Дракон-извращенка

Полное имя Келеринды заняло бы десяток строчек, если бы кто-нибудь вдруг вознамерился его написать, ибо эта незаурядная личность принадлежала к безусловно древнему и не особо почитаемому драконьему племени, следствием чего и являлась несоразмерная любовь к абсолютно непроизносимым именам, названиям и прочему бессмысленному словоблудию, именуемую не иначе как философией. Собственно говоря, эта тяга к высоким рассуждениям и была единственным их достоинством (по крайней мере гордых арандирцев, чьи мужчины были настолько суровы, что даже не брили ноги) и одновременно с этим являлась источником их драконьего шовинизма по отношению к другим существам, разумным и не очень, в частности, к людям. Конечно же, не все драконы грешили ненавистью к бескрылым букашкам, что подобно муравьям копались в земле, строили города, затевали войны и находили ещё сотню разнообразных развлечений, чтобы скоротать свой поистине недолгий век. Добрая половина драконов, объявивших себя пацифистами и вегетарианцами, подписала в 732 году не нашей эры пакт о « … Не использовании людей в качестве пищи… », однако вторая половина крылатых ящеров посчитала, что сей унизительный документ противоречит самой сущности, самой что ни на есть самобытной концепции, драконьей души. Раскольники, не желающие распрощаться с человеческой плотью на обед, объявили войну своим мирным собратьям и, потерпев поражение, скрылись в горах Спайдеса, где их жалкие остатки время от времени добивали пылкие юноши, мечтающие прославиться, особенно в этом деле прославился Рогирик Нестабильный, замечательный, хорошо воспитанный молодой арандирец, что в силу своей горячей крови берсерка, получал ментальные оргазмы, разрубая на куски чешуйчатые тела рептилий. Однако давайте вернёмся к Келеринде, представляющей собой довольно юного тонкого изящного дракона, с длинным гибким хвостом, с нежно-зелёным окрасом чешуи, сверкающей на солнце, словно снег в морозный день, и глазами, похожими на две голубые искристые льдинки. Ничего особенного, обычный дракон, скажете вы, таких много. А вот и нет. Если бы вы могли заглянуть под крепкую черепную коробку Келеринды, то бы обязательно увидели, что она является драконом-извращенкой. Да-да, она обладала необоснованной эротической тягой к еде, а именно к людям, хотя ей в детстве и говорили, что играться с пищей нехорошо. В данный момент эта особа летела в пронзительно-голубом небе, разрезая воздух своими крыльями, ловя его в них, паря на могучих восходящих потоках, изредка скрываясь в пушистых, похожих на взбитые сливки, облаках, отчего влага капельками оседала на её гладких боках и спине, увенчанной красивым гребнем. Сердце драконицы пело от радости полёта и хорошей погоды, что радовала обитателей этой части Троторена яркими солнечными лучами, поэтому Келеринда, упиваясь своей силой и ловкостью, кувыркалась в бездонной вышине, словно игривая форель в чистой воде, переворачиваясь, камнем падая вниз, а затем снова взлетая вместе с попутным ветром, правя своим хвостом, будто чувствительным штурвалом. Любой, кто имел бы возможность созерцать её полёт, непременно пришёл к заключению, что она настоящий мастер своего дела. Мир в этот день казался ей ослепительно светлым и добрым, словно старинная сказка с прекрасным концом. Наконец, ей наскучило находиться в воздухе, и великовозрастная Кели решила приземлиться прямо на прекрасном берегу озера, окруженного зелёными холмами, густо заросшими шелковистыми летними травами, такими душистыми, что от их одуряющего свежего запаха кружилась голова. Упругий дёрн примялся под её весом, когда она, деликатно сложив крылья, аккуратно опустилась на берег. Смешно помахивая хвостом, заканчивающимся узкой костяной пикой, Келеринда направилась к воде, чья блестящая зеркальная гладь слегка рябила мелкими волнами, когда ветерок касался её поверхности, но не успела её лапа коснуться прохладной воды, как откуда ни возьмись, появился рыцарь, закованный в сверкающие латы, будто конфета, завёрнутая в праздничную фольгу. Келеринду всегда смешило старание людей обезопасить свои мягкие хрупкие тела, не защищённые природной твёрдой чешуёй и костяными пластинами. Опытным взглядом Кели определила, что