Люди как звери и звери как люди

Однажды я встретил на улице влюбленного нищего. На нем была старая шляпа, пальто потерлось на локтях, башмаки его протекли, а в душе сияли звезды. (Гюго) Жизнь Зейна не заладилась с самого детства. Когда мальчику было пять лет, его отец скоропостижно скончался от неизлечимой болезни, и оставил после себя большое состояние, двухэтажный дом и влиятельную фамилию. В отличие от Зейна, который долго не мог поверить, что папы больше нет, Триша Малик долго не горевала и уже на следующий день после его смерти растрачивала деньги мужа на шопинг и веселье, оставляя своего сына дома с няней, которая больно щипала или давала оплеухи, мальчику отвлекавшего её от просмотра телевизора, прося покушать или поиграть с ним. Через год Триша уже снова вышла замуж за молодого мужчину по имени Конор Хадсон и взяла его фамилию. Зейн проистерил весь день, но так и не позволил матери поменять фамилию и себе тоже, поэтому остался Зейном Маликом. Конор не любил сына своей жены и мог быть уверен, что их чувства взаимны. До двенадцати лет Зейн жил более или менее хорошо. В школе он был заурядным учеником, с несколькими приятелями и средним баллом по всем предметам. Его восточная внешность волновала всех, но к брюнету никто не лез, а только обсуждали за спиной. Дома, почти все 365 дней в году он был один. Мать и отчим разъезжали по всему миру и опустошали банковские счета его покойного отца. Когда Зейну было тринадцать отчим с матерью попали в автокатастрофу и Триша, пролежав неделю в тяжёлом состоянии, в палате интенсивной терапии, умерла. Мальчик не оплакивал свою мать и думал о ней как о женщине, которая просто родила его. Не больше. Конор же обошёлся переломом руки, сотрясением мозга и несколькими ушибами по всему телу. Он оформил опекунство над пасынком только для того, чтобы распоряжаться деньгами, которые остались у семьи Маликов. Последующие два года Зейн жил, вернее сказать не жил, а существовал. Отчим избивал его за любую провинность и малейшее непослушание. Деньги у них вскоре закончились, и пришлось продать большой особняк и купить двухкомнатную квартиру на окраине Лондона. Конор не работал и даже не пытался найти малейшую подработку, взваливая это на пятнадцатилетние плечи Зейна. Парень сразу после школы отправлялся на подработку в мясной магазин, хозяином которого был их сосед Майкл. Как только он заканчивал смену в бакалее, то нёсся домой, чтобы перекусить (если было что), но чаще всего парень сразу же спешил в депо, где выгружал товарные и грузовые выгоны. Работа грузчика отнимала у него много сил, которых и так не хватало, но каждый день он возвращался домой, засыпал и начинал весь круг заново. Влюбился Зейн, как это обычно бывает – быстро и даже не успел подумать о том, что потерять голову от своего одноклассника неправильно. Джонатан был «богатеньким сынком», но по сравнению с остальными не хвастался этим и не ставил себя выше других. Это в нём и ценил Малик. Джон часто поглядывал на Зейна, так что не произошло ничего удивительного, когда парни подружились, а после поцелуя за школой стали встречаться. Состояние влюблённости помогало Зейну на тяжёлой работе и менее болезненно переносить побои отчима. Проснувшись в один из солнечных майских деньков, брюнет был уверен, что этот день особенный, и он решил, что пора признаться Джону в любви. Бакалея в этот день была закрыта, и Джон вызвался проводить своего парня до дома. У подъезда Малик хотел излить свою душу, но другой парень наклонился и страстно поцеловал Зейна. Брюнет не услышал, как позади них открылась дверь, и голос отчима эхом раздался в голове у побледневшего парня. - Да, ты ещё и педик ко всему прочему! Быстро домой! - крикнул Конор, а Зейн повернувшись в сторону Джона, увидел не его лицо рядом со своим, а удаляющуюся спину. Отчим Зейна схватил его за руку, оставляя синяки, и потащил в квартиру. Приказав ему собрать все вещи, документы и проваливать из «его» дома, Конор устроился на просиженном кресле с бутылкой пива в руке и безразлично рассматривал пасынка, собирающего вещи в большой походный рюкзак оранжевого цвета. Сразу же после того, как Зейн вышел из дома, он направился к скоплению высоких, богато отделанных особняков, в одном из которых жил Джонатан со своими родителями. Позвонив в звонок, он стал ждать, пока ему откроют дверь. К его радости на пороге показался Джон. - Можно я поживу у тебя недельку? – от собственных слов Зейну стало плохо. Только сейчас он понял, что оказался на улице с документами, парой вещичек своих и отца и несколькими фунтами в кармане. - Прости, но моя мама и папа не разрешат, да и я не хочу обременять себя парнем, которого выгнали из дома, - ответил Джон, и закрыл дверь перед его носом. Тогда-то он и понял, что за человек был Джон, и он злился на себя, что мог влюбиться в такого мерзкого парня. *** За последующие пять лет с Зейном произошло множество событий, и он увидел настоящее человеческое лицо. Как только парень ушёл от Джона, то пошёл в ближайший парк, чтобы посидеть и подумать, что делать дальше. Хорошо ещё, что у него была хоть какая-то работа и заработок. Но, как только его работодатели узнали, что он бездомный, то уволили его и начали искать более подходящих кандидатов «с крышей над головой, а не картонкой под боком». Но Зейн не отчаивался и, найдя ту самую картонку, устроился в парке под раскидистой ивой, чтобы не намокнуть, если ночью начнётся дождь. Вскоре, он привык сидеть в переходах и выпрашивать милостыню. За короткое время его опрятные чёрные волосы