Укротитель камней

История моей жизни, написанная по просьбе моей внучатой племянницы Алисы. * Не знаю, с чего начать, поэтому начну с самого начала. Я родился в семье ювелиров в 1949 году. Ювелирами были и мой отец, и мой дед, и все мужчины в нашем роду, начиная со времён Людовика Тринадцатого. «...Маггловскими ювелирами», — как изволил выразиться лорд Волдеморт в нашу первую и единственную встречу. Да, я магглорождённый и первый волшебник в нашей семье за всю её долгую историю. Мой отец разговаривал с камнями. Он ругался с золотом, словно со старой сварливой тёщей, почтительно обращался к серебру, подсмеивался над медью и уговаривал янтарь, попавший в его руки, быть более предсказуемым и послушным. Он не слышал, что они ему отвечали, а я слышал. С трёх лет я ходил в отцовскую мастерскую смотреть как из форм, куда залили жидкое золото, появляются крошечные драгоценные розы или как из старой серебряной монеты, сто лет провалявшейся за комодом, отец делает нательный крестик для молодой девушки. Серебро плавилось молча, с гордым достоинством лилось в формы тяжёлой, тускло мерцающей, рекой. Золото ругалось, пузырилось, кляло ювелира и весь свет самыми грязными словами. У каждого драгоценного камня был свой голос и свой характер. Например, я бы никогда не спутал голос кроваво-красного берилла и рубина, хотя камни были похожи как две капли воды. Поэтому я всегда мог отличить стоящую вещь от подделки. Сами камни просто кричали мне об этом. Когда я сказал отцу про это в первый раз, он рассмеялся, подхватил меня на руки и сказал, что я фантазёр, каких свет не видывал. Во второй раз он отмахнулся от меня. А когда я ему сказал, что старый жемчуг мадам Дюссо умирает и желает, чтобы его оставили в покое, он посмотрел на меня очень странно и сказал, что отныне запрещает мне появляться в мастерской до достижения шестнадцати лет. Наверное, он подумал, что пары свинца, который ювелиры используют при работе с золотом, плохо влияют на неокрепший детский организм. По крайней мере, так он объяснил свой запрет матери. Я не был единственным ребёнком в семье. У меня было двое старших братьев и младшая сестра. Оба мои брата, шестнадцати и четырнадцати лет, уже потихоньку начинали осваивать ремесло отца, так что в продолжателях традиций недостатка не было. Родители хотели, чтобы я стал юристом или бухгалтером. Но я уже не мыслил себя без драгоценных камней и металлов, янтаря, жемчуга и кораллов. По дороге из школы я делал огромный крюк и заходил в один из шикарных ювелирных магазинов, расположенных на Бонд-Стрит. Сначала на меня недобро косились охранники и продавцы, но я, прикидываясь простодушным малым, рассказывал, что мечтаю стать ювелиром, и скоро ко мне все привыкли и перестали обращать внимание. В самом деле, какой вред может быть от десятилетнего мальчика, прильнувшего к витрине с драгоценностями? Я мог стоять там часами, перешёптываясь с камнями: с несговорчивыми, угрюмыми морионами, язвительными рубинами, болтливыми бриллиантами и загадочными, туманными аметистами. Надо сказать, что в те времена в ювелирных магазинах попадалось гораздо больше настоящих, природных камней, не то, что сейчас — сплошная синтетика, которая не то что говорить, даже шума издавать не умеет. Мертвечина, она и есть мертвечина, пусть даже и невероятно красивая. Так, о чём это я? Ах да, камни рассказывали мне кучу историй, большинство которых я забыл. Да и не слишком интересные они были: измены, убийства, банкротства, аукционы. Некоторые алмазы сменили сотни владельцев, и помнили их всех, и всё, что с ними связано. У алмазов прекрасная память, они прямолинейны и упрямы как бараны. Они постоянно твердили мне, что нужно совершенствовать дух и тело, стремиться вперёд и быть примером для других. Не очень-то приятно выслушивать такие речи, когда у тебя в дневнике — двойка по английскому языку. Но алмазу всё равно, что твоя преподавательница отъявленная юдофобка, он твердит, что ты — тупой, ленивый и легкомысленный малый по которому розги плачут. Я никогда не хотел быть владельцем алмаза. Правда правдой, но для меня душевно