Выродок

Сириус спускается по какой-то странно другой лестнице, гордо держа спину. Ему десять, он полноценный член чистокровного общества. Он проходит по ступенькам легко, звука от соприкосновения пола и подошвы кожаных туфель мальчика практически не уловить. Сириус знает, что сейчас он войдет в столовую, где домашний эльф уже накрыл на стол, за которым собралась его семья. Он пожелает доброго утра и приятного аппетита, а затем приступит к трапезе. Каждое его движение предусмотрено по каким-то правилам, этикету или еще чему-то. Он Блэк, он должен. И сейчас, именно в тот момент, когда Сириус проходит по темному, не привлекательному коридору это все бесит более, чем когда-либо раньше. Глубоко вздохнув, Сириус вскидывает подбородок вверх и заходит в столовую. Как ни странно, мать не одета в темно-зеленые одежды, не накрашена и даже не сидит за столом в ожидании завтрака, а сама крутится возле плиты. Да и вообще, кухня, на которую Сириус попал, не многим похожа на ту, где обычно проходили приемы пищи Блэков. Мать одета в темно-серый халатик, длиной ниже колен с пояском, волосы небрежно собраны на затылке. Раньше такого никогда не замечалось. Мадам Блэк всегда была удивительно красива и собрана, вне зависимости от времени года, суток или дня недели. Но и сейчас ее красота осталась с ней, но она преобразилась, и новая женщина лишь отдаленно напоминала ту, что была прежде. Ее красота стала более домашней, менее вызывающей и бросающейся в глаза. Отец не сидит за столом, уткнувшись в газету, а о чем-то тихо переговаривается с матерью с задумчивой улыбкой на лице. Он одет в огромную домашнюю футболку и длинные штаны с разноцветными пальмами. На руке отца вместо огромного фамильного обручального кольца блестит тонкий золотой перстень. Он постукивает пальцами по столу и переводит взгляд на младшего сына, который играет в машинки почти под столом. Рег с растрепанными волосами и в футболке, покрытой какими-то бытовыми пятнышками. Он с воплями катает машинки и по-разному их выстраивает. Раньше он назвал это занятие каким-нибудь мерзким словечком, а сейчас отдается ему со всей страстью. - Сириус? – ласково окликает его мама. Сириус открывает рот и оторопело пялится на нее. Никогда за все его неполных одиннадцать лет мать не говорила с ним таким тоном. Она и вовсе была немногословна, но когда и говорила, чаще всего это был упрек, приказ или сухое, не содержащее никаких эмоций повествование. Что-то здесь определенно не так. - Сириус! Сириус! Представляешь, сегодня мы в парк пойдем!! Нам родители давно обещали! – вопит его брат, голос которого Сириус практически забыл, ибо мать постоянно напоминала, что молчание – золото, а Регулус старался быть примерным сыном. - Да ладно? – хрипло отзывается Сириус. Он как-то не припоминает, что родители ему что-то обещали помимо пинков и других наказаний. - Ну ты чего… - Регулус расстраивается. - Сынок, что-то случилось? – участливо интересуется папа. Сириус потихоньку перестает удивляться и начинает наслаждаться ситуацией. Так как он абсолютно уверен в том, что это не шутка, ведь скорее случится что-нибудь из разряда парада планет, нежели хоть один истинный Блэк, не выжженный из семейного древа, скажет что-то, хоть отдаленно напоминающее шутку. Поэтому вариантов не оставалось – это действительно реально! А все то, что было раньше, все ему приснилось! Мать никогда не говорила ему страшных вещей, ведь она любит его! - Нет, пап, все нормально, - Сириус действительно улыбается. - Ладно, мальчики мои, садитесь кушать, я нам приготовила тостов. Рег, ты с джемом будешь? – мама гладит сына по головке, пытаясь пригладить непослушные волосы. - Да, мамочка, - мальчик вскакивает и мчится к столу, по пути сшибая большую вазу, очевидно, подаренную кем-то из родственников. Сириус стискивает зубы – раньше за такое бы влетело, но сейчас мама палочкой подхватывает стремительно летящую к полу вазу и тихонько восклицает голосом, переполненным любви: - Ох, горе мое луковое… Пока Сириус медленно идет к столу, отстраненно уставившись в пол, он задумывается о том, что вся эта домашняя атмосфера уюта и тепла, - это то, чего ему не хватало на протяжении всего детства, то, о чем он мечтал перед тем, как уснуть. Завтрак проходит в громких разговорах ни о чем, сопровождающихся вспышками смеха над папиными шутками, потрясающие мамины тосты хрустят