Потерянный рай

Дымящийся кофе в прозрачной кружке из тонкого стекла щекотал ноздри своим терпким горьковатым ароматом, проникая в самые дальние уголки сознания и артерий, заставляя сердце ускорять свое пульсирующее биение, а мозг просыпаться. И так каждое утро начиналось с горячего кофе без молока и сахара, черного, как торфяная земля, с рассыпчатым осадком на дне кружки. И, конечно же, с утренней газеты, где ровными столбцами струились вниз таблицы с бесконечным множеством цифр, котировками акций и ценных бумаг, придавая полосам вид зашифрованного кода. И если кому-то разобраться в этих числах представлялось сродни разгадке великой тайны человечества, то Себастиан прекрасно понимал, что значит та или иная колонка, заполненная римскими символами, мог всего лишь пробежаться глазами вдоль строк и уже точно определить, стоит ли вкладывать деньги в те или иные акции, какую прибыль это может принести в будущем и сыграть его компании на руку. В этом была часть его работы, которой он посвящал себя с головой, не оставляя лишнего времени практически ни на что, иногда даже забывая про себя и просыпаясь ночью в высоком кожаном кресле его рабочего кабинета на сложенных перед собой руках. Пару раз, проснувшись таким образом, он обнаруживал, что плечи укрывает легкий, но теплый плед, а наутро его личный помощник и секретарь, Катрин, добродушно спрашивала, как ему спалось прошлой ночью. Себастиан просто благодарил ее за заботу и снова приступал к своим повседневным обязанностям Главы компании «Хольдс» - одной из самых крупных инвестиционных компаний в столице западной Германии. Это утро выдалось пасмурным и туманным. Низкие серые облака полностью поглотили в себя светлые лучи весеннего солнца, окунув город в тень и полупрозрачный смог. Открыв настежь стеклянную балконную дверь и вдохнув в легкие свежий влажный воздух, Себастиан достал из серебристого портсигара тонкую сигарету с темно-коричневым фильтром и зажал ее между губ, не прикуривая. Ему нравился запах табака еще с подростковых времен. Тогда он казался ему чем-то запретным, недозволенным, а от того еще больше притягивал своим горьким вкусом, как райский плод. Однажды отец увидел, как он первый раз в жизни курил с мальчишками где-то в переулке недалеко от их дома. Тогда ему было пятнадцать. Сейчас двадцать пять. А обжигающая боль от пощечины, которая прожгла кожу до кровоточащей ссадины, еще до сих пор временами пульсирует на щеке, когда он вспоминает свою прежнюю неосторожность. Теперь никто не ударит его за то, что он может курить одну сигарету за другой. И никто не запретит больше общаться с теми людьми, которых ты выбираешь сам, а не которых тебе навяжут, сочтут достойными твоего внимания и социального положения. Хотя, признаться, этот факт, его не так уж и радовал, потому что таких людей, с кем бы он действительно хотел общаться, было слишком мало. Да что уж там кривить душой - их вообще практически не было. Все сводилось к бизнесу, к взаимовыгодным отношениям, где у каждого должно было хватать достаточно мозгов, чтобы вынести из этого времяпрепровождения друг с другом хоть какую-то выгоду. Отношения между людьми, построенные на лжи, корысти и посягательстве на чужие блага, где всем правят деньги и точная продуманность всех последующих ходов. Как в шахматах. Только вот фигуры на черно-белой доске были живыми людьми. Так и не прикурив сигарету, Себастиан отправил ее обратно в портсигар и захлопнул крышку, на которой были витиевато выгравированы его инициалы. Теперь он по праву считал их своими, хотя еще пару лет назад они принадлежали его отцу, носящему имя Стэфан. Ирония судьбы – вместе с портсигаром, который относился как раз к тем самым неприкасаемым запретам, Себастиану по наследству перешла и вся компания его отца. Взяв со стола мобильный телефон, он, задумавшись, посмотрел на потухший экран, размышляя над тем, звонить ли сегодня Томасу, чтобы он отвез его на работу. Но в итоге, так и не нажав ни единой кнопки, решил сесть за руль сам. Ему и так не часто удавалось водить машину: наличие персонального шофера все-таки разбаловало, а ведь раньше ему безумно нравилось жать на педаль газа и смотреть в стекло заднего вида, как из-под колес вылетают мелкие камешки гравия, когда автомобиль с визгом дергался с места и нес его вдоль широкого шоссе. И сейчас вдруг так отчаянно захотелось вспомнить это ощущение