поговорить с кем-то — вот настоящее удовольствие. Аметисты говорят умные вещи, но долго и нудно. Самые приятные собеседники — изумруды. Они добрые, весёлые и знают множество сказок. Подозреваю, они сами их сочиняют. Не все истории удавалось дослушать до конца. Часто, придя на следующий день за продолжением, я обнаруживал, что кольцо или брошь с изумрудом проданы. Люди чувствуют добрую природу изумруда и часто, придя в ювелирный магазин с намерением вложить капитал в бриллиант, уходят с изумрудом. Если бы кто слышал, что думают алмазы по этому поводу! Если разозлить алмаз, он будет материться, как портовый грузчик. Каждый день я выслушивал от мамы упреки в том, что шляюсь неизвестно где и меня невозможно дождаться к обеду, но каждый раз после школы я сворачивал с дороги домой, чтобы, если не поговорить, то хотя бы полюбоваться на камни. Однажды, когда я разговаривал с одним необычайно крупным сапфиром, меня вдруг позвал по имени тихий голос: «Освободи меня», — попросил он. Я окинул взглядом витрину, пытаясь понять, который из множества камней позвал меня. Это был скромный гематит, огранённый как бриллиант и помещённый в весьма неудачную золотую оправу. Оказалось, что раньше он принадлежал волшебнику. Перстень с этим камнем, точнее, сам камень был зачарован на то, чтобы защищать волшебника от какого-то проклятия. Мудрёное название я тогда не запомнил. Кажется, это было «Обливиейт», или может быть, «Конфундус». Но волшебник давно умер, а камень, зачарованный на его личность, мучился, страдал от невозможности исполнять свою службу. Он попросил меня найти волшебника, чтобы тот выкупил его и отдал артефактору, который расколдовал бы его и может быть, через время, вложил в него другую задачу. Этот камень со времён своего формирования в глубинах швейцарских гор был защитником и стражем. Он объяснил мне, где я могу найти волшебника: на одной небольшой лондонской улице, между книжной лавкой и магазином грампластинок существует дверь в мир магов. И если постоять там какое-то время, то можно встретить настоящего колдуна. Они, по его словам, ничем не отличаются от других людей, но поскольку я тоже волшебник, то смогу узнать мага в толпе. «Волшебник! Меня назвали волшебником!» — восхитился я. «Без сомнения, это так, — промолвил гематит, — никто не может слышать голос камня, кроме как волшебник и маг». Так я и узнал про мир волшебников. Мне не составило труда найти на той улице волшебника. Вернее, волшебницу, странную женщину с рыжими волосами, завёрнутую во множество шалей. Она обещала зайти к знакомому артефактору и рассказать про зачарованный гематит. «Заколдованные камни не должны «гулять» по миру магглов, малыш», — так она пояснила. Я тогда ещё не знал, кто такие «магглы», но именно с тех пор почувствовал себя настоящим волшебником. Я даже пробовал колдовать: передвигать взглядом стаканы на кухонном столе и задергивать занавески одной силой мысли. Иногда получалось, иногда нет. И я совсем не удивился, когда в середине лета мне пришло письмо из школы чародейства и волшебства Хогвартс. Сначала мои родители отказывались верить в то, что я волшебник, считая письмо и трюк с совой моей неудачной шуткой. Не приняли они всерьёз ни второе, ни третье письмо из Хогвартса. Но когда великолепный волшебник Альбус Дамблдор собственной персоной переступил порог нашего дома, мой отец сдался. Директор Хогвартса нашёл верные слова для моих родителей. Ведь кто я? Мальчик, разговаривающий с камнями. Потенциальный житель психиатрической лечебницы в этом мире. А в мире магов люди с подобными возможностями очень даже востребованы. Путешествие в Хогвартс и распределение на факультет потрясли меня. Не мне тебе говорить об этом, ведь ты тоже волшебница, моя дорогая Алиса, и тоже училась в Хогвартсе. Меня распределили на Когтевран — факультет экспериментаторов и исследователей тайн. И это было правильно: я не был ни воином, годным для Гриффиндора, ни политиком из Слизерина, простота и легкость пуффендуйца не была мне свойственна. Я очень люблю свой факультет и горжусь им, он открыл мне такие грани мироздания, о