Как она умирала.

Она брела по старой, давно заброшенной, не жилой улице, не обращая внимание на валяющейся под ногами мусор и запах какой-то гнили. Затхлый воздух, забитый, как в клетке здесь, растрепал ее кудрявые светлые волосы. Из-за угла выбежала кошка, перебежав на другую сторону закоулка и под старыми газетами, за двумя мусорными баками, что-то зашевелилось, но быстро успокоилось. Она не искала здесь ничего, и она не заблудилась в этом давно знакомом квартале. Эта улица - самый короткий путь к его четырех этажному дому 47 Peter's-street, квартира 113. Она не знала, что будет ненавидеть после этот адрес. А он не знал, что проклянет эту квартиру, не будет в ней появляться, но не сможет ее продать, ему будут мешать воспоминания о ней. Чем дальше она шла - тем острее казался запах гнили: запах гнилой листвы, мокрых тряпок, червивых яблок и протухшей рыбы. Она шла к нему домой. Помнится, еще пол года назад, она первый раз шла здесь с ним, не обращая внимания на грязь, смеялась вглядывалась в глубь "черной улицы". Но что-то изменилась с тех пор. НО что? В тот день, она помнит его будто вчера, они, выйдя к дому именно этим коротким путем зашли в магазин, который сейчас уже закрыли, купили бутылку виски, его сигареты и коробку заварных пирожных, лично для нее. Она не знала, что будет ненавидеть эти пирожные после. Она помнит старый подъезд, разрисованный баллончиками с краской, маркерами, мелками или расцарапанный, с запахом жаренной картошки, доносящейся со второго этажа. Его квартира находилась на 3 этаже, дверь справа, дверь оббитая бардовой кожей, немного расцарапанная и грязная в левом нижнем углу, вымазанная похоже то ли в краску, то ли что-то еще... Она не знала, что после будет проклинать все 3 этажи 4-этажных зданий. Она переступила порог за ним, и будто вошла в новый мир. Просторная, пустая квартира. Он помог ей снять ветровку, за отсутствием вешалок - повесил куртку на вбитый в стенку гвоздь... Она чуть не наступила на крысиный труп, но даже не поморщившись перешагнула его и пошла дальше, вспоминая его, вспоминая их весну и вспоминая, как в порывах нежности, укутавшись в старое, кое-где пропаленное одеяло называла его - мой милый принц. Она тогда еще не знала, что это прозвище будет роковым. А он не знал, что будет петь эти строки на сцене. Казалось не постижимым находится здесь с ним. Сидеть на его коленях, запускать руку в его густые угольно-черные волосы. Смотреть в серые, печальные глаза. Бутылка открылась,сигарета за сигаретой, пару стопок виски, мелькнул пакетик белого порошка, дорожка... что было потом? Она помнит лишь мытую простынь и стон, дорожки поцелуев и засосы на шее, она помнит только бурный оргазм - и наступит утро. О, она после первой ночи с ее кокаиновым принцем будет появляться здесь ни раз, но только тогда, когда он позвонит, и только когда скажет, что он скучает. По короткой улице она ходила не раз, не раз он встречал ее в подъезде в растянутой рубашке, великоватой ему размеров на 6 и потертых спортивных штанах. При виде его, она ускоряла шаг, и чуть ли ни с разбегу кидалась к нему на шею, целуя лоб и шепча, как скучала по нему. Но казалось, что ему вовсе безразлично, что она пришла. И все как-то одинаково стало: Виски, сигарета, дорожка... Но он уже не так нежен, и не та страсть, и не то, все не то... А неделю назад... Она вышла из-за "черного закоулка", и очутилась в его дворе. Холодный ветер подул с севера, захватив пожелтевшие листья и понес куда-то, взмывая в верх. Пару листьев зацепилось за ее осеннее драповое пальто, растрепанные волосы закрыли глаза. Поправив их она тихо пробурчала: - Ненавижу осень. - томно, ворчливо. Оглядела двор, смахнув листок с предплечья добавила, - Ненавижу этот двор. А неделю назад, когда она приходила к нему последний раз, все было вроде как обычно, но настолько холодно не было никогда. Он, откинувшись в старом кресле-качалке, курил