превратились в смоляной спутанный комок, а одежда его отца от лучших брендов, немного висящая на нём, стала грязными, рваными тряпками, которыми домохозяйки обычно вытирают полы. В некогда красивом мальчике теперь можно было увидеть обросшего и грязного нищего парня без определённого места жительства. Так прошли первые полгода. Малик каждый день приходил на одну из станций метро, располагающихся неподалёку от центра, и с вытянутой рукой сидел на картонке у стены, изредка бормоча слова благодарности, когда ему в ладонь опускалась монетка. Но даже те, кто эти деньги кидал, смотрели на него осуждающим взглядом и скривившимися лицами от запаха, который исходит от Зейна. Пару раз парень ночевал в специальных ночлежках, но ничего кроме душа и нормальной постели ему там не нравилось. Каждый раз ему предлагали попробовать тот или иной наркотик, а после того, как он отказывал, его жестоко избивали и выкидывали на улицу такие же бездомные, как и он. В переходах парень каждый день набирал до десяти фунтов пожертвований и отправлялся в ближайшее кафе, в котором работал хороший человек по имени Рафаэль. Он кормил Зейна обедом, ужином и давал завтрак всего лишь за пять фунтов. Хотя это были недоеденные посетителями остатки и позавчерашние булочки, Зейн не жаловался, а всегда был рад и благодарен мужчине. К сожалению, однажды Рафаэля поймали за тем, как он несёт ужин Зейну, и наказали, а парня выгнали и парочкой ударов по лицу дали понять, что возвращаться сюда ему не следует. Всю последующую неделю он недоедал, так как никто, даже за десять фунтов не хотел отдавать ему оставшиеся после посетителей остатки. Его спасало только то, что на улице было лето, и настала пора овощей и фруктов, которые он собирал в общественных садах и парках. Когда пришла осень, Зейну не оставалось ничего, как продолжить поиски хоть одного хорошего человека, типа Рафаэля. После очередного «успеха» Зейн решил заночевать в подворотне рядом с рестораном, в котором работала настоящая печка и от этого стена была тёплой. Парень уже почти уснул, когда из ресторана стали доноситься крики, а потом вой, от которого у Зейна волосы встали дыбом. Дверь рядом с ним открылась, и из неё выбежал хромающий и скулящий пёс, которого пинками подгонял разъярённый мужчина в белой форме и колпаком на голове. - Ещё увижу тебя здесь, псина подзаборная, то опущу в чан с кипящим маслом, - орал на бедное существо мужик, а потом, развернувшись и увидев Зейна, плюнул в его сторону и скрылся в помещении. Брюнет подполз к собаке, свернувшейся у противоположной стены и поскуливающей от боли. На её боку был ужасный ожог: кожа сморщилась и кровоточила, а шерсть на поражённом участке выпала либо свалялась. Зейн, сняв с себя куртку, укутал ею пса и лёг рядом. В тот момент для Зейна роднее больше никого не было. Утром парень первым делом убедился, что собака выжила и, получив слабый пульс в ответ, отправился на «заработки», оставив все свои вещи рядом с псом. Он просил милостыню, стоя на коленях и чуть не цеплялся за штанины прохожих, чтобы получить хоть один пенс. Одна бабушка подошла к нему и всунула ему в руку две бумажки – двадцать фунтов. - Держи, сынок, покушай хорошо, а то одни кости, - сказала бабушка и ушла, не дождавшись благодарностей. Малик, собрав свою «зарплату» в кулак побежал в аптеку, находившуюся в двух кварталах от перехода, и купил мазь от ожогов а, пробегая мимо рынка, решил на оставшиеся деньги купить косточки для пострадавшего. В знакомом переулке всё было по-прежнему: собака у стены и все его вещи в целости и сохранности. Пёс поскуливал, когда Малик натирал его бок мазью и дул на него, чтобы хоть чуть-чуть облегчить животному боль. Косточки очень понравились псу и он разгрыз их все за несколько минут, под тихий смех Зейна. Брюнет пристроился рядом и обнял пса за шею, нежно поглаживая её. Собака подняла мордашку и лизнула лицо брюнета в знак благодарности. А больше Зейну ничего и не требовалось. Через неделю собака полностью поправилась, но ожог не прошёл полностью и оставил шрамы. Зейн решил назвать собаку Дони, потому что несколько свисающих прядей с головы дворняжки напоминали ему причёску мальчика из мультфильма про семейку Торнберри. Когда они шли по улицам Лондона, то парень ловил взгляды полные отвращения, уставившиеся на изуродованный бок собаки. И Дони чувствовал все взгляды и шёл с опустившейся головой, но Зейн каждый раз наклонялся к нему и нежно проводил по всей спине рукой, говоря ему, что красивее собаки он не встречал и в эти моменты он определённо видел не глаза животного, а существо с душой и эмоциями. Только смотря в эти глаза, Малик понимал, что по-настоящему любим. Когда пришли холода, Малика спасала только облезлая шуба, которую он нашёл в одном из мусорных контейнеров, и горячий собачий бок. Был плюс: Зейн нашёл столовую, в которой работали несколько женщин в возрасте и за четыре фунта кормили его каждый день. Когда выпал снег Зейну пришлось спать на скамейках в парках, но он боялся, что его вещи украдут, либо просто убьют и вытащат всё. Правда, Дони вселял во всех страх, утробно рыча и громко, но сипловато, гавкая. Каждый вечер парень доставал из рюкзака кулон, принадлежавший его отцу и фотокарточку, где они изображены сидящими в обнимку на диване их старой гостиной, и вспоминал, как Ясер водил его в аквапарк и катал на своей машине. Эти два воспоминания всё, что помнил об отце Зейн. Второй год проживания на улице ничем не примечателен, кроме того, что Зейна избила шайка гопников, за то, что парень просто