во рту, густо смазанные сладким малиновым джемом. Ароматный чай с мятой дымится в больших кружках с бегемотами. Мама продолжает называть их «своими мальчиками», что как будто бы лечит все те раны, которые она этим же языком причинила ему раньше. - Ну что, пойдем уже, что ли? – улыбается мама. – Так, папа идет переодеваться! Я твою рубашку повесила на вешалку. Регулус идет чистить зубки! А Сириус идет в душ! А мама идет мыть посуду. Тон, которым мама говорила, что делать, отличается от того, каким она говорила раньше, поэтому Сириус даже не задумывается о том, чтобы не послушаться. Папа наклоняется и на секунду прикасается к губам жены своими губами. Всего лишь на секунду, но Сириусу становится теплее на душе от того, что они с Регулусом – порождения любви, а не поиск какой-либо выгоды или уважения в обществе. За всеми этими незначительными делами, когда все по очереди умываются, переодеваются и собирают свои вещи, проходит какое-то время, и вся семья в итоге собирается в прихожей, обставленной по-другому, нежели в его снах. Во всем, что здесь есть, чувствуется любовь – фотографии движутся в рамках: вот они с Регулусом на лошадях, вот всей семьей где-то на пляже с белым песком, вот на фоне старинного замка, в котором, вероятно, жили средневековые рыцари, вот рядом с огромным водопадом с голубой водой. На полочке рядом с зеркальцем стоят какие-то вещички, типа стаканчика с расческами, какого-то крема, лежат шарфики, перчатки и шапки. Стоит небольшая вазочка с бумажными цветочками, которые, очевидно, подарили матери ее сыновья. Пока они всей компанией идут по широкой людной улице, папа рассказывает какие-то истории, которые происходили с ним, когда он был маленьким, а мама вставляет какие-то ехидные комментарии. Например, о том, что он не был таким уж умным или красивым, как говорит, и папа в ответ широко улыбается, словно добавляет что-то еще, но уже мысленно, чтобы дети не слышали. И мама тоже улыбается в ответ – она поняла. На протяжении всей прогулки они держатся за руки, будто им по семнадцать лет, но Сириус лишь улыбается, когда его взгляд снова натыкается на сцепленные кисти. Регулус бегает впереди, изображая из себя самолет, и дурачится. Вот оно, оказывается, каково это – иметь настоящую семью. Как только они заходят в главный вход черед широкие ворота в парк, Регулус просит у родителей сахарную вату, и отец, как-то отстраненно улыбнувшись, отправляется к ларьку, где покупает две огромных воздушных ваты ярко-розового цвета, вручает одну Регу, а вторую - Сириусу. - С тебя галеон, дорогой, - приторно сладко воркует мама. - Неправда, он попросил не сразу же! – возмущается ее муж. - Очень даже сразу, просто признай, что я знаю наших детей лучше, чем ты! – Вальбурга кокетливо поднимает глаза и с улыбкой смотрит мужу в глаза. - Если бы я знал их лучше, это было бы странно, - Орион подкидывает монетку, которую только что выудил из кармана брюк, и Вальбурга ловко ловит ее. Они гуляют очень долго – позволяет погода. Яркое летнее солнце во всю светит с неба, разбрызгивая лучи счастья. После сахарной ваты мальчикам покупают по кислородному коктейлю, и они с видами первооткрывателей пробуют эту неизведанную вкуснятину и в итоге находят ее весьма вкусной. Вдруг на горизонте начинает маячить какое-то скопище народа, Орион щурится и видит огромный фонтан, воды в котором по пояс. И люди воспользовались тем, что никаких охранников нет – с громкими воплями брызгаются и хохочут. Папа подхватывает одного ребенка под одну подмышку, другого – под другую и быстро мчится на длинных ногах к фонтану. - А разве можно? – кричит вслед Вальбурга. - А разве нельзя? – отзывается Орион и перепрыгивает бортик фонтана. С огромными брызгами он падает в теплую прозрачную воду, и парни начинают барахтаться в попытке вылезти из цепких рук отца. Они втроем выныривают и громко смеются. Вальбурга стоит на тротуаре и держит в руках ведерко с поп-корном, которое купила у полной волшебницы с торговой точкой. - Идите уже сюда, - кричит она и манит их ведерком. Мальчики вылезают из фонтана, встряхивая головами, как собаки, и окатывая друг друга еще больше. Со звонким смехом они подбегают к Вальбурге и начинают кушать кукурузу, которой не остается почти через минуту. - Знаете, что я только что видела? – с хитрой улыбкой начинает женщина. – Аттракцион. Там, где на машинках