пожелтевшую сигарету из неведомо откуда добытой старой пачки. Она решилась подойти к нему, подсесть рядом. Он даже не поднял глаз, не подал виду, что она здесь есть. Она присела на ручку кресла, запустила руку в его волосы, и шепотом, боясь не ответа, а того, что он не ответит, спросила: - Принц, что-то случилось? - он не ответил, лишь затянулся сигаретным дымом еще раз и потушил окурок в разбитой черной кружке, потому она решила продолжить, - Ты стал не такой, как раньше. Все нормально? Я тебя не узнаю. - Я раньше был другим? - не то вопросом, не то утверждением произнес он сухим голосом, и поднял глаза, что было знаком, что он задает вопрос. "Не сказать бы чего лишнего" - мелькнуло в ее голове, и она пробуя каждое слово на вкус, тщательно обдумывая что сказать шепотом, да бы не нарушать стоявшую на кухне тишину ответила: - Да, другим. Нежным, ласковым... - немного замявшись, шепнула еще чуть тише, до ужаса пугавшее ее слово, - любящим... Вот оно! Любящим! Он, резко вскинув голову глупо засмеялся, от чего стала сразу видно, сколько дорожек было до разговора. Она испуганно спрыгнула с ручки кресла и подалась в сторону. - Милый... - испуганно шепнула она, боясь его, будто он сумасшедший, псих, который внушает страх, что подгибаются коленки. - Любящий. - гоготал он истерично, - Я любящий? - Милый, - шепнула она еще раз, хотя прекрасно поняла, что сквозь смех не голоса он не услышит. - Я НИКОГО НЕ ЛЮБЛЮ! - рявкнул он, и показалось, что квартира содрогнулась. Он успокоился, закурил еще одну сигарету, откинул опустевшую пачку в сторону и внимательно посмотрел на ее, стоящую вжавшись в самый угол между барахлящим холодильником и кухонной тумбой. Он смотрел, долго, изучая ее, пронизывая взглядом. А ей казалось что это не ее милый принц, а кто-то, нет, простите, что-то похожее на беса, или на одержимого. Вдруг его лицо скорчилось в странной ухмылке, он встал с кресла и подошел к ней в угол, бросив тлевшую между тонких костлявых пальцев сигарету, обхватил ее лицо руками и внимательнее, еще внимательнее взглянул в глаза и потом тем же тоном - не то вопрос, не то утверждение- откинув разомлевшую ее в сторону, произнес: - А не влюбилась ли ты в меня? - она пошатнулась, чуть не зацепившись об табурет и не упав, но удержавшись за тумбу. - И не придумала ли, что Я - он c восклицанием произнес свое имя, - отвечаю тебе ВЗАИМНОСТЬЮ? - Милый, - в который раз она еле-еле прошептала его прозвище... - Да ты видать дура, извини, я не подозревал. - он поднял с пола сигарету, и покрутил в руках, - Да как тебя любить-то можно? ТЫ для меня не больше чем сигарета.- он ткнул в ее сторону сигаретой, - попользоваться. Выкурить и забыть. Понимаешь? Она испуганно прижалась к тумбе, понимая, что раньше она думала что он ее взаимно любит, но это были лишь ее иллюзии, и она лишь сигарета в его тонких костлявых пальцах. По ее глазам можно было прочитать ответ, она любила его. Любила, и сейчас он выстрелил ей в лоб. - Любишь меня? - безумным голосом, безумными глазами он взглянул в ее глаза. Серые глубокие глаза почернели, или это такой тусклый свет, но обезумили. - Да, ЛЮБИШЬ! Да ты гроша не стоишь, шлюха! Он затушил сигарету о поверхность тумбы... - Раз,два,три - и ты не нужна. Понимаешь? ТЫ бесполезная, и все, что мне от тебя нужно было, секс. Да, ты права, я изменился в отношении к тебе, потому что даже секс осточертел с тобой. Оно отошел на два шага, и громко рявкнул: - Пошла вон, и забудь что я существую, бесполезная шлюха! - Он махнул в сторону двери и взглянул таким жестоким, звериным взглядом, что та, бедная испуганная, не понимающая, как можно быстрее выбежала из кухни в комнату, забрать вещи, а собравшись схватив по дороге куртку и сапоги, босая выскочила в подъезд... Она направилась в сторону его подъезда, резко потеряв всю смелость и решительность. Она не встретит его, он кажется уехал в Люксембург и должен вернутся завтра до рассвета. Было страшно, что кто-то обнаружит ее раньше, чем он, и смерть покажется глупой. Хотя скоро полночь, вряд ли кто-нибудь выйдет в подъезд. Впрочем, где умирать - ей все равно, но хотелось бы, чтобы ее последний план сработал... В подъезде как всегда был сломан домофон, а двери стояли на распашку, приглашая к себе прохожих. Она поднялась на 3 этаж, бросив пальто на ступеньках, достала баллон с ярко красной краской и лезвие. - Будет не больно...