сидел на скамейке и ел в «их» парке. Дони пытался защитить Зейна, но ему ударили по рёбрам и он от сильной боли отключился. Зейн тоже долго не мог терпеть боль по всему телу и последовал за своим другом. А так всё было в порядке. На третий год жизни Зейна на улице чиновники приняли решение установить под мостами и у домов металлические шипы, чтобы бездомные не могли спать там. В переходах просто обошлись дополнительной охраной, которая за шкирку вытаскивала каждого, кто хотел пристроиться у стены на своей картонке. Тогда Малик решил пойти на отчаянный шаг, чтобы заработать деньги на комнату в мотеле. Всему сброду Лондона было известно место под названием «Белый конь», или попросту бордель. Прежде чем идти туда, он вымылся в озере и привёл себя в порядок, если можно так назвать, и поплёлся сопровождаемый Дони и котом, окраску которого невозможно было определить, к нужному серому зданию. Кот, кстати, прибился к ним на станции Уоррен стрит, когда Малик пожалел его и кинул ему кусочек сосиски. Дони тогда посмотрел на парня укоризненно, одними глазами говоря, мол: «ты чегой-то врага моего кормишь, давай лучше его зажарим и съедим». В итоге кота они есть не стали, и он ходил за ними попятам, изредка ловя по подворотням крыс и мышей, которыми делился с Зейном, а парень не упускал возможности полакомиться жареным мясом, да и Дони вкусные косточки перепадали, так что вскоре он смирился. «Белый конь» находился в неблагополучном районе Лондона, как и полагалось таким заведениям, но внутри можно было встретить мужчин и женщин, одетых в самые лучшие брендовые туалеты. В Зейне уже тогда просматривались черты благородные, самого настоящего красавца, которые нельзя было спрятать даже под всей грязью и вонючей одеждой. Молодость, красота и неопытность здесь были в почёте. Парень, видимо администратор, осмотрел Зейна и, дав своё одобрение, провёл в душ, где Зейн основательно вымылся и теперь благоухал как ночная фиалка. Впервые за три года он на секунду почувствовал себя нормальным человеком, но тут же вспомнил где и зачем находится и спустился на землю. Подстриженный, побритый, одетый в красивые облегающие боксеры, Зейн лежал на двуспальной кровати и дожидался, пока к нему впустят клиента. Перед этим ему прочитали инструкцию, как надо себя вести с клиентом, что делать можно и что нельзя. Больше всего Зейна пугало, что никаких ограничений клиенту не дается, и он может делать с ним абсолютно всё, что захочет. Через пять минут в комнату вошёл молодой мужчина в чёрном костюме. Через приглушённый свет Зейн мог разглядеть только общие черты лица незнакомца, зато мужчина мог, и у него уже встал от вида молодого симпатичного парня, лежащего перед ним в одних трусах и в привлекательной позе. - Снимай свои трусы и поворачивайся ко мне задом, - прохрипел мужчина и сам начал раздеваться. Брюнет не стал включать стеснение и выполнил все приказы клиента. - Я девственник, - сказал Зейн, хотя мужчина уже знал это и заплатил двойную цену. - Я знаю, малыш, и доставлю тебе незабываемое удовольствие, - прохрипел он в ухо Зейна, склонившись к нему и уперевшись своим налившимся кровью членом, брюнету в задницу. Плюнув на пальцы, он вогнал в Зейна сразу два, отчего у парня в глазах появились звездочки, и он прикрикнул от боли. Мужчина не обратил внимания на это и продолжал разрабатывать его анальный проход. Три пальца в Зейне доставляли боль и дискомфорт, и не могли найти ту точку, о которой парень так много слышал. Через несколько минут Малик привык к пальцам, но удовольствия не получал. Мужчина, не услышав от Зейна ни звука, решил приступать к дальнейшим действиям и, вытащив пальцы, плюнул на свой пенис, и, растерев по нему слюну и смазку, начал входить в Зейна. Брюнет терпел, хотя ему было очень больно и некомфортно, а также появились режущие ощущения внутри. Мужчина, засунув член в анус полностью, подождал около минуты и начал двигаться. За все десять минут действия, брюнет только пару раз почувствовал, как член клиента задевает в нём, что-то, отчего у парня встаёт детородный орган и возбуждение разливается внизу живота. Когда мужчина почувствовал скорую развязку, то вышел из Зейна и, повернув его к себе передом, начал яростно дрочить над лицом парня. Малик понял, что от него требуется и послушно открыл рот, ожидая, когда клиент кончит. Мужчина уже через несколько секунд начал тяжело дышать и кончать белёсыми струйками на лицо Зейна. После акта, клиент быстро оделся и вышел из комнаты, а Зейн, как только дверь закрылась, стал яростно вытирать лицо простынкой, избавляясь от спермы, которая противно пахла и быстро высыхала на коже, сковывая её. Одевшись и забрав свою долю, он убрался из этого места и больше никогда не возвращался. Деньги, которые он заработал, парень тратить не стал и положил в кармашек рюкзака, где хранились все его сбережения, если подсчитать, то десять фунтов. Самое лучшее, что с ним произошло за прошедшие четыре года - это Мэри. Женщина занималась благотворительностью и почти месяц Зейн жил в общежитии с такими же, как и он сам – нищими или бездомными. Правда, всё так же быстро закончилось, как и началось. Мэри переключилась на детей больных аутизмом и перестала платить для них за жильё. Всем пришлось снова переселяться на улицу. Зейн, Дони и мистер Сарделька (Малик позволил себе немного поиздеваться, когда выбирал коту имя, но, нужно сказать, оно ему подходило: тело кота было длинным, а лапки короткими) привыкли жить в квартире и заново учились законам улиц. К тому времени шипы убрали, а