Почти не больно

- Эй там, принесите мне вина ещё! - Кричу я. За дверью доносится цокот каблуков - горничная бросилась выполнять мой приказ. Горничная... а я-то кто? Не-ет, я не горничная. Я и не служанка. Я - рабыня. - Госпожа, - наигранно вежливо отзывается горничная, что принесла вино, - Вам следует меньше пить. Господин обеспокоен вашим состоянием. - Обеспокоен?! - Моё лицо, судя по реакции девушки, жутко перекашивается. - Его не беспокоит ничто, кроме Реи! Пошла вон! Девушке вслед летит стальной поднос, что гулко звякнул, ударяясь об пол. Я стала переливать вино из бутылки во флягу. М-да, кажется, я и вправду пьяна, потому как на пол пролила больше половины содержимого бутылки. На полу расползалась алая лужа. Словно кровь. Словно кровь, льющаяся из моей истерзанной души. - Подумать только, - говорю в пространство, откидываясь на спинку стула. - Как много человек может стерпеть. Как многое может простить. А ведь, если подумать, если бы вдруг Даньитиро пришел сейчас и извинился, я бы не задумываясь простила. Эх, старая дура... По сути, я бы простила всё ему даже за один взгляд в мою сторону. Не скучающий взгляд сквозь меня, а по-настоящему. Чтоб он посмотрел именно на меня. Об интересе я и не мечтаю. - Ариа, - о, белая горячка, что ли? Не верится, что он сам пришел ко мне. - Ариа, что любят девушки? Чего? Даньитиро пришел со мной об этом поговорить? Впрочем, я не настолько пьяна, чтобы не понять: - Если ты хочешь задобрить Реа, то смирись уже, что не выйдет. Я ожидала вспышки гнева, злобы, чего угодно, но он устало сгорбился и сел напротив меня на корточки. - Скажи, почему? Что не так? Разве я был не хорошим отцом? Я расхохоталась. Нет, ну а что тут сказать? Хороший отец относился бы к ребёнку, как к своей вещи и запирал бы его на сто замков? Хороший отец фотографировал бы свою дочь обнаженной против её желания? - Ариа, - меня спустили с небес на землю. Он такой же несчастный и расстроенный, как тогда. - Ариа, ответь. Не смейся. Я же не хотел навредить. Чем я вредил? - Если в двух словах, ты вёл себя с ней так, словно она твоя вещь. Ты запрещал ей всё. Ты не давал ей и шагу ступить без наблюдения. - Выходит, ты счастлива? Ступор. О чём говорит этот мужчина? Как это, счастлива? - Ну, тебя я не контролирую и не присваиваю. - А, ты об этом, - я задумалась. - Видишь ли, какая ирония, я тоже несчастна. Если бы ты поровну разделил внимание, что уделяешь ей на нас двоих, мы обе были бы счастливы. Мы обе хотим внимания, понимаешь? Ты нужен нам обоим. А мне, наверное, даже сильнее. - Я понял. За ней будут смотреть не два, а один человек. Я обречённо застонала. - Дантьиро, ты неисправим. Тебе пора понять, что Реа - это не та девочка-инвалид, которую ты полюбил. - Бред! - он поднялся. - Чушь. - Она не воспринимает тебя как мужчину! Только как отца! Из-за этого она и не понимает твоё поведение. - Ты предлагаешь рассказать ей о моих чувствах? - Снова маниакальный блеск в глазах. Поднялась и я, опираясь о стол, хлебнула из фляги. - Да. Рассказать ей о том, что ты так любишь её мать, что видишь в девочке только её, черт бы тебе побрал! - Она будет моей, - зло, сквозь зубы прошипел он. - Дантьиро! - Я бросилась ему на шею, путаясь в ногах, - Она никогда тебя не полюбит! Пойми ты! Никогда! Тебя, такого психа, никогда никто не полюбит! Кроме меня. Понимаешь? Мне надоело существовать только для штампа в паспорте! Надоело! Я человек, понимаешь? Человек, а не игрушка! Я не статуэтка, которую можно поставить на полку и забыть! Да даже статуэткам уделяют больше внимания - с них хотя бы пыль стирают! А на меня ты даже не смотришь! Меня с непроницаемым лицом отцепили от себя и отшвырнули прочь. Как тряпку, в которую превратилось красивое платье. Несколько секунд Дантьиро разглядывал валяющуюся на полу в одной рубашке меня, а потом, покачав головой, ушел. Да, я не Реа. Да, я не похожа на неё. Ну и катись! Зло отпиваю из фляги, надеясь потушить бушующее и клокочущее пламя боли внутри. Вот так. Так немного лучше. Мне плевать. Мне уже плевать. Мне на всё плевать. После того, как я выпила флягу до дна, стало почти не больно. Эдакая иллюзия спокойствия и какой-то мрачной радости. Но я-то знаю что мне почти не больно. Такое крохкое почти. Боль притаилась. Как змея. Притаилась и ждёт, когда кровь моей души, вино, которое я так старательно вливаю в себя, немного прекратит попадать в организм. Она даст о себе знать, эта боль. Она со мной до самой смерти. Ну а пока что мне почти не больно.