Зависимость?

Она часто груба с ней. Почти всегда. Карен уже к этому привыкла. По сути, с ней и раньше не особо нежничали, разве что Лип, но Лип - это Лип, нежный мальчик с холодными голубыми глазами, умудрившийся влюбиться в такую шлюху как она. И почему только она не ответила ему взаимностью? Почему полюбила эту... эту суку? Карен смотрит на синяки, искусно разбросанные по всему ее телу, и улыбается. Увидь кто-то, что всего за одну ночь стало с ее телом, непременно посчитал бы ее жертвой изнасилования. Она нагибается, изгибается под невообразимым углом и целует засос на своей груди. Мэнди метила свою территорию. По сути, ей не особо и хотелось трахаться с внезапно вернувшимся на каникулы Липом, но тот смотрел на нее влажными глазами побитой собаки, и на секунду ее кольнуло жалостью к нему: обе девушки к которым он испытывал определенные чувства внезапно забили на него и почему-то вдруг стали трахаться и жить вместе. Этот секс не сулил ничего хорошего ни ей, ни ему. Наверняка у него пробудил лишь глупую надежду, что может быть, когда-нибудь что-нибудь изменится. А она... Конечно же, Мэнди сразу все поняла. Привязала к кровати какой-то тряпкой и засунув в рот вместо кляпа ее же трусы грубо отымела, первым попавшимся под руку самотыком, попутно оставляя на ее теле укусы, засосы и царапины. А позже схватив за волосы, пообещала лично зашить ей дырку, если подобное повторится. Карен же могла лишь кивать головой, смаргивая текущие из глаз слезы и тянуть развязанные руки к Мэнди, больше всего на свете боясь, что она исчезнет, уйдет не захочет больше быть с ней устав от нее. Ведь Мэнди не Микки ей плевать на общественное мнение, на друзей и родных. Она не боится никого и ничего все свои проблемы решая лишь грубой силой: шантажом и заточкой которую всегда держит в кармане. Она делает лишь то, что хочется и нравится ей и если она уйдет Карен ни за что не сможет ее вернуть. Когда началась ее зависимость? Когда она впервые проснулась от того, что Мэнди нет рядом, а все случившееся было лишь сном, таким пошлым, желанным, великолепным, но в то же время совершенно нереальным? Тогда ли когда после отъезда Липа Мэнди схватила ее и, прижав лицом к вонючей захарканной стене в подворотне грубо отымела ее пальцами, на каждый невольный ее стон, со злым удовлетворением шепча ей на ухо что это все на что она годится давать первому встречному забесплатно как последняя блядь? Или когда впервые осталась у Карен, взяв ее уже на кровати, а позже заснула, перекинув через нее ногу и собственнически прижав к себе? А может когда раз за разом тащила дешевые ириски и конфеты для Шейми в рюкзаке и впервые ударила Карен наотмашь по щеке, когда она назвала сына ублюдком? Она не помнит, да и не хочет если честно. Мэнди есть в ее жизни и это великолепно. Просто однажды Шейла стала готовить завтрак на троих, Карен перестала рассовывать презики по карманам, а на столике под зеркалом в комнате Карен прочно обосновался дешевый макияж Милкович, а в шкафу целая полка вдруг оказалась выделенной под ее одежду. А вскоре и она сама возникла у нее на пороге с кривой ухмылкой на губах и неизменным потрепанным рюкзаком с наспех покиданной одеждой за плечами, а в глубине ее глаз читалась злость и застарелая горечь. Уже потом в баре Карен узнала от всезнающей Ви о том, что Милкович-старший как-то узнавший, что они трахаются орал на всю улицу и размахивал ружьем обещая, что лично отучит ее быть пиздолизкой. Мэнди же плюнув ему в лицо, и напоследок хорошенько задев понадобившейся, наконец, заточкой собрала вещи и громко хлопнула дверью. Им пришлось долго привыкать друг к другу. Иногда Карен после очередной ссоры впадала в истерику и орала, чтобы это сучка убиралась из ее дома, но стоило Мэнди в очередной раз, перекинув через плечо так и не разобранный рюкзак, ухмыляясь, направиться к двери как Карен сама, спотыкаясь на лестнице, скатывалась вниз и перехватывала ее у самого забора. Казалось, стоит Мэнди сделать только шаг за калитку и это будет концом, она больше никогда не увидит эту своенравную суку, не сможет поцеловать ее и проснуться ночью от того что ей жарко в собственнических объятиях. Ей пришлось научиться заботиться о Шейми и любить его. Однажды за завтраком, увидев, как его кормит Шейла, она отобрала у нее ложку и всунула в руку Карен. - Корми, - не терпящим возражения тоном сказала она, - Раз родила - изволь заботиться о нем. Она тебе не обязана,- услышав же ответ Карен, что она вовсе не хотела этого ребенка, до боли сжав ей руку прошипела, - А не хер было ебаться со всеми кто на глаза попадется. И в неловко отведенных глазах матери она прочитала полное согласие со