сей юноша принадлежит к богатому и знатному роду, так как его броня была наивысшего качества, а на полированном панцире гордо красовался фамильный герб в виде головы гордого льва с угрожающе оскаленной пастью. Голову воина защищал шлем с синим плюмажем, закрывающий его лицо, а в руке сверкал меч, наверняка острый, как бритва цирюльника. — Вот ты и попался, злобный монстр! — воскликнул он, и в голосе, приглушенном металлом, Келеринде послышалась возбуждённая радость. — Теперь ты расплатишься за свои дерзкие преступления! Ты больше не будешь красть девственниц и выжигать посевы, ибо пришёл твой конец! Драконица скептически фыркнула, в ответ на этот вульгарный неподобающий пафос, развернувшись мордой к рыцарю, так как стоять спиной к врагу было крайне опасно, и это действие оказалось отнюдь не лишним, потому что юноша решительно собрался идти в наступление. Он взмахнул мечом, намереваясь снести ей голову, чтобы потом наверняка украсить ею пиршественный зал в поместье своего отца, но Кели оказалась проворней: она ловко, для своей массы, увернулась от смертоносной стали, попутно с этим сбивая рыцаря с ног хлёстким ударом хвоста. Воин упал на землю, не выпустив оружия из рук, и тут же откатился в сторону, избегая острой пики, что метила прямо в щель между шлемом и панцирем. Он попытался было рубануть мечом наискось, желая отрубить пятую оконечность драконицы, но та придавила его своим весом, встав лапами на грудь, а её вертлявый хвост выбил клинок из его руки, так что он блеснул в солнечных лучах юркой рыбкой и плюхнулся в воду. Кели зло оскалила свою пасть, утыканную прекрасными кинжалами белых клыков, и громко зарычала в прорезь шлема рыцаря, обжигая его своим дыханием, отчего тот как-то грустно сник, перестав вырываться. — Во-первых, я не жгу посевы, зачем мне заниматься такой бесцельной ерундой? Во-вторых, я не монстр, а представитель древней расы, правившей в те времена, когда вы, люди, только-только начинали свой эволюционный путь. И в-третьих, мне не нужны девственницы, мне нужны девственники, ведь я женского пола! — подцепив длинным когтем его шлем и откинув его в сторону, она остолбенела: по траве тут же рассыпались чудесные кудри юноши, такого изумительного цвета, что сердце Келеринды пропустило несколько ударов, очарованное этим оттенком. О Великий Отец Всех Драконов Гардаар, это было чистое золото, а золото - это то, что ящеры любят больше девственниц, крови и полётов, и она не была исключением из этого старого правила. Длинные тугие локоны, переливающиеся на свету, на мгновение ослепили изумлённо вытаращенные глаза Кели, ведь она всегда питала слабость к мягкой эфемерной шевелюре людей, а волосы этого юноши были бесподобны. — Как тебя зовут? — прошептала Кели, вмиг растеряв своё раздражение. — Гавейн, — тихо ответил парень. Сердце его колотилось, как у загнанного лисой кролика, пытаясь вырваться из груди и улететь куда-нибудь подальше. Удивительно, как не прогнулся его нагрудник, видно, действительно работа настоящего мастера. — Гавейн? Какое ужасное имя! На одном из сорока наречий, что я знаю, оно рифмуется с бранными словами! Я буду звать тебя Голди, это имя тебе больше подходит. — Голди? — возмутился юноша, несмотря на свой страх. — Похоже на кличку комнатной зверюшки! А как мне следует тебя называть? — Моё имя слишком длинное для твоей несовершенной памяти, ведь ты же всё-таки человек, поэтому просто зови меня Келериндой. — с этими словами она села, обернув лапы хвостом, словно огромная кошка. — А теперь, Голди, раздевайся! Гавейн вздрогнул. Он слышал, что все драконы, перед тем как съесть свою жертву, приказывали им раздеться, ведь доспехи и одежда, являющиеся обязательным комплексом пищевых добавок для таких гигантских древних драконов, как Гоморы, совершенно не подходят для рациона обычных ящеров. Он встал с земли, на которой остался отпечаток его распластанного тела, и нерешительно переспросил: — Что-что? — Раздевайся, говорю! — Кели предвкушающее облизнулась. Давно она не встречала таких замечательных представителей людской расы. Обычно ей попадались огромные, совершенно варварские перезрелые мужики, заросшие волосами с ног до головы, от которых несло потом и лошадьми, а тут