которых мало кто из смертных догадывается, я познал гармонию Вселенной в её первоначальном, божественном замысле. Тайна бытия раскрылась мне на уроках Космографии. Прочные связи тонких материй постигал я на занятиях по артефакторике. Мои знания минералов и драгоценных металлов помогали мне в учебе. Все сходились во мнении, что из меня выйдет гениальный артефактор, создатель амулетов и предметов, обладающих магической силой. Свой первый амулет я создал на третьем курсе для однокурсницы — полукровки. Это был кулон защиты от укусов комаров, на которые у неё была жуткая аллергия. Небольшой кристалл цитрина в кулоне не позволял мерзким насекомым приближаться к Амелии ближе чем на три метра. Амелия так расхвалила мой амулет, что к летним каникулам добрая половина факультета хотела иметь такой же. Это позволило мне заработать немалое количество галеонов. После окончания Хогвартса я пошёл в ученики к самому опытному в то время артефактору — Гектору Дэгворту-Грейнджеру. Хотя он был знаменит как основатель «Чрезвычайного общества зельеваров», зельеварение было для него скорее увлечением, хобби, чем основным занятием. Это был один из самых богатых людей магической Британии. Он был чистокровным волшебником, но с удовольствием принял меня, магглорождённого, в своё дело и в свой дом. Это очень не понравилось его зятю. Он хотел стать совладельцем доходного дела. Но через три года старый маг сделал меня, а не своего зятя, партнером по бизнесу. Защитные амулеты для детей, любовные талисманы для подростков и молодёжи, обручальные кольца, позволяющие чувствовать настроение, а также местопребывание супруга, украшения, защищающие от неприятных заклятий. Заказов у нас хватало. Поняв, что я прекрасно справляюсь с поставленными задачами, мой старший партнёр стал больше времени уделять магической науке. Амулет, защищающий от «Авада Кедавра» и Философский камень — вот каковы были его честолюбивые устремления. Он сутками не покидал лабораторию, пытаясь создать столь могучие артефакты. Торговать бессмертием — такова была его мечта! Я не очень-то верю в подобные предметы. Не думаю, что в этом мире, созданном Творцом, кто-то еще, кроме него самого, имеет право на бессмертие. Но, в любом случае, изыскания моего друга и партнера не могли оставить меня равнодушным. Однако мной руководил чисто исследовательский интерес, который привёл меня к весьма забавному факту в моей жизни. Глядя, как мой друг, дрожащей от усталости рукой, совершает бесконечные помешивания: «три по часовой стрелке, три против», я изобрёл для него самопомешивающийся котёл для зелий. Принцип действия этого котла я позаимствовал из маггловского тестомеса, заменив лопасти маленькими черпачками. Старик посоветовал мне запантентовать моё изобретение, и был прав. Впоследствии, этот патент принёс мне немалую прибыль и известность. Гектор изготовил пять амулетов, якобы защищающих от Авады. Однажды, хмурой майской ночью, мы отправились проверить действенность этих амулетов. На овцах, разумеется. Из пяти приговорённых нами овец, уцелела лишь одна. Та, на которую мы нацепили амулет из переливчатого опала в простой железной оправе. Ничем, кроме случайности, я не мог объяснить действие амулета и с трудом отговорил рьяного экспериментатора от дальнейшего овцеубийства. Помню, следующие несколько дней он ходил весьма расстроенный. По его словам, амулет защитивший овцу от Авады Кедавры, невозможно воссоздать. На мой вопрос «почему?», он пробормотал что-то невнятное о грабителях могил. Должно быть, камень, до того как попасть в амулет, прошёл долгий путь и напитался за свою жизнь такими энергиями, которыми невозможно напитать камень в условиях лаборатории. Об амулете он более не упоминал. К тридцати годам я владел весьма солидным капиталом и стал задумываться о продолжении рода, как вдруг судьба меня свела с одиозным лордом Волдемортом. Прекрасным июльским утром он возник в нашем роскошном магазине в Косом переулке и сказал, что разорит наш бизнес в две недели и уничтожит нас как крыс, если мы не продадим ему Философский камень, которым, без сомнения, владеем. Я