дополнительную охрану уволили, так что Зейн снова вернулся в переход. Рядом с ним стоял чернокожий мужчина, которому на первый взгляд было больше шестидесяти, и играл на трубе джаз. Зейн всегда любил, когда Том приходил сюда и играл. Мужчина оказался очень добрым и ему не нужны были деньги, просто дома его никто не ждал и, чтобы не чувствовать себя одиноким, он спускался в переход и играл для прохожих. Пару раз он приносил для Зейна тако собственного приготовления, от которого у парня текли слюнки. Когда Том узнал, что Зейну девятнадцать, то был шокирован и не мог поверить в это. Внуку Тома было столько же. С тех пор Зейн не видел его, но подозревал, что с ним что-то случилось, он бы не бросил брюнета. Но Зейн за эти четыре года понял, что даже самые добрые люди всегда идут на поводу у кого-то и в один миг могут превратиться в алчных, бессовестных, озлобленных животных. Кроме двух волосатых друзей под боком ему больше никто не был нужен. Той ночью Зейн плохо спал, ему снились кошмары, в которых он куда-то бежал и не мог скрыться от преследователей. Дони скулил и лаял в его сне, но Зейн не просыпался - сон как будто поглотил его и он смог открыть глаза только утром. Повернув голову направо, он истошно завопил. Дони, его Дони, лежал весь в крови в паре метров от него. Его карие глаза покинул присущий им огонек, и невидящий взгляд устремился в небо. Не боясь испачкаться, Зейн подполз к своему другу и сжал в объятиях. Слёзы лились из глаз с новой силой каждый раз, как Зейн натыкался на новые ножевые ранения, из которых уже перестала литься кровь. Со стороны дерева до Малика донеслось приглушённое мяуканье. Зейн на трясущихся ногах поплёлся к раскидистому клёну. За ним лежал кот неопределённого цвета, его челюсть была неестественно вывернута, а взгляд обращён на Зейна, рот которого открылся в немом ужасе. Слёз уже не осталось, и он просто взял кота на руки и, напевая ему какую-то детскую песенку, ждал пока его мучения закончатся. Когда кот громко захрипел, и из его рта полилась кровь, Зейн не выдержал и отвернулся, утирая свободной рукой слёзы. Когда он повернулся обратно, мистер Сарделька уже умер. Через тридцать минут брюнет стоял у озера неподалёку, рядом с двумя маленькими насыпями земли, где были похоронены, те с кем он провёл самые тяжёлые дни своей жизни, те с кем он их переживал, а теперь Зейн был разбит и не знал, что делать. Вернувшись к месту ночёвки, он заметил, что его рюкзака нет, а все карманы на его одежде порваны. В тот день Зейн потерял всё: друзей, деньги, одежду, воспоминания. Люди отняли у него всё. *** С тех пор он ни разу не возвращался в тот парк, а близлежайшие станции метро обходил стороной. Как только он засыпал перед его глазами вырисовывалась банда малолетних преступников, которые подходят к его спящему телу с ножами в руках, но получают отпор в виде лающего и рычащего Дони. А вот он набрасывается на одного из них, и вся компания начинает протыкать его худое тело ножами. А вот мистер Сарделька прыгает на одного из них, с ветки, громко шипя. Но его скидывают с себя и сильным пинком большого армейского сапога откидывают к дереву. Жалобное мяуканье и предсмертный скулёж стоят у него в ушах, когда он просыпается в холодном поту. Под шоссе хорошо спится, не считая кошмаров, после которых Зейн не может уснуть, и достаточно тепло. Было раннее утро, и Малик решил, что сегодня придёт на станцию к самому открытию. И он прав, станция открылась, когда Зейн держа картонку, единственное, что у него осталось с той ночи, проковылял на «своё» место и, сделав из шарфика подобие корзинки для денег сел в позу лотоса и опустил голову. Руки он начал засовывать за пазуху – каждый раз он тянулся, то влево, то вправо, чтобы погладить, тех, кого рядом уже не было. К обеду у него собралось больше десяти фунтов, и он хотел было встать и пойти в ближайший магазин, хоть его и выгоняли оттуда - боялись, что он что-либо украдёт и не верили, что у него есть деньги, но он каждый раз пытался снова, его остановил голос: - А кто разрешал всяким бомжам здесь околачиваться? – задал риторический вопрос парень и ещё двое за его спиной ухмыльнулись. Зейну не нравилось, когда его называли бомжом, для него это слово было чем-то вроде обидного прозвища. - Я сейчас ухожу, - ответил тихо Зейн, не поднимая больше глаз на своих обидчиков. Он потянулся за мелочью, которую ему накидали в «корзинку», но на его руку со всей силы опустился ботинок и Зейн, не сдержавшись, вскрикнул от боли. - Никуда ты не уйдёшь. – Проговорил парень главарь и, убрав ногу с руки, со всей силы ударил ею брюнету по животу. Зейн ещё раз вскрикнул и завалился на бок, открывая своё тело для ударов ещё двух ног. Люди проходили мимо, не обращая внимания на избиение невинного человека. Некоторые бросали секундные взгляды, но продолжали идти по своим делам. «А Дони помог бы» - подумал Зейн и отключился, почувствовав невыносимую боль в ноге. Очнулся Зейн там же. Нога невыносимо болела и, закатав штанину до колена, он понял, что у него что-то серьёзное: нога от лодыжки до колена опухла, и дотронуться до этого места было невозможно – боль была душераздирающей. Кое-как поднявшись на одной ноге, брюнет попрыгал на выход. Все оборачивались на него, но помочь никто не пытался. На улице он отломил ветку от дерева и, используя её как костыль, похромал к ближайшему госпиталю, до которого минут тридцать ходьбой Зейна. Брюнет подошёл к стойке, за которой сидела женщина лет тридцати и разглядывала бумаги перед собой. - Здравствуйте, - поздоровался