такая удача! Молоденький, мягкий, пахнущий юностью и чистотой, да ещё симпатичный на придирчивый взгляд драконицы, не все из её рода могли оценить красоту иных существ, но ей это всегда удавалось. Иногда Кели казалось, что благодаря своему чуткому обонянию она может почувствовать ауру человека, настоящую душу человека, втянув её частицы вместе с вдыхаемым воздухом. Большинство встреченных ею воинов пахли кровожадной жаждой убийства, непомерным употреблением алкоголя и тяжелым запахом блуда, а этот мальчишка… — Ты ведь девственник? — поинтересовалась Кели, по-птичьи склонив голову на бок. Её морда исказилась ухмылкой, от мысли что перед нею совсем зелёный юноша, который ещё даже не познал женской ласки. — А тебе какое до этого дело? — гладкие скулы рыцаря залил жаркий румянец, и это смущение сделало его невероятно милым. Он уже избавился от металлических пластин, скреплённых ремешками, и теперь снимал нижнюю рубаху, демонстрируя своей мучительнице безволосую белую грудь и плоский трогательный живот с вертикальной дорожкой светлых завитков, скрывающейся под ремнём его штанов. Конечно же, это противоестественно, желать это маленькое двуногое тело, покрытое мягкой кожей, а не прекрасной чешуёй, но хоть у него и не было ни когтей, ни гребня, ни даже величественных рогов, которые бесспорно являлись мерилом драконьей привлекательности, рот драконицы наполнился слюной и отнюдь не от голода. — Почему ты остановился? Продолжай! — хрипло рявкнула она, когда Гавейн напряженно замер в нежелании снимать штаны. — Снимай их, сейчас же! Вздрогнув, он подчинился с явной неохотой, стащив с себя последнюю преграду, отделяющую его от полной наготы. Парень встал в полный рост, стыдливо прикрыв поникший стерженёк руками, и опустил глаза, похожие на весёлые головки полевых васильков, вниз, не в силах вынести насмешливого взгляда Кели. Поднявшись, она подошла к нему, покружив вокруг голого рыцаря, будто львица, рассматривающая добычу, оценивая его фигуру со всех сторон. Да, он определённо был хорош, с широкими плечами, узкими бедрами и длинными крепкими ногами. Не выдержав, она высунула изо рта свой длинный язык и медленно провела им по плечу Гавейна, оставляя тягучий след вязкой слюны на его коже, отчего тот зябко поёжился и отшатнулся в сторону. Пасти у драконов луженные, покрытые шершавой твёрдой кожей, способной противостоять высоким температурам, во время выдыхания пламени, поэтому ощущения рыцари были не особо приятными, но Кели не обращала на его дискомфорт никакого внимания, так как её сердце уже затопило желание. Она снова облизнула его, на этот раз по линии позвоночника, ощущая во рту солёный вкус, что в распалённом воображении казался Кели сладким, словно вишнёвый сироп, который она однажды умудрилась попробовать в одной развесёлой компании. — Оказывается, девственники вкуснее обычных! — довольно проговорила она, в то время как её язык метался между желанием разговаривать и облизывать юношу, как леденец. Гибкий скользкий орган водил по его шее, щекам, по взволнованно вздымающейся груди, задевая болезненно напряженные плоские мужские соски, обводил кубики пресса. Юноша попытался оттолкнуть её продолговатую голову, украшенную четырьмя витыми рожками, но она снова повалила его на землю, и, придерживая одной лапой, принялась водить когтём другой по его телу, оставляя белые полосы, которые тут же зализывались. Коготь выписывал круги около ямочки его пупка, обводил контуры мышц, щекотал бока, легко касался бёдер и трогал невесомые золотые пряди, откидывая их с покрасневшего лица жертвы. — Что ты делаешь?! — изумлённо воскликнул юноша, когда наглый язык Келеринды принялся настойчиво тыкаться ему в пах. Что же это такое? Неужели какое-то новое драконье издевательство? Неужели нельзя покончить с ним быстро? — А ты сам не видишь? — не скрывая ехидства, ответила вопросом на вопрос драконица, осторожно дуя на его плоть, согревая потоком жгучего воздуха. Перевернув его на живот, она поставила Гавейна на четвереньки, действуя с величайшей осторожностью, чтобы не поранить (всё-таки ей было трудно рассчитывать свою силу), и начала свои ласки, щекоча кончиком своего органа утончённого наслаждения его шею, задевая крошечные