Восхитительная черная роза

Два мучительно-черных крыла Тяжело мне ложились на грудь. Иннокентий Анненский

      Только что лицо Грейсона было перед ней, и вот — нет, впереди дорога, а Песчаный Тигр ощущается только в виде груди, к которой можно прижаться, поддерживающей руки, не позволяющей свалиться со спины коня, и терпкого запаха. Мидж потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, что она потеряла сознание. Это было не очень похоже на обмороки, которые случались с ней прежде, когда отключаешься от удара по голове. На этот раз всё сперва закружилось перед глазами, поплыло, и уж только после погасло — не разом, в отличие от прошлого опыта, не как будто задувают свечу.       «Надо начать уже, наконец, есть! Это ведь от потери сил, не от страха, случилось!» Мысль о еде пробудила желудок, который сообщил, что пуст, характерным звуком. Мидж задрала голову, чтобы посмотреть в лицо поддерживающему её Грейсону. Он заметил, что девушка пришла в себя, и улыбнулся, но — вперёд, дороге. Он не сразу повернул лицо к напарнице.       — Ты в порядке?       — В полном. Это от истощения. Начну как следует питаться, и пройдёт.       — Ну-ну, — Грейсон фыркнул, — может, и сиськи заодно вернутся. Или у тебя там всегда было пусто, как у курицы?       — Спасибо за спасение, хотела тебе сказать… Но сейчас заткнись, — Мидж насупилась. Конечно, у неё в прошлом были ухажёры с глупыми шуточками, которые считали, что девушке должна быть непременно свойственна самоирония, но Серый Тигр совершенно явно не относился к такому типу парней. Он говорил то, что думал, что же касаемо спасения — они заключили договор, пусть и на словах, но Грейсон, кажется, отнёсся к его выполнению серьёзно. И это устраивало Мидж гораздо больше, чем подозрение, что он мог бы заступиться за неё из романтических соображений.       — Деньги я, кстати, подобрал. В двух днях пути отсюда есть город, я покинул его две недели назад, я знаю. Мы приедем в него совершенно обессиленные, но уже там можно будет поесть от пуза и напиться в стельку.       Мидж отрешённо кивнула. Она подумала о другом.       — Те люди… которые напали на меня… ты убил их?       Грейсон не ответил и больше не взглянул на Мидж. Они проехали в молчании ещё несколько часов, пока мужчина не остановил коня.       — Животное устало, а я отбил задницу, — деловитым тоном пробурчал Тигр, снимая девушку с седла. — У меня есть немного воды в фляге, сегодня как-нибудь протянем.       Мидж покрутила закостеневшей от однообразной неудобной позы спиной, размяла руки, потопала ногами.       — Мы можем заночевать тут. Посмотри в седельной сумке, там должно было остаться немного вяленого мяса. И у меня есть одеяло.       Грейсон недоуменно поднял сперва одну бровь, затем — обе. Мидж благодарно улыбнулась ему, снова вспомнив, что он спас её от смерти… Хоть и косвенно явился причиной, по которой она вообще подверглась такому риску.       — Будем держать вахту по очереди. Теперь, с тобой, мне будет гораздо спокойнее засыпать.       Они развели костёр, вскипятили воду, напились горячего травяного чая. В прежней жизни, подумала Мидж, между ней и мужчиной, будь он хоть сколь угодно некрасив, после опасной ситуации, закончившейся её спасением, она бы почувствовала к нему расположение. Но теперь, как ни странно, мысль о том, что её спутник, вероятней всего, убил тех картёжников, напротив, даже стёрла изрядную часть той симпатии, что девушка почувствовала к Серому Тигру в первую минуту их знакомства. Но как телохранитель он до поры до времени вполне годился — пока она нужна ему, он её не тронет. А как только они выполнят условия сделки до конца, Мидж даст дёру со всей возможной скоростью. С благословения Высшей Айне, тогда у неё, быть может, достанет сил действительно сделать это быстро.       — Кто первым будет в дозоре? Неплохо бы отгонять койотов, я много навидалась за время путешествия… — отрешённо произнесла девушка, не до конца вынырнув из холодных напряжённых мыслей.       Грейсон молчал, глядя в огонь. Мидж запнулась на полуслове, поняв, что он её, судя по всему, даже не слышит, хлопнула себя руками по коленям сложенных «калачиком» ног. И тут мужчина оторвал взгляд от костра и буквально пронзил спутницу блеском зрачков.       — Скажи мне вот что… Почему ты носишь эту маску? Ведь не только потому, что ты экзорцист?       Мидж опустила руку на пояс, где покоилась привязанная птичья маска, огладила отполированную поверхность.       — Я же цунцу. Никакой загадки нет.       — Хм. Я не так много знаю о цунцу.       Мидж от неловкости пожала плечами. Озверевший убийца из её размышлений плохо вязался с тем расслабленным здоровяком, хлопающим на голых плечах комаров, что сейчас сидел по другую сторону костра. Девушка заодно отметила, что Грейсон перестал называть её «крошка», как в первый день знакомства. Может быть, пережитая опасность все-таки сблизила их, хоть немного? Может быть, кое-что можно было рассказать? Во всяком случае, очень хотелось — Мидж долгие месяцы блуждала одна, не имея возможности поговорить с кем-нибудь по душам.       — Цунцу, как и линормы, создания первой эпохи творения. Говорят, Высшая Айне создала их одновременно со своими детьми, когда населяла крону Святого Древа, хоть все твари земные — дети Её. Как правило, цунцу живут уединенно и скрещиваются между собой, но порой… Ты знаешь. Мужчины-цунцу влетают в окна женщин, соблазняют их, а потом от этих связей рождаются дети. Бедных матерей порицают как блудниц — ровно так же, как если бы отцом ребенка был простой человек. Но ведь цунцу… Им, ты знаешь, не так-то легко воспротивиться.       — О да, — Грейсон раздумчиво ухмыльнулся, — я видел твою силу. И если это только при четверти крови…       — Нет, я имела в виду не это. Цунцу нет смысла принуждать девиц или вдов — они пригожи, каждая женщина сама с радостью раскрывает им объятия. А даже если и нет, некоторые знают, как быстро очаровать даму.       Мидж замолчала, задумавшись о чём-то своем, взгляд её затуманился, зрачки дрогнули, словно взволнованная камнем гладь пруда. Разговор ненадолго прервался, но Грейсону не хотелось спать, он предпочел бы послушать что-нибудь ещё.       — И это, значит, твоя история? Дед-насильник?       — Нет, — Мидж сказала это медленно, с трудом выплывая из каких-то своих воспоминаний, — у меня была в роду бабка-цунцу. Тоже, знаешь ли, типичная история, совершенно не выбивающаяся из общей канвы. Она с сёстрами купалась в озере, и отец украл её кулон. Без него бабушка не могла вернуться — ворота царства для неё просто бы не открылись. И так, обманом, он вынудил её выйти за него замуж. Бабушка до сих пор говорит, что это не так, что она влюбилась в деда и пошла под венец добровольно, но я неохотно верю. Пытаюсь поставить себя на её место… Знаешь, она до сих пор необыкновенно красива. И выглядит даже моложе моей матери. Но мне от неё ничего не передалось в этом плане.       — Хм, в легендах у цунцу крадут перья, а не кулон.       Мидж покачала головой.       — Нельзя украсть часть того, что является твоей природой. Но закабалить — можно, — девушка встала, — всё, больше ни о чём говорить не хочу. Уж прости меня… я пойду спать.       Грейсон достал из рюкзака арбалет, вложил короткий болт и сел спиной к костру и Мидж, наблюдая за тёмным горизонтом. Напарница дала ему пищу для размышлений. Нечасто дамы в первую же ночь, что они проводили вместе, заставляли Тигра о чём-то задуматься: перекатывая мысленно этот каламбур, Грейсон улыбнулся.       Следующий день путникам пришлось провести в сёдлах, без еды и пищи. Но оба уже достаточно долго путешествовали, чтобы без труда смириться с таким положением вещей: мысль о скором отдыхе в городе подстёгивала обоих, и даже уставший Ясень охотно нёс и тяжелого Грейсона, и Мидж, и седельную сумку. Наконец, они прибыли. Грейсон уже бывал в этом городе и почувствовал в груди тепло, будто вернулся домой, только слабее, чем будь оно так взаправду. Мидж бросила на него всего один взгляд, и его ощущения отчасти передались ей: чувство, словно щека прильнула к родной груди.       