Зейн. Он всегда был вежливым. - Добрый день. Не могу ни чем помочь - бездомных не лечим. - Почему? У вас бесплатная клиника, - возмутился Малик. - Потому что. – Зейн растерялся и не знал, что можно возразить на такой ответ. - Хотя бы посмотрите, что у меня, - попросил Зейн. Женщина сдалась и облокотилась на стойку, осматривая ноги пострадавшего. Парень отпрыгнул на пару шагов и вытянул распухшую ногу так, чтобы медсестра могла рассмотреть её лучше. - Скорее всего, у вас перелом. Могу вколоть вам обезболивающее, но на большее можете не рассчитывать. Мы не будем тратить своё время и средства, у нас полно пациентов, приносящих большую пользу обществу, в отличие от вас. - Не сказав женщине больше ни слова, парень развернулся и ушёл. Последующие две недели были невыносимыми. Нога жутко болела, но опухоль спала и теперь нога не была похожа на бочонок бордового цвета. По ночам ногу ломило так, что Зейну хотелось её отрезать и ей же полакомиться, чтобы утихомирить свой желудок. Он знал, что кость заживает, возможно, неправильно, но не мог ничего поделать, а в больницу возвращаться не было желания. Прошло два месяца. Зейн прихрамывая на одну ногу, плёлся в сторону станции Чаринг кросс. Он никогда не был на этой станции и надеялся, что там не будет хулиганов или других бездомных, которые могли выследить и убить, главное, не делить ни с кем своё место и заработок. Устроившись в пустом переходе, и, сняв с себя плащ, он вытянул ладонь и прикрыл глаза. Людей пока было мало, вот через полчаса народ повалит на работу и тогда Зейн сможет надеяться на горсть монет в своей руке. Дожидаясь первых посетителей метро, Зейн задремал, но проснулся, когда с его ладонью соприкоснулась холодная монетка. Малик мимолётно улыбнулся, с закрытыми глазами определяя достоинство монеты. «25 пенсов». Когда он поднял голову, чтобы поблагодарить человека за подаяния, то никого не обнаружил. Без Дони и Сардельки ему было скучно, но он придумал себе развлечение: разглядывание прохожих. Вон у того дядьки, который стоял и пялился на него были непропорционально длинные руки, отчего он походил на орангутанга. У мимо проходящей девушки порвались колготки на задней стороне икры. И, нет, Зейн не хотел сказать ей об этом. Повернув голову в другую сторону, он увидел маленького мальчика с широкой улыбкой и голубыми глазами. Его мама блондинка покупала себе проездной билет в автомате и малыш, радуясь небольшой свободе, двинулся в сторону бездомного. Парень пытался напугать малыша, корча ему рожи, чтобы он не подходил к нему - мало ли, какую заразу малыш мог подцепить от него. Но, похоже, мальчику рожи казались не страшными, а смешными и он разразился громким писклявым смехом и рассмешил этим Зейна. Мальчик подошёл к Зейну, но тот не давал прикоснуться к себе и отодвигался от него, но ребёнок попался настырный и брюнет решил применить беспроигрышный вариант. - Девушкааа, заберите ребёнка! – крикнул Зейн блондинке. Она развернулась в сторону голоса и, увидев своего сына рядом с человеком без определённого места жительства, поспешила забрать его. - Нечего приставать к посторонним, Теодор, - строго произнесла мать ребёнка и взяла его на руки. - Я не хотел, чтобы он заразился чем-нибудь. Хотя, я и не болею ничем, но... Вообщем на всякий случай, - промямлил Зейн. - Спасибо, он такой непослушный вы бы знали. Глаз, да глаз за ним нужен, - стала жаловаться девушка, - вот возьмите. - Она протянула Зейну монету номиналом 5 фунтов. Парень поблагодарил её и помахал малышу на прощание. Но девушка, отойдя на несколько шагов, вернулась обратно. - Моя подруга, Николь, помогает бездомным. У неё есть квартира, где она позволяет людям ночевать, готовить или приходить в душ. Возьмите её телефон и звоните, когда вам будет нужно. Зейн ещё раз отблагодарил девушку, но людям он перестал доверять слишком давно, чтобы вот так просто принять это предложение. Засунув бумажку в один из карманов его толстовки, некогда бывшей серого цвета, Малик повернулся в сторону лестницы. По ней спускался парень лет двадцати. Одет он был довольно скромно, но стильно. Рюкзак, заброшенный на одно плечо, был ужасного ядовито-зелёного цвета и бросался в глаза. Зейн исследовал его всего глазами и добрался до лица, но вмиг покраснел – незнакомец смотрел прямо на него. Он опустил голову и зажмурился. «Главное, чтобы не побил» - повторял эти слова у себя в голове Зейн, как мантру. Через пару минут перед ним возникли ноги, облачённые в чёрные джинсы и высокие кроссовки белого цвета. Зейн решился поднять голову и встретился со светло-карими глазами, в которых плескался белёсый огонёк. Парень скривил лицо и потянулся рукой к носу, но чтобы не производить впечатления неуважительного человека, опустил её. Парень протянул брюнету бумажную купюру, на которой была нарисована ещё молодая королева Великобритании и число 20. - Это слишком много, я не возьму, - сказал Зейн. Незнакомец оторопел, а потом ухмыльнулся. - Никогда не видел бедняка, который не рад двадцати фунтам, - хихикнул прохожий. Только сейчас Зейн обратил внимания на его причёску полубокс. Он мысленно завидовал его красивым, шелковистым волосам, у самого они были спутаны и очень сильно отросли. Последний раз он стригся в «Белом коне», а мылся около двух месяцев назад в какой-то «луже», которую называют озером. По его мнению, он вышел из него ещё более грязным, чем был до этого. - Теперь увидели, - позволил себе огрызнуться Зейн. - Бери. Сходишь в баню и помоешься, а то от тебя ужасно несёт помойкой, - сказал он и всунул