бесцветные волоски, постепенно опускаясь к пояснице. Рыцарь издал невнятный всхлип и попытался ретироваться, отползая подальше от извращённого крылатого создания, но оно остановило его. — Куда же это ты? Что, сразу потерял свою храбрость? Ты же убить меня собирался! — гулко расхохоталась Келеринда и резко скользнула языком меж упругих ягодиц юноши, вниз к его мошонке, принялась нежно перекатывать два нежных яичка, то прижимая и потирая их, то чуточку оттягивая, пачкая вязкой слюной, чем сумела вырвать первый робкий вздох, из уст ошарашенного рыцаря. Мог ли подумать Гавейн, единственный сын графа Аридана, что окажется в таком положении? Однако наша судьба иногда подкидывает нам невиданные сюрпризы, и сейчас, лежа на холодной зелени трав, юноша чувствовал, что его сознание постепенно затуманивается неясным желанием продолжения, а пах наливается свинцовой кровью, от которой тяжелеют яйца, втягиваясь вовнутрь живота, а член, вялый и безвольно свисающий вниз, как мягкий шланг, наполняется жизненной силой, набухая, словно губка, вбирающая в себя воду. Ещё ни разу в жизни его никто не касался в таких местах, ещё ни одна женщина не обхватывала своими пальцами его мужской стержень, а вот теперь его бесстыже трогает крылатый ящер, и, что самое странное, ему это начинает нравиться, всё жарче и жарче разгорается горнило всепоглощающей похоти, той, что заставляет девушек изменять своим мужьям, а мужчин насиловать первых попавшихся девиц, чудовищный пожар страсти, сметающий все моральные препоны в расплавленных головах любовников. Его собственные прикосновения умелой руки не доставляли такого удовольствия, ведь чужие касания ощущаются намного острее, всё его тело будто покрылось оголёнными нервами и теперь шероховатость языка Кели, что словно щёточкой тёр покрытый выпирающими жилками ствол парня, казалась ему возбуждающей и приятной. Это было противоестественно, это было против правил, но как это ни странно такие мелочи больше не заботили рыцаря. Он своевольно перевернулся на спину, ложась развратно раздвинув ноги, демонстрируя Кели свой легонько качающийся в такт его бешеного сердцебиению придаток, чья головка, похожая на розоватую сливу с тонкой перетяжкой посередине, освободилась от плена крайней плоти. Келеринду бесконечно забавляли эти маленькие половые отростки людей, они казались ей такими трогательными и смешными, в отличие от шипастых фаллосов драконьих самцов. Стараясь ничего ненароком не оторвать своему партнёру, она принялась нежить головку парня, щедро смачивая её слюной, для лучшего скольжения. Язык драконицы бабочкой порхал по влажному кончику мужского стержня, щекоча уздечку, отчего он дёргался, будто дикий мингольский жеребец, вырывающийся из рук всадника. Пожалуй, самое замечательное, что было в людях, это их удивительная чувственность, которая так волновала Кели, ведь сами драконы не показывают свои эмоции даже при соитии, а этот глупенький рыцарь был самой искренностью. Он выгибался, словно кошка, закусывая губу, чтобы заглушить рвущиеся наружу стоны, елозя пятками по изумрудной траве, напрягаясь в сладком томлении, которое с каждым движением становилось всё ярче и невыносимее, щеки его раскраснелись, а руки гладили морду Келеринды, в то время как её язык тугой лианой обвился вокруг члена. Парень яростно толкался вперёд, подаваясь бёдрами в поступательном движении, что всё быстрее и быстрее приближало его к блаженной разрядке. Весь мир померк, ушёл на второй план, во всей вселенной остался лишь он, драконица и его сладостный зуд в чреслах, что требовал немедленного оргазма. Дыхание со свистом вырывалось сквозь крепко стиснутые зубы паренька, пальцы вцепились в дёрн. Кели, изрядно возбуждённая, видом его натянутого, вибрирующей струной, тела с разметавшимися золотыми локонами, ощущала, как в недрах её могучего женского нутра, нарастает неизъяснимая нега. Она провела пикой своего хвоста по раскрывшейся от похоти щели, устланной влажным бархатом гладких стенок, дразня саму себя. Лениво двигая хвостом, раздражая чувствительные створки, отзывающиеся сладкой истомой, что распускалась в её сердцевине, подобно благоухающему цветку, она не забывала холить своего любовника, который уже был готов