ответил, что это всего лишь слухи, и никакого Философского камня у нас нет. К этому я присовокупил своё скромное мнение о том, что Философский камень противоречит логике нашей Вселенной. Лорд Волдеморт расхохотался: — Что ты можешь знать о логике Вселенной, презренный грязнокровка! Твои предки, маггловские ювелиры — мелкие ремесленники, изготовители побрякушек и обманщики, и ты не в силах постичь даже крошечную долю Магического Могущества. — Отчего же в нашей лавке вы ищете Философский камень, сударь? — спросил я. — Сын твоего хозяина сказал мне об этом. Так мы узнали, что дочь моего партнера и друга замужем за Упивающимся Смертью. Угроза лорда Волдеморта не могла оставить меня равнодушным. Я решил покинуть Магическую Британию и перебраться во Францию. Решение далось мне нелегко. Однако сведения о бесчинствах лорда Волдеморта распространялись со скоростью звука. Первая магическая война была не за горами. Люди всё чаще заказывали амулеты, предупреждающие о приближении Упивающихся Смертью. Многие упрекали меня в том, что я попросту сбежал. Возможно, так оно и было. В своё оправдание я могу сказать только, что старого артефактора я увез с собой. Его единственная дочь была ослеплена любовью к своему мужу — Упивающемуся Смертью, что делало старика, который и так в силу своего возраста начал терять связь с реальностью, беспомощным перед властью лорда Волдеморта. Старый волшебник мог не вспомнить, какой сейчас день недели и не знать, который нынче год, но мог с закрытыми глазами создать порошок, сеющий чуму, как пшеницу. Во Франции мы поселились в предместье Парижа. Очень скоро, с помощью рекомендательных писем, которыми меня снабдили наши постоянные клиенты — почтенная госпожа Вальбурга Блэк, и м-р Лестрейнж, я стал вхож в магические круги Франции и постепенно вернул себе прежний доход. Мы с Гектором ни в чём не нуждались. Весть о том, что лорд Волдеморт, в попытке убить ребёнка Поттеров, сам погиб, не показалась мне правдой. Я не мог поверить, что столь могучий и опытный злодей мог пасть от собственного проклятия, срикошетившего от невинного ребёнка. Вероятно, на ребёнке был надет некий амулет. Возможно даже, это был опал в простой металлической оправе... Однажды нас навестил Альбус Дамблдор. Изрядно постаревший и поседевший, из мужчины, полного сил, он превратился в старика. Впрочем, я не видел его около пятнадцати лет. Он показал мне кольцо, принадлежавшее лорду Волдеморту. Камень в нём напоминал чёрный турмалин или морион, но не был ни тем и ни другим. Оказалось, что это тот самый воскрешающий камень. Мои пальцы заледенели, пока я держал кольцо в руках. Более мощного артефакта я не встречал. В небольшом предмете сосредоточилось огромное количество магии по шкале Слизерина. Мы, артефакторы, измеряем количество магии по шкале Салазара Слизерина. Замахами. Для нас нет «много магии» и «мало магии», всё должно быть точно. Например, в простой волшебной палочке — всего один замах по шкале Слизерина. То есть, если винтовку времён первой мировой по уровню убойной силы можно было приравнять к простой волшебной палочке, то в кольце Марволо Риддла таился настоящий ядерный взрыв. Двадцать килозамахов. И с этой магией ничего нельзя было поделать. Я очень хотел помочь Дамблдору, но не мог. Единственное, что я смог сделать, так это вынуть камень из кольца. Дамблдор умер через год. Но не от проклятого кольца. Его убил Северус Снейп, один из деканов Хогвартса. Я сразу подумал, что здесь что-то не так. Как такой проницательный человек, как Дамблдор, мог пригреть на груди подобную змею? Я помню, что в тот день даже не смог работать, лицо старого директора так и стояло перед моими глазами. Новости из Британии доходили до нас самые противоречивые. Половине из них верить не стоило. Когда был убит министр Магии Руфус Скримджер, в кругах магической эмиграции говорили, что новым министром станет Люциус Малфой, если не правая, то наверняка левая рука Волдеморта. Но, видно, потомственный аристократ отказался от столь сомнительной чести. А когда Гарри Поттер, этот "мальчик, который выжил", победил-таки