бумажку ему в ладонь. Прикосновение его тёплой руки вызвало у Зейна мурашки по всему телу, и он непроизвольно дёрнулся. - Меня туда не пускают, боятся за здоровье посетителей. - Тогда сними комнату в мотеле или хостеле и прими душ там,- давал советы парень. - Мы с вами незнакомы, так что попрошу называть меня на вы, - бросил Зейн и отвернулся. - Ты что, был принцем Кентерберийским, перед тем как поселиться на улице? - спросил парень и улыбнулся, не обращая внимания на просьбу бездомного. - Вы, наверное, опаздываете на работу? – попытался отделаться от парня Зейн. - Я вышел сегодня пораньше, так что совсем не опаздываю, - сказал шатен и по-прежнему сидел перед Маликом на корточках и улыбался. - Я воняю, - предоставил ещё один аргумент Зейн. - Я привык, - парировал парень. Ребята молчали пару минут. Зейн боялся смотреть на парня, а прохожий пристально рассматривал брюнета и понимал, что он приблизительно его ровесник и довольно-таки симпатичный, если хорошенько отмыть его. - Спасибо за деньги. Я ими воспользуюсь, - прервал тишину Малик. - Вот и славно, - ответил парень и ушёл в сторону турникетов. Зейн всё-таки решил воспользоваться номером телефона, чтобы принять душ. Через несколько часов Зейн стоял в ближайшей телефонной будке и набирал номер, напечатанный на цветной картонке. Они с Николь договорились, что Малик может придти в квартиру помыться, приготовить еду и переночевать одну ночь безвозмездно. Положив трубку, Зейн сразу же поковылял в сторону нужного дома. Там его встретила высокая брюнетка – Николь и, отдав ему ключ, удалилась. Квартира была маленькой, но уютной и напоминала Малику апартаменты, в которых он жил со своим отчимом. Его передёрнуло от воспоминаний и, чтобы как-то отвлечься, он пошёл в душ. Вода стекала по изгибам его тела, смывая всю грязь прилипшую и въевшуюся в его кожу. Через тридцать минут чистый парень стоял на душевом коврике и вытирался полотенцем. Кожа стала шелковистой и приобрела красноватый оттенок из-за сильного трения мочалкой, волосы были мокрыми и в некоторых местах доставали до плеч. Брюнет взял в руки большие ножницы и стал обрезать длинные пряди. Через пять минут у него под ногами скопилось большое количество волос. Закончив, он был доволен результатом и разглядывал себя в зеркале: высокие скулы, обтянутые кожей и покрытые лёгкой щетиной, которую он оставил после бритья, теперь довольно короткие, смоляного цвета волосы и карие глаза. С пятнадцати лет он сильно изменился и с трудом узнавал в этих чертах себя старого. Но даже его лицо изменилось не так, как его душа и внутренний мир. Только живя на улице, он понял настоящие людские ценности такие как: доброта, бескорыстность, преданность, благодарность. Только вот обладал ими один человек из ста. Приготовив себе пару бутербродов из продуктов, которые ему удалось купить на рынке, он лёг спать на диване. Впервые, за многие недели, Зейну приснился хороший сон. И в нём был тот парень со светло-карими глазами. Ранним утром, оставив ключ под ковриком, Зейн, хромая, пошёл на станцию, на которой сидел вчера и надеялся увидеть того парня снова. Достав свою картонку из ближайших кустов, он спустился по ступенькам и, разложив картонку на вчерашнем месте, сел на неё, ожидая людей и одного единственного парня. Примерно в тоже время, что и вчера шатен появился на лестнице и, спустившись, заметил бездомного парня. Только теперь его бездомным назвать было трудно: короткая стрижка, чистая кожа, но от природы смугловатая, драные, но чистые вещи. Выйдя из оцепенения, шатен подошёл к нищему и протянул ему руку в знак приветствия. Брюнет немного поколебался, но пожал ладонь. - От тебя пахнет апельсином, - улыбнулся шатен и отпустил руку парня, хотя очень не хотелось этого делать. Зейну надоело, что к нему обращаются на «ты» и он, чтобы хоть как-то исправить эту ситуацию решил представиться. - Меня зовут Зейн Малик. – Шатен улыбнулся, и его глаза сверкнули. - А меня Лиам Пейн. У тебя красивое имя. Ты не англичанин? - Наполовину. Мой отец был пакистанцем. - Как ты оказался на улице? – поинтересовался Лиам, присаживаясь рядом с ним на картонку. - Не думаю, что должен рассказывать это первому встречному. - Первому встречному, который дал тебе двадцать фунтов. - Извини, но я уже побыл один раз проституткой, с меня достаточно, - сказал Зейн и сразу же прикусил язык. Шатен удивлённо и, одновременно с этим, сочувствующе посмотрел на парня. - Прости. Я знаю, чтобы выжить тебе приходилось делать многое, но ты можешь мне довериться. - Не могу. Слишком много людей сделали мне плохо, чтобы я доверял тому, кого вижу во второй раз в жизни. - Да, ты прав, - сказав это, Лиам встал с картонки оттряхнул задницу и, бросив перед Зейном пять фунтов, пошёл вглубь прохода к остановке поездов. Следующие две недели каждое утро Малик сидел на станции и получал по пять или десять фунтов от Лиама, который просто кидал ему эти несчастные бумажки и, не поздоровавшись, уходил. Зейн не тратил эти деньги, а складывал в карман джинс, чтобы потом вернуть их парню. Одним вечером Зейн задержался и встретил, возвращающегося домой Пейна. Шатен, увидев Малика, улыбнулся и решился подойти. - Привет, Зейн. - Привет, Лиам. Вот, - Зейн залез рукой в карман и вытащил около ста фунтов, - это твои. Шатен выглядел удивлённым. - Это моё пожертвование тебе. - Мне так много не нужно, так что забирай, - Зейн протянул аккуратно сложенную стопку бумажек Лиаму. - Я возьму их, если ты согласишься поужинать со мной. - Меня никуда не пустят вонючего и в этом