Рисунок на стене

Очередная нора, очередное укрытие. Он наблюдает за ней через окно вентиляции, девушка об этом и не подозревает. Узнает – обрадуется ли? Нет, нет. Исключено. Потрёпанные кисти, банки с краской, кружка с давно остывшим кофе, бобы. Всё это мужчина небрежно уместил на кубе-компаньоне, который по совместительству являлся его лучшим и, пожалуй, единственным другом в этой Лаборатории. Разве он кому-то нужен? Обуза, ненормальный, шизофреник. Коллеги сторонились Дугласа, находили различные способы избежать с ним встречи, придумывали причины. Сотни … нет. Сотни тысяч причин, позволяющих бросить его одного; в пучину одиночества, болезни и отчаяния. Он взял кисть, окунул в банку с краской и с грустной улыбкой начал выводить на стене линии, постепенно образующие очертания девушки. – Кэролайн, Кэролайн, Кэролайн, – шепчет он. – Ты так близко и так далеко. Бродишь по петляющим коридорам, пленяешь своей красотой и уходишь. Уходишь обратно в кабинет, запираешься там и тихо плачешь. Почему, Кэролайн? Почему ты далеко? Почему ты горюешь? – спрашивает он, зная, что всё равно не получит ответа. «Она всё ещё тоскует по нему», – озвучивает знакомый голос до боли нестерпимую мысль. – Разве я хуже? Хоть чем-то хуже? – мужчина со вздохом поворачивается обратно к окну. Учёный совсем недавно нашёл эту лазейку. Раньше ему приходилось следить за девушкой, скрываясь в коридорах, но теперь Дуглас не был вынужден постоянно прятаться и бояться того что его обнаружат. Вентиляционные шахты изначально казались ему слишком широкими; в них легко мог залезть взрослый мужчина. К тому же время от времени, если ползти вперёд большой промежуток времени, встречаются просторные «комнатки», которые, видимо, изначально были предназначены для работы персонала, обслуживающего вентиляцию. Раттман, оправдывая свою фамилию, изучил все шахты и, наконец, всего пару дней назад, нашёл «комнатку» прямо над кабинетом ныне покойного Кейва Джонсона. Именно там и расположилась Кэролайн, вступившая в права директора Лаборатории Исследования Природы Порталов после его кончины. Дуглас не раз слышал слухи об отношениях этих двух, но старался в это не верить. Ах, за что? За что это ему? Он вновь взялся за кисть, начиная разукрашивать получившийся рисунок. – Крылья. У неё должны быть крылья. Ведь она прекрасна. Прямо как ангел во плоти, – макнув кисточку в банку с голубой краской, учёный дорисовал крылья бабочки, – они цвета неба, – восхищался мужчина, добавляя цвет заходящего за горизонт солнца, оранжевый. Затем чёрный, цвет Её печали. И, наконец, белый. Цвет Её чистой души. – Нет, – он улыбнулся, – Эти крылья… Они и есть само небо. Разве не красиво? – спросил он, посмотрев на куб. «Да, – услышал Раттман ответ в своей голове. – Я думаю, если бы она только увидела это…» – Нет! – оборвал Дуглас. – Она никогда этого не увидит. Слышишь? Никогда! – он и сам не заметил, как начал говорить слишком громко. Звонкое «Кто здесь?!» раздалось внизу под шахтой. – Она нашла нас! Она нашла нас из-за тебя! – закричал учёный ещё громче, впопыхах хватая куб-компаньон. Банки с краской, кисти, кофе; всё попадало вниз. Одна из банок была большой и настолько тяжёлой что проломила «стекло» и плюхнулась на пол перед Кэролайн, частично испачкав её ноги жёлтой краской. Девушка, вскрикнув от неожиданности, отскочила назад. – Чёрт побери, да что здесь происходит?! – не сдержалась она, смотря на вентиляцию, откуда, к тому же, доносился странный шум похожий на спешные шаги. – Выходи! Эй, ты зачем банками кидаешься? Они ж тяжёлые! – попыталась докричаться управляющая до незванного гостя. Дуглас её уже не слышал. Он бежал прочь. Как можно дальше от этого места. Лучше всего сейчас подняться по вентиляции вверх и ускользнуть домой на лифте. Никто всё равно ничего ему не скажет; поведение сумасшедшего не поддаётся объяснению. – Не хочешь вылезать? – спрашивала Кэролайн, поставляя под вентиляционный люк стул. – Тогда я сама тебя достану! – она ухмыльнулась и, кряхтя, забралась внутрь. – Ого… да ты тут жил что ли? Следил за мной? Сколько всего тут разбросано… О, бобы, – удивилась она, присев на пол и взяв в руки помятую банку. Девушка осмотрелась; взгляд тут же застыл на настенном рисунке; это был её портрет. – Надо же… краска совсем свежая, – озвучила Кэролайн, поднявшись и подойдя к стене. – Так красиво… – она насильно сдержала себя, что бы случайно не провести рукой по ещё не засохшей краске – не хотела испачкаться. – Мисс Кэролайн! Мисс Кэролайн! – раздалось внизу. – Вы у себя? Где вы? Почему у вас краска на полу разлита? – Я сейчас спущусь! – ответила девушка, подбежав обратно к люку шахты. – Уже… почти… слезла! – Мисс Кэролайн, вы чем тут занимаетесь вообще? Я принесла вам ещё отчётов за прошлую неделю. – А, это вы… – со вздохом сказала управляющая, спустившись. – Вы перемазаны жёлтой краской, Мэм, – сказала женщина и положила копу документов на стол. – Вам следует быть… аккуратнее. – Мне показалось, что в шахте ползает крыса, и я хотела её вытравить, – соврала Кэролайн, садясь на стул. – Там оказались банки с краской, бобы, кисти… одну из банок я уронила. Вы не могли бы распорядиться, что бы после рабочего дня сюда направили бригаду? Там всё в этих… крысиных… ну вы поняли o чём я, – девушка выразительно посмотрела на секретаршу. – А ещё оттуда несёт. – Да, конечно, Мэм, непременно. Я зайду к вам в шесть, – кивнула женщина и покинула кабинет. «Кто же ты? – подумала управляющая, взяв в руки первый отчёт. – Почему ты сбежал?»

***

На следующий день Дуглас не пришёл на работу. Он оклемался только через дня два. Учёный по-прежнему ощущал беспокойство; боялся, что Кэролайн его рассекретила. Как оказалось, это было напрасным; никто и не хватился шизофреника. Наверняка оба его прогула просто на просто списали на его болезнь и невозможность контроля собственных действий. Поэтому, вернувшись в Апертуру, мужчина просто продолжил работать. Как раньше. Однако что-то тёплое и приятное внутри подсказывало ему, что его любимая девушка всё-таки нашла посвящённую ей картину.