Волки

Когда-нибудь я может пожалею о том, что связался с ним. Но сегодня я даже и думать об этом не могу. Воспоминания возвращают меня в тот день, когда я первый раз сорвался в бездну, страдая от своего одиночества. Смешно – бросился в объятия убийцы куртизанок, решив, что терять мне больше нечего, и на утро я просто не проснусь. Но Мальфатто оказался не так прост. Он принял меня, он ответил мне, но обернул случившееся в свою сторону и приручил меня. Настолько приручил, что я каждый раз возвращался в его дом. Вначале я приходил к нему, как в укрытие. Иногда уже с порога начинал раздеваться, не обращая внимания на то, как он на меня смотрел. Порой Мальфатто сам хватал меня за плечи и целовал, не дав даже слова сказать – его невозможно понять. Сегодня доктор мог остановить меня, а завтра против моей воли взять, как какую-то куртизанку в своей кладовой. Я сам виноват, что развязал ему руки. Я сам виноват, что он теперь так ко мне относился. И да. Я сам виноват в том, что мы друг друга не понимали. Замкнутый круг, который замыкался как раз на мне. Да, мне нравилось, как он целовал меня. После последней своей связи с известным Ла Вольпе у меня никого не было, и я отвык от подобного внимания. Я не рассчитывал на долгую близость, думал, что доктор быстро от меня устанет. Но, видя меня на пороге, он улыбался. И я не мог просто так оборвать наши отношения, которые зародились случайно из-за моей же собственной глупости. Прихоти. Каприза. Я слышал о Мальфатто на улицах, я даже побаивался его, и в итоге, как не старался, угодил в его когти, как серая мышь. Кстати, он часто называет меня не Волком, а крысёнком, апеллируя тем, что «хоть и шкура сера, а характер у тебя мышиный». Сволочь. Я так глупо попался. И сделать больше ничего не мог. Вы можете назвать меня слабаком, я не буду отрицать. Временами мне казалось, что я люблю его, но любые попытки поговорить об этом с Мальфатто заканчивались его скупым замечанием об иллюзиях. Мы любили говорить о Боге. И судьбе. И доктор меня слушал. Удивительно, но из его уст я часто слышал прописные истины ассассинов, но боялся спросить, почему он о них так много знает. Ведь это, как говорил мой возлюбленный ментор, «не твоё собачье дело». Грубить он не любил, поэтому подавал это, как шутку. А потом затыкал мой рот поцелуями. И экспериментировал. О, как же он любил надо мной издеваться! Как-то раз Мальфатто вколол мне какую-то дрянь, после которой я два дня не мог ходить. И он пользовался мной, как куклой, которая даже возразить не может. Однако после всего этого кошмара доктор внезапно сделался молчаливым и пробыл со мной остаток ночи, осторожно касаясь губами моего виска. Убийца был нелогичен. И я не мог понять, что он от меня хочет. Иногда мне казалось, что я ненавижу его, но любые попытки возразить карались грубой, болезненной лаской. Человек человеку волк, однако, волк не кусает волка. Мой мозг отказывался различать эти два несовместимых понятия. Мальфатто противоречил сам себе. Один раз я пришёл к нему раненый. Какой-то ассассин нашёл меня и гнался по крышам, посылая в спину град из арбалетных болтов. Две стрелы попали мне в бок. Как мне удалось скрыться, до сих пор не укладывается в голове. Дома доктора не оказалось, и мне пришлось прождать его около часа, сидя в углу у стола и почти теряя сознание от боли. Появившись на пороге, Мальфатто замер. От него пахло кровью, видимо сегодня был пик его безумия, когда без убийства невозможно прожить и пары минут. Увидев меня, доктор молча захлопнул дверь и медленно подошёл к столу, раскладывая какие-то склянки. Я уже было хотел что-то сказать, но тут сильные руки дёрнули меня вверх, и я, обессиленный, слабо застонал, задыхаясь в его объятиях. Меня уложили на кровать, стянули верхнюю одежду и принялись долго, пристально разглядывать полученные мною ранения. Мальфатто не снимал маски. Поэтому его голос доносился до меня, словно из бочки. — Залил мне кровью пол, крысёнок… — отойдя к столу, он взял шприц – Рубашку придётся оприходовать, надеюсь, ты не против? Я смерил его уничтожающим взглядом, и он усмехнулся. — Судя по твоим чудесным глазам, тебе всё равно… Тем лучше. Действовал убийца быстро и профессионально. Я практически не помню его действий, находясь в кромешной тьме от опиума. Помню только, как доктор перевязал меня и сел рядом, сквозь стёкла маски наблюдая за тем, как я просыпаюсь. — Когда тебе больно, ты чувствуешь всё гораздо сильнее. Сейчас я спас тебя от смерти. Что ты чувствуешь? Я посмотрел на него недоумённо, но решил не отмалчиваться. Мальфатто был нетерпелив. — Я благодарен тебе… Я твой должник. Доктор отмахнулся. — Чушь. Не ври мне. Страдальчески вскинув брови, я покачал головой. — Ты можешь дать мне воды? Мне тяжело говорить… В ответ он накрыл мою руку своей и поднялся. Краем глаза я заметил, что он вышел из дома. Вернулся Мальфатто достаточно быстро и дал мне холодной воды. Сев на кровати, я привалился спиной к стене и прикрыл глаза. Что я в действительности чувствовал, я не знал. Поэтому просто молча разглядывал