хламье. - Возьмём в Макдональдсе еду на вынос и посидим в парке. Зейн поколебался пару секунд, но в итоге согласно кивнул головой. Лиам вышел из фастфуд ресторана с двумя большими, бумажными пакетами. Зейн сидел на лавочке неподалёку и пытался не обращать внимания на людей, которые смотрели на него с нескрываемой злобой и отвращением. Лиам заметил его обеспокоенность и потянул в сторону ближайшего парка. - За этим парком никто не ухаживает, поэтому здесь мало людей. Я люблю приходить сюда, чтобы побыть в тишине или почитать книгу. Зейн рассматривал природу вокруг: деревья разрослись, и ветки некоторых перекрывают дорогу, асфальт на которой растрескался, и гнилые листья с позапрошлой осени, лежащие толстым слоем повсюду – всё говорит о заброшенности парка. - Отличное место, - сказал брюнет, распаковывая упаковку с бургером. - Я заметил, что ты хромаешь. Что произошло? – любопытство Лиама было бесконечным. - Избили в переходе. Я обратился в больницу, но там не лечат таких бесполезных как я. Через несколько недель прошла сама, без гипса, но с тех пор хромаю, видимо, срослась неправильно или ещё что. – Зейн замолчал, наслаждаясь жирной едой, которую не ел уже больше пяти лет. - Ты не бесполезный, - сказал Пейн и тоже начал поедать свой бургер. - Ну да, кто-то же должен всех вшей и блох на себя сманивать, - решил пошутить Зейн, но увидев укоризненный взгляд Лиама, понял, что шутка не удалась. Ели парни в тишине, которую прервал Лиам. - Как ты оказался на улице? – Зейн не знал, может ли он рассказать всё этому парню. На самом деле хотелось открыться кому-то, излить душу. И Лиам, по мнению Зейна, подходил. И он рассказал ему всё, начиная с гибели отца и заканчивая встречей с ним. К концу истории у шатена волосы стояли дыбом. Он не мог поверить, что пришлось испытать этому парню и сколько ужасов и людской безжалостности пережить. Лиам подсел ближе к брюнету и обнял его. Зейн дёрнулся от неожиданности, но позволил себя обнимать. Лиам оторвался от него и посмотрел в глаза. Таких красивых глаз он ни у кого не видел. - Если что-то понадобится не бойся обратиться ко мне. - Спасибо, Лиам, - искренне поблагодарил брюнет. Следующие несколько недель Зейн утром и вечером провожал и встречал Лиама с работы, сидя в переходе. Шатен перестал кидать ему деньги, но вместо этого приносил фастфуд или ужин собственного приготовления. От лазаньи Лиама Зейн готов был отдать последнее, что у него было. Но на самом деле все, что у него было это картонка, рваная одежда на нём и паспорт, который он всегда хранил в джинсах. По выходным Лиам гулял с Зейном в парках и скрашивал его и своё одиночество. Зейн узнал, что Пейн работает в городском госпитале медбратом, но пока ещё на интернатуре. У него есть две старших сестры и мама с папой, которые живут в другом городе недалеко от Лондона. У Лиама никогда не было друзей, только приятели и много знакомых. Также он увлекался бегом и боевыми искусствами. Именно в тот момент, когда Лиам рассказывал о себе, изредка смеясь или улыбаясь своей широкой улыбкой, брюнет наблюдал за ним, и внутри разрасталось тёплое чувство. Зейн понимал, что влюбился. В одно унылое воскресенье бродяга сидел на лавочке, в теперь его любимом парке, который ему показал Лиам. Сзади к нему кто-то подошёл, но он не успел повернуться, как его глаза прикрыли чьи-то руки. Зейн хотел было испугаться, но услышал знакомый голос: - Угадай кто? - Лиам. - Надо было изменить голос, я хороший пародист, - рассмеялся Пейн и Зейн засмотрелся на его лицо, которое было прекрасным во время смеха. – Я принёс тебе свою чистую одежду, а то эта совсем разорвалась, ты в ней на зомби похож. Он вытащил из пакета чёрные джинсы, футболку, боксеры и рубашку в бордовую шотландку. - Извини, но у тебя размер ноги больше, чем у меня, так что я не принёс обувь. - И за это спасибо, - сказал Зейн и стал снимать всю свою одежду прямо посреди улицы. Стесняться Малику было нечего и некого, но, похоже, Лиам так не думал. Когда Зейн снял с себя последнюю вещь, прикрывающую его худое тело, Пейн покраснел и отвернулся. - Мог за дерево зайти хотя бы, - буркнул Лиам. - Ты работаешь медбратом, но краснеешь когда видишь голого бездомного. Это удивительно, Лиам. – Шатен ничего не ответил и повернул голову только, когда Зейн был полностью одет. - Тебе очень идёт, - сказал Пейн, а про себя подумал, что этот парень невероятно красив. - Спасибо, - поблагодарил Зейн, рассматривая себя в маленький осколок зеркала. - А теперь мы можем пойти в кино, - радостно воскликнул Пейн. Брюнет вылупился на Лиама, а тот рассмеялся и, взяв его за руку, повёл к выходу из парка. Малик смотрел на огромный экран и восторгался спецэффектам в кинематографе. Он сидел и вздрагивал от громких взрывов, детали и горящие комья, от которых летели с экрана прямо в него. 3Д очки жали на его переносицу и глаза уже начинали болеть, но он был счастлив оказаться здесь с Лиамом. - Как тебе фильм? – Лиам шел, держа руки в карманах. - Не думал, что спецэффекты у фильмов стали такими крутыми, - восхищался Зейн. – Пять лет назад всё было более игрушечным. - Да, прогресс, - улыбнулся Лиам. - Ладно, Лиам, мне нужно взять свой рюкзак у станции и найти себе место для ночлега. - У тебя же вроде его украли? - На помойках Лондона можно найти очень много полезных вещей. Лиам мрачно улыбнулся, а Зейн наоборот улыбнулся самой милой улыбкой, обнажая зубы. Шатен, недолго думая, подошёл к брюнету вплотную и потянулся к его губам. Поцелуй получился немного неуклюжим, но нежным. Шатен отстранился, когда в