцати лет, и могу сказать, что я ничего о нем не знаю. Гитлера это не волновало. Мне порой казалось, что он видит окружающий мир в радужном свете. Но, разумеется, только казалось. Жаль, свои мысли по поводу нашей с Рейхом взаимной нелюбви он не высказывал. Наверняка он, прекрасно умеющий манипулировать людьми, не просто так не обращал на это внимания. Тогда почему? Этого я никогда не узнаю. И, наверное, это уже не важно... Это давно не важно. В 1939-ом началась война. И, хотя Рейх на первый взгляд был всегда бесстрастен, я со временем научился читать его эмоции. К странам нордической расы он относился пренебрежительно, свысока. Францию на дух не переносил. Россию с сестрами, Польшу, олицетворения цыганского и еврейского (будущий Израиль) народов, страны Африки и многих других считал заведомо ниже себя и не находил нужным обращать на них внимание. А меня... видимо, меня он ненавидел. Я не знаю, почему. Могу лишь предположить, что мы не могли сосуществовать одновременно - нам принадлежала одна территория и один народ, но мы были слишком разными. А значит, один из нас должен был погибнуть, чтобы освободить дорогу другому. Но это лишь мое предположение, не подкрепленное никакими фактами. Он был в предвкушении победы. Начало войны шло по плану - мы захватывали государства одно за другим. Когда наши войска двинулись на Советский Союз, он был абсолютно спокоен. Он предполагал быстро расправиться с противником. Мы основательно подготовились. Вернее, готовиться пришлось мне - Рейх лишь отдавал приказы вместе с фюрером. 1942-43 годы. Я понимал, что начинаю проигрывать сражения одно за другим, но просто не мог этому не радоваться. К тому времени я тоже ненавидел Рейх. И, черт возьми, было так приятно наблюдать за тем, как исчезает его самоуверенность и пафос, как во взгляде появляется злость и беспокойство, как, на очередном военном совещании при оглашении наших жертв и потерь он нервно дергается и наклоняется к Гитлеру... Но я не мог радоваться вечно. В конце концов, это была и моя война тоже. В 1944-ом году до меня наконец дошло, в какие неприятности втянул меня мой фюрер со своим Рейхом, и какие проблемы я теперь имею. Я внезапно осознал, что войну-то начали они, а отвечать за нее придется мне. Раньше я не любил только Рейх. Теперь - и самого Гитлера тоже. И тогда я присоединился к движению Германского Сопротивления. Сопротивление готовило переворот, позднее переросший в план убийства Гитлера. Его кульминацией стало покушение 20 июля 1944 года. Закончившееся провалом. Пойманные заговорщики под пытками рассказывали гестапо все, что знали. В том числе кто-то назвал мое имя. До этого я, каюсь, как-то не задумывался о том, что чувствует жертва, подвергшаяся пыткам и издевательствам. Если быть до конца откровенным, и то, и другое я в то время считал нормальным - пытки тогда еще не были запрещены в международном праве. Что ж, мне пришлось серьезно пересмотреть свои взгляды. Иногда я думаю, что в 1949-ом году применение пыток запретили только потому, что многие страны во Вторую Мировую войну сами ощутили, что это такое. Думаете, Гитлер отдал меня в руки гестапо? Если бы. Но право заняться мной предоставили Рейху. Конечно, я и до этого знал про его жестокость и извращенную фантазию. Но все равно я не был готов почувствовать это на себе. Именно тогда я в полной мере ощутил его ярость и ненависть... Меня били. Кулаками, ногами, плетью... Морили голодом. Мешали спать. Вырывали ногти и срывали кожу. Насиловали. Точнее - насиловал, в единственном числе. Это Рейх позволял только себе. И я знал, что это не прекратится. Потому что слышал приказ Гитлера: "Не убить". Однако все в нашем мире имеет свойство заканчиваться, и это тоже. Однажды меня привели к Гитлеру.Некоторое время он молча сидел в своем кресле спиной ко мне. Я едва держался на ногах. А рядом с фюрером, облокотившись о спинку его кресла, стоял Рейх. Надо признать, что выглядел он тоже довольно паршиво - войну мы на тот момент почти проиграли. Не так паршиво, как я, но все-таки... Выдержав паузу, Гитлер заговорил. Он говорил о том, как старается ради блага своей страны. И о том, что страна этого совершенно не ценит. О том, что сейчас наступило трудное для нас всех время, и мне бы следовало поддержать правительство, а не участвовать в террористических мероприятиях. О том, как ему было больно смотреть на мои мучения, но я не оставил ему выбора. В конце он сказал, что каждый может однажды оступиться, и цель его товарищей - помочь осознать ошибку. Гитлер прощает меня. Я едва сдерживал злость, рассыпаясь в униженных благодарностях за подобное снисхождение, которого я, разумеется, не заслужил. Уже когда мне разрешили уйти, я случайно встретился взглядом с Третьим Рейхом и понял: Рейх бы предпочел меня убить. Когда я повернулся к двери, он наклонился и начал что-то возбужденно шептать на ухо Гитлеру. Мне казалось, что я годы провел в застенках государственной тюрьмы, но оказалось, прошло меньше полугода - только что наступила зима. Регенерация у стран происходит быстро - через год почти ничего не напоминало мне о пережитом. Войну мы проиграли. Гитлер принял яд, для надежности еще и застрелившись. Рейх умер вместе с ним. То есть, я выразился немного неправильно. Страны не умирают, как обычные люди. Рейх просто исчез. Рейх исчез, не оставив после себя ничего... Хотя - почему ничего? Остались мои воспоминания и несколько давно заживших шрамов. Документальных свидетельств о существовании воплощения Третьего Рейха не было. Отсутствовали фотографии, видеозаписи - едва попадая в объектив, Рейх отходил в сторону. Был только рисунок, выполненный Италией в 39-ом году. На нем изображен Адольф Гитлер, сидящий в кресле, и стоящий за его спиной Рейх. Этот рисунок я храню на одной из тех полок, куда заглядываешь редко и только во время генеральной уборки. Зачем я его храню? Не знаю. Наверное потому, что какая бы ни была, это моя история. А свою историю стране необходимо помнить, дабы не допускать прежних ошибок. Единственное, что меня интересует до сих пор - разделял ли Гитлер ненависть Рейха ко мне, или он действительно хотел как лучше?..