Под аркой ворот с названием города лежала мёртвая птица. Дурной знак, подумала Мидж. Она обычно не обращала внимания на падаль — подумаешь, необычность! Но мёртвые птицы, её отдалённые родственники, всегда казались ей недобрым предзнаменованием. Тем более, что порой она месяцами не встречала на дороге передавленных колёсами или окровавленных пернатых тушек, и тогда все действительно долго шло как по маслу.       Девушка въехала в ворота верхом, а Грейсон шёл рядом, ведя Ясеня за узду. Путники остановились в хорошей гостинице: кровати были почти без клопов, а горничные могли нагревать ванну каждый вечер. Но в первый день прибытия Мидж и Грейсон не пожелали излишеств, они заказали ужин побогаче и накинулись на еду. Добрых полчаса оба просто поглощали пищу, молча, не глядя друг на друга, облизывая пальцы, не стесняясь причмокивать и вылизывать тарелки. Только когда животам стало тесно в одежде, они откинулись на спинки стульев и посмотрели друг на друга поверх гор объедков.       — Надо поделить деньги поровну, — сказала Мидж, не надеясь, что Грейсон согласится. И он действительно не принял её точку зрения.       — Нет, тебе полагается всё, за вычетом того, что я возьму на новые сапоги. И коня.       — Но ты спас мне жизнь. — Мидж сказала это гораздо более спокойно, чем собиралась, будто неискренне. Но на самом деле её просто уже сморило от тёплой пищи. Грейсон и сам, казалось, начал засыпать прямо за столом: он отвёл глаза, прищурился и не ответил девушке. Не сговариваясь, они поднялись наверх, в комнату, шатаясь, будто пьяные, хоть не взяли в рот ни капли спиртного. Хорошая еда расслабила их ещё сильней, чем это мог бы сделать алкоголь.       Мидж рухнула на кровать, с восхищением зарываясь носом в настоящую подушку, набитую даже не перьями — пухом! Она даже мурлыкнула от удовольствия.       Пружины кровати скрипнули рядом: это лёг Грейсон.       — Деньги твои, пигалица, — сказал он, подложив руку под голову, а вторую подушку толкнув поближе к Мидж, — у нас уговор услуги за услуги, золотыми ты от меня не отделаешься.       Раньше от хорошей пищи Мидж захотелось бы пофлиртовать — сытость её организм словно путал с опьянением, но теперь она просто уснула, едва смежив веки.       Грейсон какое-то время лежал рядом, слушая её ровное дыхание, затем встал и отправился на конюшню — досыпать ночь.       Целую неделю они не выходили из гостиницы, посвятив всё время еде, питью и сну. Мидж ещё и принимала ванну — каждый вечер, пока у неё, наконец, не начались месячные. Это значило, что организм восстанавливается. Это было хорошо. Говорят, за морем, в королевстве Эльзил, где поклоняются Высшему по имени Уризен, а о Сотворительнице Всего Высшей Айне и не знают, также возносят молитвы некоей Деве Хервор. Говорят, она была настолько чиста, что, в отличие от смертных женщин, не имела крови ни единого месяца за всю свою жизнь, пока не вознеслась на небо — даже не на крону Древа.       «Впрочем, в Эльзиле все странные, — Мидж не видела в менструации ничего нечистого, напротив, это был знак высшего благословения женщине, способной рождать новую жизнь, и знак её постоянного обновления, — вот у Высшей Айне совершенно точно есть месячные. Все мы дочери её, подобные ей, а уж цунцу — особенно.»       Впрочем, как и в Эльзиле, в Бралентии, откуда Мидж была родом, экзорцистки не проводили ритуалов в свои особенные дни — но не потому, что считались нечистыми, а оттого, что посвящали эти дни молитве и единению с природой. Мидж же достигала гармонии как могла в вынужденных стеснённых условиях: между сном и едой высовывалась из окна, пытаясь различить среди смрада улиц благоухания хоть каких-нибудь растений. Впрочем, на девятый день в городе Мидж почувствовала, что достаточно окрепла для того, чтобы отправиться, наконец, в ближайшее святилище. Нужды молиться девушка не испытывала, но юность в монастыре научила её быть почтительной к Высшей, к тому же, ей требовалось ритуальное одеяние экзорциста — раньше она любила привлекать к себе внимание своим уникальным даром, превосходящим по силе способности многих других, если не сказать — всех. Но, судя по неприятному инциденту две недели назад, Мидж была слишком беспечна. Всё равно, немногие платили больше за показуху — значение имел только результат. Да и потом, порой Мидж изгоняла демонов бесплатно, словно состояла в ордене… Хоть на самом деле не имела ни малейшего отношения к жрецам-экзорцистам. Но такова была цена её сверхмощных сил: невозможность отказать нуждающемуся. Это была половина причины, по которой девушка слонялась по свету. Сам дар гнал её из поселения в поселение, по всему королевству и за его пределы.       