I see fire

And I see fire, hollowing souls I see fire, blood in the breeze And I hope that you'll remember me

За нами - лишь черный берег и плещет море, мерцают вдали уютные огоньки. Из сна и беседы лучше всего второе; Два года сидим мы возле великой Трои, и стены ее по-прежнему высоки. Мы знаем, что наши боги щедры лишь с теми, чей разум остер и кровь еще горяча, и незачем в темных храмах сбивать колени. У кромки воды две тонких смеются тени, сражаясь на деревянных простых мечах. Ахиллу семнадцать, он не ребенок - воин, лопаток касаются волосы цвета льна и тут же темнеют в брызгах седых прибоя. Патрокл чуть старше, каждый из них достоин свои начертать в сражениях имена, успеть бы заметить, вскинуться, обернуться... Я дома лишен, за то получив взамен уменье провидца (лучше тропы безумца). Они не вернутся, многие не вернутся, оставшись под этим солнцем, у этих стен, но эти - вдвоем, и им ничего не страшно, сидят у костра, прижавшись плечом к плечу. Пылают неярко факелы наших башен, мне двадцать семь лет, я их безнадежно старше и, может быть, потому иногда грущу. Пусть нрав у богов коварен и переменчив, всему имя есть и есть у всего цена, как бремя у тех, кто взвалит его на плечи. Меня дома ждет прекраснейшая из женщин, хотя в ее честь нигде не идет война. Сейчас на Итаке травами пахнут склоны, мне думать об этом горестно - и нельзя. Прибой отступает, тихий и усмиренный, я знаю, она ночами глядит на волны, и чувствую, как тускнеют ее глаза.