доктора, застёгивающего на себе рубашку. Я никак не мог привыкнуть к тому, что помимо кожаного плаща у него есть и другая одежда. — Я чувствую только боль, Мальфатто… Он обернулся. Затем покачал головой. — Меня не интересует состояние твоего тела. Что ты чувствуешь в душе? Я задумался. Затем улыбнулся ему. — Зачем тебе это, Мальфатто? Он присел на край кровати и пристально посмотрел мне в глаза. — Меня терзает любопытство. Ведь физическая боль, как алкоголь, располагает к искренности… — наклонившись, доктор поцеловал меня в плечо – Кто тебя ранил? — Ассассин… — коротко тогда ответил я, чем вызвал искреннее удивление в глазах собеседника. Убийца глянул на меня насмешливо, но затем его взгляд буквально приковал меня к месту. — Хочешь, я убью его? – Мальфатто прищурился – Он сделал больно тебе, я сделаю больно ему. Я прикоснулся к его щеке и покачал головой. Это было ошибкой. Доктор нахмурился и зажал пальцами моё ранение, заставив буквально задохнуться от боли. Мне оставалось только ткнуться лбом в его плечо. — Глупый крысёнок… — прорычал убийца мне на ухо – Разве тебе не хочется, чтобы я отомстил за тебя? — Нет… Не надо… Я и сам могу… Правда, сам… Меня трясло от боли. Мальфатто с сомнением глянул на меня и внезапно снова улыбнулся. Дальнейшие события тонут в моей памяти, лишь иногда всплывая неустойчивыми островками. Он сказал мне, что в следующие несколько дней я не смогу даже дышать, не то что сражаться, и что сам обо всём позаботится, ведь любовь – это боль. Можно было принять это за признание, но в таком состоянии я даже удивиться не успел. Он насильно вернул меня в лежачее положение и грубо поцеловал, не давая отдышаться. Его прикосновения никогда ещё так не обжигали меня болью, моё тело отказывалось воспринимать это, как ласку. И я пытался вырваться, но на свою беду был настолько слаб, что выглядел по меньшей мере глупо. Любая мольба воспринималась Мальфатто, как вызов, поэтому я бросил попытки образумить любовника и заставить оставить меня в покое. — В прошлый раз ты не жаловался… — прошипел доктор – Сам разделся. В чём же дело сейчас? Тогда тебе тоже было больно! Я смело встретил его взгляд. — Ты сумасшедший. — Тем не менее, ты любишь меня? Мой голос застрял в горле. — Любишь. Признайся наконец… Скажи мне открыто, что любишь, и тогда, я, возможно, возьму тебя менее грубо. Я покачал головой и в очередной раз задохнулся от боли – Мальфатто укусил меня в шею. Он никогда не умел терпеть. Поэтому даже не дослушал моё признание. Почувствовав его в себе, я вцепился пальцами в покрывало и ощутил на кончике языка вкус крови – кажется, я прокусил себе губу, но не почувствовал. Известный факт – одна боль перекрывает другую, будучи сильнее. Так боль от смерти Мальфатто перекрыла мне любую физическую рану. И всплыло самое яркое воспоминание. После того, как доктор столь жестоко поступил со мной, он долго выхаживал меня и никуда не уходил почти восемь дней, за исключением нескольких походов за чистой питьевой водой. Это можно было назвать заботой, которую я, несмотря на обиду, оценил и принял, как подарок. Когда я почти что пришёл в полный порядок, доктор лёг рядом со мной и поцеловал в висок. Затем он сказал то, что я по сей день не могу забыть. — Я убил этого ассассина… Отравил его питьё. Теперь никто больше нам не помешает… Глянув на него осуждающе, я, тем не менее, промолчал. Мне было достаточно только того, что он рядом со мной. Пока за его головой не пришёл Эцио Аудиторе. Вскоре он придёт и за мной, я это знаю. Ведь после смерти Мальфатто я продолжал убивать ассассинов. Эпилог. — Освобождение Рима началось. Я поднял голову и вместо клинка увидел его протянутую руку. — Ты не убьёшь меня? Эцио нахмурился и на мгновение закрыл глаза. У меня перебиты почки, и я не могу даже шевельнуться, чтобы убежать. Интересно действует глава Братства – вначале избивает до потери сознания, потом предлагает сотрудничество. У меня нет нужды ему верить, поэтому я предпочту послушать и, если получится, умереть. — Я знаю, что ты, Иль Лупо, работал на Борджиа и убивал моих людей. Но я не держу на тебя зла… Я предлагаю тебе пойти со мной. Опустив взгляд, я хрипло смеюсь. — Твои люди отняли у меня самое дорогое, что у меня.. было… — говорю я с горькой усмешкой – Точнее ты… Ты отнял у меня всё. Удивлённо вскинув брови, Аудиторе наклоняется ко мне. — Мне очень жаль… Но я не убиваю без нужды, ты же знаешь… Кем был этот человек? Привалившись к стене, я вытираю кровь со своего подбородка. — Забудь, Аудиторе… — расстегнув воротник камзола, я с вызовом смотрю на него – Убей и меня. Эцио хмурится вновь. — Я не держу на тебя зла. — Я убивал твоих людей. Я работал на Борджиа. Я сильно насолил Ла Вольпе. Тебе недостаточно причин? Внимательно посмотрев в мои глаза, глава ассассинов кладёт руку на мою шею. — Мы действуем во тьме, чтобы служить свету. Ты свой выбор сделал. -Я знаю… — приоткрыв глаза, я пытаюсь восстановить дыхание — Ничто не истина и всё дозволено. Помедлив, Аудиторе обрывает мои страдания. Умирая, я думал о Мальфатто.