катаются. - Папочка, мамочка, можно, мы пойдем, покатаемся? – в два голоса начинают просить сыновья. - Ну конечно, можно, отчего же нельзя? – Орион улыбается и дает детям денег, чтобы они сходили купили билеты. В жаркой битве машинок, сгрудившихся в одну кучу, звонком хохоте, счастливых улыбках и соблазнительном звуке открывающейся газировки проходит остаток дня. Все вчетвером они довольны сегодняшним днем – давно не удавалось так выбираться. Напоследок они кушают по ароматнейшему пончику, щедро посыпанному сахарной пудрой, и наконец отправляются домой. Никому не хочется, чтобы такой день заканчивался, но ничто же не длится вечно. Вечером, уже когда все умылись, приняли душ и расправили постели, Блэки собираются в постели родителей и все вместе смотрят длинный мультик. Папа постоянно вставляет какие-то ехидные комментарии, и все снова смеются. Регулус начинает засыпать на глазах, когда мультик заканчивается, и родители направляются пожелать детям спокойной ночи. Папа сначала заходит в комнату Регулуса, а мама - в комнату Сириуса – по традиции. Потом, когда они станут меняться комнатами, они дадут друг другу пять при встрече в коридоре. И наконец вместе пойдут в свою спальню, где еще немножечко поговорят обо всем, о чем говорят супруги в счастливом браке и, крепко прижавшись друг к другу, они уснут. Но сегодня Сириус очень хотел спросить маму о том, что так сильно волновало его весь день. Она тихонько зашла, поправила его одеяло на широкой кровати. Подняла упавшие с тумбочки безделушки и присела на краешек матраса. - Что такое, мой хороший? – спросила она. - Мам, можешь мне кое-что пообещать? – нерешительно начал Сириус. - Что угодно, дорогой, - она улыбается, около ее глаз скапливаются крохотные морщинки. - Давай, что бы я ни сделал, когда бы это ни случилось, говори мне все, что хочешь, ругайся, бей меня, делай, что считаешь нужным, когда мы будем ссориться, но, пожалуйста-пожалуйста, не называй меня никогда выродком, - его голос срывается, и он грустными глазами смотрит в серьезные глаза матери. Почему-то она не говорит, что все это глупости, что они никогда не будут ругаться, или что-нибудь в этом духе. Наверное, понимает, что это исключительно важно для ее сына. По неизвестной и ему самому причине это слово причиняет ему больше боли, нежели любое рукоприкладство. Она не реагирует вообще никак. Ни мимикой, ни жестом, ни словом не выдает своих размышлений или озадаченности, только внимательно смотрит на сына проницательными карими глазами. -Я обещаю, - тихо говорит Вальбурга. Потом целует его в лоб, убирая некрупные кудряшки с глаз. - Спокойной ночи, сынок, - шепчет она и, выключив свет, выходит из комнаты и тихонько притворяет дверь. - Спокойной ночи, мамочка, - шепчет в ответ он. Папа осторожно целует в щеку уже сонного Сириуса и как-то коварно улыбается. Через секунду вопль врывается в тишину комнаты, освещенной еще утренним солнцем: - СИРИУС, ТЫ СНОВА ОПОЗДАЛ НА ЗАВТРАК! Разъяренная Вальбурга стоит на пороге комнаты своего отпрыска, она снова одета в свои лучшие наряды, на ее лице блестят тонны косметики, а в глазах нет и капли той любви, что была в его сне. - Спускайся вниз немедленно! Я сказала, поднимайся! Живо! Она хлопает дверью и исчезает в коридоре, в котором, очевидно, развешаны головы мертвых эльфов. Сириус встает, медленно натягивает одежду и размышляет о том, что в его жизни самым лучшим моментом был сон, всего лишь фантазия. А в реальности не были и чего-то, хоть отдаленно похожего. Сириус медленно идет по лестнице, позабыв про осанку и манеры. Ему просто плевать. Он разочарован в жизни и в людях, и вообще во всем, в чем можно разочароваться. В столовой тишина. Все сидят за столом, отец читает Ежедневный Пророк, с первой страницы которого улыбается какой-то игрок в квиддич, трясующий здоровенным кубком. Регулус сидит, уткнувшись носом в тарелку, его волосы гладко зачесаны. В нем нет и доли той жизнерадостности, что была во сне Сириуса. - Почему ты опоздал?! – возмущается абсолютно ровным голосом Вальбурга. - Потому что я проспал! – огрызается Сириус, дерзко глядя в лицо матери. - Не разговаривай со мной так! Ты мой позор! – Мать встает. На ее идеально пропорциональном лице написан гнев. – Мне противно назвать тебя своим сыном!! - Так не называй, что уж ты! – Сириус скрипит зубами. - Молчать!!! Ты – ничтожество! Выродок!