его лёгких закончился воздух. - Мой первый поцелуй. - У Лиама много чего происходит впервые, когда дело касается Зейна, если говорить честно. - Ты довольно неплох, - похвалил его темноволосый парень. - Встретимся завтра, - улыбнулся шатен и пошёл в противоположную от Зейна сторону. Малик забрал свой чёрный рюкзак, от которого пахло чем-то отвратительным, и направился в сторону ближайшего сквера, где он успел устроить спальное место за мусорным контейнером. Следующая неделя была для Зейна одной из самых милых недель его жизни. Лиам купил ему коробку вкусных конфет и небольшой цветок в горшке. Он, определённо, украшал его «комнату» за мусоркой. Воскресным вечером ему приспичило поесть, и он пошёл в магазин «24 часа» выше по улице. Взяв пару булочек, готовый салат и маленький пакетик сока, он расплатился с дедушкой-кассиром и пошёл к своей ночлежке. Впереди он увидел небольшую компанию пьяных парней, и ускорил шаг, чтобы быстрее завернуть в свою «родную» подворотню. - Хэй, ты, иди-ка сюда!! – крикнул хриплый обкуренный голос. Зейн испугался и побежал, так быстро как позволяла ему больная нога. Завернув в проулок, он спрятался за мусорным контейнером в надежде, что его не найдут здесь. - А вот и наша игрушка, - раздался голос над его головой. - Какие нынче бомжи пошли модные, - заржал самый старший из четырёх парней. - Ещё и чурка, - заметил лысый парень с ужасно большим шнобелем. - Оставьте меня в покое, я вам ничего не сделал, - попробовал избавиться от хулиганов Зейн. - Прости, бомж, просто не в то время и ни в тот час ты попался нам на глаза. Сам виноват, - сказал один из парней и стал щёлкать суставы на пальцах. Последующие несколько минут Зейна нещадно избивали. Кто-то попал ему по больной ноге, и брюнет взвыл от ужасной боли пронзившей всё тело. Лысый сел на него и пару раз ударил по лицу. - Какой-то ты грязный, надо бы тебя помыть. Верно, парни? – сказал кто-то, и вся группа рассмеялась, и Зейн услышал звук раскрывающихся ширинок. Несколько струй горячей мочи ударили в разные места его тела. Зейну было настолько больно, что он даже не пытался отстраниться. Он только и смог, что закрыть лицо рукой. Закончив, пьяная компания под громкий смех удалилась, оставив брюнета мокрого и избитого. Очнулся Зейн только утром и переодел, пахнущие мочой вещи Лиама, в свои старые лохмотья. К сожалению, с волосами он не мог ничего сделать. Нога ужасно болела, но Зейн, собрав все свои силы в кулак, отправился в переход Чаринг кросс. Ему хотелось увидеть Лиама и сказать ему, всё, что было у него на сердце. Он уже был у спуска, когда сзади его окликнул знакомый и такой любимый голос: - Зейн, ты сегодня поздно. Брюнет повернулся и Лиам ахнул. Лицо парня было опухшим, правый глаз заплыл, и кожа вокруг него была жёлтой, из-под лохмотьев, которые он надел, были видны ссадины и синяки. Лиам подбежал к Зейну, не обратив внимания на отвратительный запах, и обнял его. - Прости меня, прости. Я боялся предложить тебе пожить у меня, думал, ты откажешься. Ты мне очень нравишься, Зейн. – Он отстранился от него и, взяв под руку, повёл прочь от станции, - Теперь ты точно будешь жить у меня. Вымоешься, поешь, я уступлю тебе свою кровать, сделаю тебе документы. У меня, правда, квартира однокомнатная, но ничего – в тесноте, да не в обиде. Зейн плёлся за Лиамом, который без умолку тараторил и мчался по улице, обгоняя всех прохожих. Впервые за многие годы к Зейну проявляют такую заботу и хотят приютить у себя дома, хотя он обычный бездомный, страшный, вонючий, избитый и с больной ногой - обуза. На Зейна накатили эмоции и после трёх слезинок и всхлипа, он остановился, разрыдавшись, громко и надрывисто. Лиам испуганно посмотрел на него и накинулся, целуя в щёки, заплывший глаз, губы, лоб. - Почему ты плачешь? Успокойся. Теперь ты не один, я тебя никогда не брошу и позабочусь. Теперь всё будет хорошо, Зейн. Он это знал. Теперь всё обязательно будет хорошо. (Стихотворение послужило вдохновением для названия) Он убегал, в него стреляли люди Проваливаясь лапой в рыхлый снег, Волк твёрдо знал: спасения не будет... И зверя нет страшней, чем человек. А волк бежал, собаки глотку рвали. Кричали люди пьяные в лесу. Его уже почти совсем догнали, Волк вскинул морду и смахнул слезу... Волк упал без сил, так было надо, Он от волчицы варваров увёл. Одна она с волчатами осталась, Когда он на себя взял приговор. Собаки рвали в клочья его тело! Но только душу волчью не порвать! Душа его счастливой мчалась в небо. Ради детей есть смысл умирать. И кто, скажите, зверь на самом деле? И почему противен этот век? А просто человечнее нас звери, И зверя нет страшней, чем человек. (А это вдохновило на всю работу. Можете провести параллели между Зейном и котом) Он шел по улице и тихо плакал. Облезлый, одноухий, с больною лапой. Повисший хвост, несчастные глаза, А в них жемчужинкой дрожит слеза. Его никто вокруг не замечал, А если и заметил, то ворчал, А мог еще и палкой замахнуться. Он убегал, когда мог увернуться. Он с грустью думал:"Я такой урод. Ну кто такого жить к себе возьмет". Так шел он, шел по краешку дороги. И вдруг перед собой увидел ноги. Огромные такие две ноги, Обутые в большие сапоги. В смертельном страхе он закрыл глаза, А человек нагнулся и сказал: "Красавец-то, какой! А ухо! Взгляд! Пойдешь со мной? Я буду очень рад. Принцессу и дворец не обещаю, А молочком с сосиской угощаю". Нагнулся, протянул к нему ладошку. Он первый раз держал в ладошках кошку. Взглянул на небо, думал, дождь закапал. А это кот в руках от счастья плакал.