всем, что только что сказала Мэнди. С этого дня ей пришлось самой купать, менять подгузники усыплять и кормить Шейми. Сколько раз она в порыве ярости из-за несмолкающего плача порывалась придушить его, сколько раз в полете останавливала руку при намерении ударить, вовремя вспомнив, что от боли он расплачется сильнее. Однако со временем она перестала видеть в нем лишь нежеланного выродка и начала относится к нему сначала как к назойливому щенку, постоянно требующему внимания и ласки, а позже со скрипом, но все же признала в нем сына. Нет, она не воспылала вдруг дикой любовью к нему, но иногда стала ловить себя на мысли, что думает, а не голоден ли Шейми или что было бы неплохо вывести его в парк подышать свежим воздухом. Мэнди была довольна, Шейла счастлива, а Карен казалось, что что-то встало на место, какой-то кусочек пазла, которого раньше не доставало, а Мэнди взяла и поставила на место. Разбила и собрала совершенно новую Карен. Ее все еще волнует не разобранный рюкзак внизу и фотка Липа в его заднем кармашке. Иногда ей кажется что Мэнди эта гребанная кошка держит его не разобранным, чтобы однажды смочь быстро и незаметно исчезнуть не оставив после себя ничего кроме несмываемых черных клякс лака и готичного макияжа на постельном белье. А иногда что Мэнди все еще не простила ей любви Липа и находится рядом с ней лишь для того чтобы отомстить и не позволить Липу быть с ней. - Что светишь тут своими прелестями? - Мэнди неслышно подходит сзади и обнимает ее за талию и с ухмылкой на губах слегка прикусывает ее за шею. В ее и глазах носятся веселые чертенята, и кажется, что это не она намеренно делала Карен больно, утверждая тем самым права на ее тело. - Спать ложусь, - Карен скидывает ее руки и тянется за ночнушкой, но останавливается под насмешливым взглядом, Мэнди любит когда они спят так, прижимаясь, друг к другу голыми телами и почти что срастаясь в некоторых местах кожей. - Так ложись чего ждешь? - Мэнди скидывает свитер и потрепанную футболку под ним поворачивается к ней спиной,- Расстегни лиф. Или ты меня ждала? Карен расстегивает ей лифчик и целует плечи с чуть поджившими царапинами. - Ложись спать,- Мэнди падает на постель и притягивает ее в свои объятия. - У тебя хорошее настроение? - Что? Ага, - она непривычно нежно целует ее в лоб и зарывается пальцами ей в волосы, - Шейми спит? - Да, давно уже, - Карен нежится в этих объятиях, ластится как довольная кошка, - Так что случилось? - Микки вдруг вспомнил, что он хоть и пассивный гомик, но все же мужик. - То есть?- Карен заинтересованно приподнимает голову. Отношения Микки и рыжего Галаггера, строго засекреченные как считает сам Милкович, на самом деле являются одной из главных горячих тем в баре у Кева и у местных сплетниц. Естественно пока Микки не слышит. Ебанутого на всю голову Милковича боятся все. - Я домой ходила, - Мэнди чуть заметно морщится,- Холодно, а вся теплая одежда там. Папаня опять орать начал о том, чтобы катилась на хуй из его дома, что все шмотки давно бомжам раздал, много всякого, в общем наговорил. И тут Микки вышел из себя. Живенько так напомнил за чей счет батя хавает, смотрит телек и греется зимой. Также подробно разъяснил, что с ним будет, если Микки разозлится и решит съехать. В общем, папаша быстренько притих, и вякать больше явно не будет: жрать и нахуяриваться пивом в баре ему еще хочется. Он сейчас чуть ли не по стеночке ходить будет, так что если хочешь, можем переехать ко мне. - Да ну на хуй,- Карен аж подскакивает на месте впрочем, Мэнди тут же укладывает ее обратно и навалившись сверху заливается громким хохотом. - Уж поверь мне, я ни за что не променяю божественную стряпню Шейлы, на то дерьмо что готовит Светлана. Да и потом если вспомнить про моего новоявленного вечно орущего племянника... Куда уж в тот дурдом нам Шейми тащить? И Йен сейчас может туда съехать. - Мэнди,- Карен нежно гладит ее по щеке и целует в губы, - Мэнди, давай... давай разберем твой рюкзак. - Чего?- та таращится на нее как на какого-то инопланетянина,- Места же в шкафу нет. Карен готова побиться головой об стенку. Вот идиотка, напридумывала тут всякого. - Я выкину половину своего хлама. И еще...- ей кажется, что момент самый подходящий разбираться так со всем и сразу,- Выкинь фотку Липа. А лучше сожги. - Фотку?- Мэнди задумчиво наматывает прядь волос на палец, а потом ухмыляется, - Хорошо, сожгу. - Завтра же и при мне. - Хорошо, хорошо. Спи уже, ритуальное сожжение проведем завтра с утра, - Мэнди наклоняется и нежно целует ее в губы, - Ты моя, только моя слышишь, - шепчет она и, не дав ей возразить или сказать что-то, снова целует ее. - А теперь спи, дура ревнивая. Моя.