- прошептала она себе, чувствуя как дрожат ее коленки и не веря своим словам. Закатав рукав повыше и зажмурив глаза она поднесла лезвие к руке. Так сложно было, слишком сложно, она заплакала. Собрав силы в кулак она полоснула лезвием по запястью, закусив губу, стараясь не зареветь еще больше и не закричать. Первую секунду было больно, дальше уже не чувствуешь, просто кровь, просто по ее запястью. Она закурила выуженную из кармана джинсов сигарету, закурила, открыла баллончик с и вывела на его стене первое слово, затягивая сигарету, не обращая внимание на капающую на пол кровь. Буква "M" вышла довольно красиво, она даже возгордилась ее ровностью на стене, вспомнив о мечте стать художником и о законченной художественной школе. А после вывела рядом "y" с аккуратным ровным хвостиком. Еще один порез лезвием, уже совсем не больно, крови больше - жизни в ней меньше. Еще одна сигарета. Следующие буквы были не столько ровными, дым сигарет и пелена слез мешали отчетливо видеть, рука почему-то онемела и казалась чужой, будто пришитой. Усмехнувшись, она вывела на стене "swe". Закончилась сигарета, в пачке тоже, горло сдавил ком, руки еле-еле вывели рядом еще одно "e", вывести "t" оказалось еще сложнее, но вновь собрав все силы, что можно было, она закончила фразу кривым :"prince". "r" немного сползло вниз, точка от "i" улетела куда-то в верх, а "с" скривилась, и казалась квадратной. Еще одну полосу на руке. Сильнее и глубже. Но не вдоль, поперек, чтобы поиграться с самой собой, со своей силой,уходящей жизнью. Это все, что у нее осталось. Да и никто ее уже не спасет. Рука переставала чувствоваться все больше, кажется, потяжелела или она ослабла, и потянула ее вниз. Она уже не в силах ровно стоять, опустилась на пол. "My sweet prince" - виднелись на серой стене у его двери кривые буквы. Попытка встать на ноги оказалась неудачной, но она еще жива, она еще не все сказала. Она здесь, возле двери его квартиры, где той весной была счастлива с ним, где была с ним, с единственным кокаиновым принцем, что ждал ее каждый раз у двери подъезда, кого она обнимала, кого целовала, к кому она приходила, только услышав его голос в телефонной трубке. Он единственный. Он самый лучший, он самый нужный, Принц. Родной, неповторимый, пусть и убивший ее одним вечером. Единственный. Приподнявшись на коленях она вывела еще одно слово "you" утерев слезы тыльной стороной ладони. Становилось все хуже и хуже, внутри казалось будто пусто, но зато дышалось легче. Джинсы, кофта, цементный пол замазался кровью. Сколько еще она продержится? Последовало дальше "are", из-за плены в глазах, "th" получилось криво и как-то слишком низко, баллончик заканчивался, она потрясла его, дописав слово окончательно "the". Баллончик закончился, краски не хватало, оставалось всего две буквы "n" и "е", дописать надо, дописать. Пошаря по полу, она нашла свое лезвие и порезала поперек вторую руку, сжав и разжав дважды руку она провела длинную палочку от "n", дальше не хватило сил, не хватило слез. Проведя вдоль по всем порезам она легла у стены, отпускаю свою душу, в рай ли, в ад ли, но точно дальше от оскверненного сексом, сигаретами, кокаином и порезами тела. Над телом у стены висели в туманной дымке слова "My sweet prince, you are the one". Тело осталось телом, жизнь вытекала из рук по цементному этажу. Внизу послышались шаги, он поднимался с сумкой на свой третий этаж, четырехэтажного здания, к квартире номер 113.