Святилище находилось почти на окраине города. Неподалёку шелестел листвой лес — зелёная волна со временем отхлынула от стены домов, но прежде, несомненно, святилище стояло в окружении деревьев. Огромное белокаменное здание с отверстием в кровле, сквозь которое ввысь взмывал символ этого мира, святого древа — могучий дуб. Мидж улыбнулась, представляя, как войдёт внутрь и прикоснётся к многомудрой коре. Говорят, за океаном, в Эльзиле, поклоняются изображениям на деревянных табличках — как можно? Вот уж никак не понять этого обычая, в котором мёртвая, покрытая лаком и краской, плоть символа мира ставится выше живой.       В святилище вело две двери — мужская и женская. Это делалось для того, чтобы женские желания, символизируемые завязываемыми на ветвях древа лентами, не смешивались с мужскими. Мидж в последние годы входила только в мужскую дверь. Она имела теперь только мужские желания, хотя лент не повязывала вовсе — только однажды она сделала это. Древо и Высшие вняли её просьбе… Но Мидж не знала, о чём умоляет. Пока не стало слишком поздно.       Однако сейчас она даже не вспомнила о прошлом, ступив на белые мраморные плиты под прохладные своды святилища. В середине помещения пол был разобран — по мере разрастания древа плиты убирали. Именно туда, к средоточию силы, Мидж и двинулась. Она не сняла капюшона с головы, а перед входом надела маску. Не оттого, что боялась быть узнанной (казалось, в святилище, кроме неё, никого и нет), но потому, что её маска была не просто подарком человека, о котором она поклялась помнить всю жизнь, не просто воззванием к частичке крови цунцу в её венах, но ещё и символом экзорцистов — если врачи носили клювастые деревянные футляры для лиц, то врачеватели душ оставили только символ, сделав свои маски изящным украшением. И опознавательным знаком тоже. Мидж почтительно приложила ко лбу два скрещенных пальца — знак Древа — и двинулась к дубу. Она буквально чувствовала исходящую благодать… Пока её не обрубила сталь клинка, преградившего ей путь. От испуга Мидж смогла только вздохнуть — но даже не крикнуть. На неё угрожающе надвигалась фигура в таком же, как у неё, чёрном плаще с капюшоном. Девушка подняла руки, показывая, что они пусты и не тянутся к оружию, и отступила на пару шагов — некто в плаще плавно двинулся за ней. Острие клинка было все так же метко нацелено в сумрак под капюшоном, на горло Мидж.       — Не убежишь, — рыкнул незнакомец. Впрочем, его голос… Его Мидж уже однажды, кажется, слышала. Или нет?       Догадка вертелась у неё в голове, но раньше, чем девушка успела сообразить с полной отчётливостью, что же именно она узнаёт, Мидж запнулась о неровность мраморных плит и упала навзничь. Плащ распахнулся.       — Девица? Впрочем, конечно, как я мог жестоко обознаться, — несмотря на смысл слов, голос незнакомца в плаще звучал ровно, ничуть не удивлённо. Он вложил меч в ножны, но, вопреки ожиданиям тяжело дышащей от пережитого испуга Мидж, не ушёл, а нагнулся и схватил её за ворот. — Однако, такая маска существует только в одном экземпляре. Не могу себе представить, где ты взяла её, подружка, и сейчас ты мне это скажешь!       Теперь же голос горячел — от слова к слову всё больше и больше, пока последнее не обожгло. Мужчина встряхнул Мидж, и она пискнула, чувствуя, как душит её ворот рубашки. Быть может, она и открыла бы враждебно настроенному незнакомцу, откуда у неё маска, но в горло не проникал воздух, девушка могла только хрипеть. Но распрощаться с жизнью ей помешал вошедший в святилище жрец.       — Опомнись, нечестивец! — закричал он, перепуганный больше Мидж. — Как ты можешь! В благословенном месте!       Мужчина в плаще разжал руку (Мидж хлопнулась на жёсткий пол, больно ушибив спину) и молнией ринулся к проходу. Священник и кашляющая девушка слышали, как незнакомец свистнул коня…