лорда Волдеморта в магическом поединке, я был так счастлив, словно ко мне вернулась молодость. * Милая Алиса, побуждая меня написать о моей жизни, ты, конечно же, втайне надеялась, что я раскрою тебе историю моего знакомства с мистером Гарри Поттером. Я вернулся в Британию не сразу после падения Волдеморта, а лишь спустя полгода. Мой друг и наставник Гектор Дэгворт-Грейнджер был болен, и не вынес бы дороги. Лишь когда он успокоился на моих руках и состоялись похороны, я смог вернуться в родную Британию. Зять моего компаньона был убит во время магической войны, а его вдова находилась в самом растерянном состоянии. Внуки моего друга и благодетеля голодали. Никто из них не возражал против того, что я стал жить под одной кровлей с ними, делясь заработанными галеонами. В один не слишком приятный день на пороге моей мастерской возник Северус Снейп. Высокий, бледный, худой и хмурый — истинный дьявол по своему обличию. Я бы, наверное, испугался его внезапному появлению, если бы в последнее время в «Ежедневном пророке» не описывался во всех подробностях громкий процесс по его делу. И в связи с этим наш Герой, Гарри Поттер, давал многочисленные интервью, из которых следовало, что Северус Снейп был Упивающимся Смертью и убийцей Дамблдора поневоле, на самом деле являясь шпионом ордена Феникса. Сохраняя на лице холодное и мрачное выражение, этот человек заказал у меня медальон-амулет, защищающий от любовных чар. Как будто кто-то мог позариться на эти узкие бледные губы и взгляд маньяка! — Самый мощный амулет, какой только можно представить. Как можно быстрее! — приказным тоном произнес он. — Хорошо, сэр. Амулет будет готов через два дня. Приходите за ним в четверг после обеда. Напоследок он одарил меня пронзительным взглядом чёрных глаз. Словно просветил насквозь, как рентген. Поскольку Северус Снейп не уточнил, как именно должен работать амулет и каким образом он должен отпугивать потенциальных возлюбленных бывшего шпиона, я сам выбрал способ. Для амулета я взял целестин, неприметный прозрачный камешек, похожий на кусок сине-зелёного льда. Этот камень подходил мистеру Снейпу по гороскопу и по назначению. С этим минералом было достаточно легко договориться, он смышлён и изобретателен. Итак, камень, похожий на лёд, обдавал неприятным холодком недоброго предчувствия любого, кто приближался к обладателю амулета ближе, чем на три метра, амулет проникал в сознание каждого собеседника Северуса Снейпа и навязчиво твердил, что Снейп — эгоистичный, жадный и коварный человек, к тому же развратный до чрезвычайности. В общем, полюбить такого мог бы только идиот. К тому же амулет визуально старил своего обладателя на двадцать лет. Так оберег работал на будущее: чтобы никто даже и не рассчитывал на любовь знаменитого зельевара. А для тех, кто уже пал жертвой его ледяного обаяния, была другая ловушка: металлическая оправа камня начинала нагреваться, как только чувствовала действие любовных чар, если ими были напитаны еда, питьё, или чары эти содержались в иных предметах или заклинаниях. Предупредив, оправа разрушала все сердечные чары, буквально сжигала их как старое тряпьё. Щит от любовных чар имел вид кулона с цепочкой, и его следовало носить на груди, ближе к сердцу. Мистер Снейп заплатил за амулет сто галеонов, и, судя по улыбке, мелькнувшей на его лице, остался доволен. А, на мой взгляд, так он просто выбросил деньги на ветер. Через неделю в мою мастерскую постучался человек, для которого я был готов работать бесплатно — Гарри Поттер. Красивый юноша с необыкновенными зелёными глазами, тихий и печальный, как последний день лета. Даже не надевая очков, я увидел, что он влюблён и влюблён безответно. Заикаясь и краснея, наш Герой попросил изготовить ему браслет или перстень, который делал бы его неотразимым для одного человека. — Просто для одного? Или для кого-то конкретного? — спросил я. — Для конкретного, — ещё сильнее покраснел наш Герой. — Чтобы сделать такой амулет, нужна частица этого человека — волос, ресничка или обрезок ногтя, на крайний случай. — А капля крови, правда, она уже