получить долгожданный катарсис. Ещё несколько движений и он, словно путник, долго взбирающийся на вершину крутой горы, срывается в глубокую блаженную пропасть, мощно вздрагивая всем своим существом, в ослепительной вспышке, что выжигает все его посторонние мысли и на несколько бесконечных и неуловимых секунд дарит, чистейший, как капля только что полученного экстракта, экстаз. Мышцы его окаменевают, к яйцам подкатывает невыносимо прекрасная сладкая волна, что проходя по узкому канальцу фаллоса, брызжет наружу горячей перламутровой жидкостью, что попадает на его дёргающийся живот и тяжело вздымающуюся грудь. Рыцарь мякнет, словно труп, которого покинула жизнь, опадая на траву, в паху его прелестным чувством разливается опустошённость, силы покидают его. Он лежит, смежив веки, опушённые короткими светлыми ресницами, в тонкой неге, разгорячённой плотью ощущая прохладные пальцы ветерка. Как, однако, хорошо умеют люди приспосабливаться: недавно он дрожал от страха, а теперь от него не осталось и следа. — Не время расслабляться! — Кели подвинулась вперёд, нависнув над лицом рыцаря. — Так дела не делаются, я-то без десерта осталась! К её удивлению, юноша быстро понял, что от него требуется. Одуряющий туман вожделения ещё не выветрился из его мозгов, поэтому понятия « правильно и не правильно », для него ничего не значили. Он ласково приник губами, к пульсирующим от биения крови, лепесткам драконицы и принялся водить своим небольшим языком по мягкой плоти, истекающей прозрачной смазкой, пряной и тёплой. Подушечками пальцев он обводил контур её женского естества, пробираясь ими внутрь, чтобы холить трепетные внутренности, что сильно сжимались вокруг его ладони. Он просунул её дальше прямо в жаркую тесную глубину. Келеринда издала удовлетворённое рокотание, родившиеся в глубине её груди и принялась медленно насаживаться на его вытянутую руку, что щупала упругие стенки маслянистого нутра, куда ловчее, чем драконий отросток, наслаждаясь изысканной лаской и мелко дрожа, когда рыцарь находил особо чувствительные места. Рука юноши до локтя покрылась липкими выделениями, поэтому сочное лоно Кели легко скользило по ней, словно по тонкому уду, но внезапно глаза ящер откинула голову назад, и щелкнув зубами, высекая искру, что подожгла лёгкий газ, выделяющийся в её организме вследствие биологического электролиза, выдохнула прекрасный столп багрового пламени, взвившейся в воздух метров на шесть, содрогаясь в прелестных конвульсиях, что разбередили низ её живота, сотрясая округу торжествующим рыком. Несколько минут спустя Гавейн медленно натягивал на себя рубаху. Наверное, надо было что-то сказать, но ему было неловко, ибо запоздалый стыд затопил его душу раскаянием за этот аморальный беспредел. — Келеринда… — начал он, однако не успел досказать свою мысль, ибо сильные лапы подхватили его в воздух и прижали к узкому драконьему животу, когда Кели взмыла вверх, расправляя могучие крылья. Месяц спустя. Драконица развалилась в весьма фривольной позе в золотой россыпи чеканных монет, колец, ожерелий, драгоценных камней, похожих на разноцветные ледышки, и прочих милых сердцу безделушек, что так любят коллекционировать её соплеменники. Огромный просторный зал, с гладкими шлифованными мраморными стенами был завален изысканными ювелирными изделиями, тускло сверкающими в свете фосфоресцирующих подземных деревьях, дающими приглушенный мягкий свет. Абсолютно обнаженный юноша вертелся перед большим зеркалом, в помпезной вычурной раме. На его светлой голове покоилась древняя корона, усеянная крупными изумрудами. — Пожалуй, надо бы навестить мою родню, Кели, а то они до сих пор считают меня съеденным заживо. — задумчиво протянул он, не отрываясь от своего коронованного отражения в зеркальных далях. — Это по-драконьи эгоистично, Голди, но если сможешь меня уговорить - может даже прокатишься до замка отца верхом. — подмигнула драконица, томно потягиваясь. Всем известно, что драконы крайне эгоистичные существа, которые считают людей мерзкими глупыми насекомыми, пригодными только для еды, однако в который раз Келеринда поймала себя на мысли, что всё больше и больше хочет присоединиться к своим мирным братьям пацифистам и вегетарианцам.