высохшая, подойдёт? — Подойдёт. Гарри Поттер полез в карман и вытащил оттуда целлофановый пакет с лоскутом ткани, пропитанным засохшей кровью. Там была не капля крови. Судя по тому, как кровь пропитала ткань, она лилась ручьём. Гадая, кто бы мог сопротивляться любви столь отважного и милого молодого человека, я изготовил один из самых мощных любовных амулетов: между двух четырехгранных остроконечных рубиновых пирамидок, соединённых основаниями, я поместил пропитанный кровью кусочек ткани и закрыл место соединения золотым ободком. Ободок крепился к кольцу, но не жёстко, рубины можно было вращать. Вершину одной пирамидки надо было наставить на себя, а вершину другой на объект своего влечения. Амулет должен был буквально «примагнитить» строптивую возлюбленную Гарри Поттера. Кровь звала кровь, а рубин полыхал такой страстью, обещал такую негу и сладость, что мог бы растопить Гренландию. Гарри Поттер должен был уже на следующий день стать желанным и любимым. Я был уверен в успехе. Я оценил свою работу в один галеон, хотя Гарри Поттер пытался мне всучить чек на тысячу. Буквально на следующий день дверь моей мастерской чуть не слетела с петель, когда туда ворвался разъярённый Северус Снейп. — Ваш амулет дрянная и опасная подделка! — крикнул он и швырнул на стол кулон с цепочкой. Вернее, то, что от них осталось. Камень треснул, словно его пару раз приложили маггловской кувалдой, а оправа расплавилась и потеряла всякую форму. Бедный мой целестин, он погиб глупой и ужасной смертью! Я взглянул на грудь зельевара, прикрытую несколькими слоями одежды. — Ожог я уже залечил! — предугадал он мой вопрос. — Знаете, по-моему, она вас действительно очень сильно любит! А если она некрасива или намного старше вас, может, вам стоит поговорить с ней по-хорошему? Образумить её? Предложить свою дружбу? — Это не женщина! И я не собираюсь с ним об этом говорить! При таком обороте дел зельевара можно было понять. Хотя если речь идёт об истинной любви, стоит ли так уж заострять внимание на половой принадлежности возлюбленного? На месте зельевара, с его подмоченной репутацией и однозначно своеобразной внешностью, я не был бы столь привередлив. — Он так омерзителен вам и сам этого не понимает? — Это. Не ваше. Дело. — Я родился в семье магглов и ещё помню, что не все проблемы можно решить при помощи магии. Хотите, я буду посредником и сам поговорю с этим несчастным человеком? Снейп презрительно хмыкнул, как второкурсник, совершенно забыв о своих дьявольских манерах. — Это ни к чему не приведёт. Он упрям и глуп. Да что там говорить... — мне показалось, что мужчина вздохнул. А потом вдруг просверлил меня своим фирменным взглядом и поднял одну бровь: — Тем более кто-то снабдил его очень мощным приворотным амулетом. И мне теперь снятся сны... Их содержание непристойно и даже мучительно. — Выпейте зелье сна без сновидений. Зельевар снова хмыкнул. — Я бы дал вам оберег от дурных снов, взамен испорченного кулона, но боюсь, что эротические сны он вряд ли сочтёт дурными... Северус Снейп покинул мою мастерскую в состоянии глубокой задумчивости. Как только он ушёл, я отправил Гарри Поттеру сову с запиской, где просил не носить рубины некоторое время. Я не помню, сколько времени прошло с тех пор, кажется, несколько месяцев... Дело было под Рождество: Гарри Поттер снова появился в моей мастерской. Теперь его было не узнать, мальчик сиял, как только что огранённый бриллиант. Он заказал мне пару обручальных колец. Одно простое, без магии, лишь с надписью по внутренней стороне ободка «Strength & Tenderness»*, а второе со следящим эффектом, с функцией улавливания настроения супруга, а также отбивающее любовные чары, насланные на обладателя парного кольца. Я пришёл к выводу, что Гарри Поттер — очень ревнивый молодой человек, и его второй половине придётся много оправдываться. Дорогая Алиса, если ты всё же решишься вставить эту историю в свой очередной любовный роман, то хотя бы измени имена на другие, менее звучные. Твой любящий двоюродный дедушка Гаспард Шинглтон 14 июня 2054 г. Strength & Tenderness* (англ.) — Сила и Нежность.