того, что ты управляешь сам чем-то большим и опасным, и только от тебя зависит собственная жизнь. Но так было только с автомобилем, а на самом деле… Себастиан нахмурился от невеселых мыслей и прижал ладонь к щеке. Лучше не думать о чем-то подобном сейчас в начале дня. Впереди еще много дел, которые потребуют внимания и собранности, а каждый раз, когда он начинал ловить призраков собственного прошлого, ничем хорошим это не заканчивалось – весь день шел коту под хвост, потому что настроение становилось просто паршивейшим. Надев пиджак и взяв со столика в прихожей ключи от своего черного Ягуара, он спустился на улицу. Прохладный воздух тут же окутал все тело, наполняя бодростью и заставляя окончательно проснуться. Серый город с высотками многоэтажных домов мелькал за стеклами все быстрее по мере того, как Себастиан набирал скорость, сильнее сжимая руль пальцами, словно лишняя сила придавала ему уверенности. Спешащие люди и автомобильные пробки, нетерпеливые водители, сигналящие друг другу на перекрестках и бесконечные светофоры – это одна из главных причин, почему он решил купить квартиру на окраине города. По крайней мере, там он мог действительно отдыхать, когда на такую роскошь хватало времени в его плотном графике. - Доброе утро, Катрин, - он улыбнулся своему секретарю по дороге в кабинет. Женщина лет сорока с загорелым и добродушным лицом, слегка полноватая, но, тем не менее, довольно-таки симпатичная, возвратила улыбку: - И тебе доброе, Себастиан. Я положила тебе на стол утреннюю корреспонденцию, а так же билеты на самолет в желтом конверте. К поездке я все подготовила, отель забронировала, встречи назначила. Себастиан усмехнулся: - Что бы я без тебя делал, Катрин? - Не знаю, сама часто об этом думаю, - подмигнула она ему. - Тебя ждет утренний кофе, а потом через час у тебя уже совещание. - Да, подготовь, пожалуйста, протокол, я хочу изучить его перед началом встречи. - Договорились. Он прошел к себе в кабинет, широкую и просторную комнату, залитую светом сквозь прозрачные стекла во всю высоту от потолка до пола. На столе его ждала обещанная чашка кофе, уже вторая за день, а это только начало. Он сам не помнил того момента, когда так успел пристраститься к этому напитку. Теперь он был для него своеобразным наркотиком, расширяющим сознание, и один аромат, доносящийся от чашки, был способен заставить его преодолеть сокращавшее их расстояние чуть ли не бегом. Он присел на край стола и вскрыл первый конверт: ничего особенного, приглашение на какую-то финансовую конференцию. Второй конверт заинтересовал его больше, потому что не носил никакого официального тона и тем. Это было письмо от Иветты, его невесты, с которой они должны пожениться через пару месяцев. Точное число свадьбы Себастиан не помнил, возможно, потому что для него эта женитьба была всего лишь очередным официальным событием, которое надо пережить. Но свои обещания надо исполнять, он знал это всегда. Даже если эти обещания даны уже мертвому человеку, его отцу, и даже если они полностью противоречат собственным представлениям о счастливом браке. В конце концов, Иветта была не так уж плоха, довольно симпатичная, тоненькая девушка с прямыми светлыми волосами чуть ниже плеч, со своеобразным чувством юмора и лишенная всяческих полудетских романтических замашек. Себастиана с какой-то стороны даже удовлетворяло то, что и он и его невеста прекрасно понимали, что семейные отношения в их паре будут строиться на определенных условиях, и такое понятие как любовь не входило даже в самые последние пункты этого списка. Тем не менее, его это нисколько не коробило, а, наоборот, избавляло от лишних обязательств играть из себя роль заботливого и любящего супруга, тем более что Иветта была вполне самостоятельной девушкой, чтобы позаботиться о себе сама. Их отношения можно было назвать дружескими, они даже могли пойти куда-нибудь в бар, напиться и говорить о машинах, как два парня. Но вот дальше поверхностных тем разговоры никогда не заходили, но, похоже, особо никто и не переживал. Сейчас Иветта была на отдыхе в Италии, и письмо кратко описывало ее пребывание в Римской Империи. «…Когда я вернусь, хочу начать подготовку к свадьбе. Ты ведь сам понимаешь, что, учитывая, из каких мы семей, придется здорово постараться, чтобы не разочаровать гостей и прессу…» Себастиан совершенно непроизвольно нахмурился. И, возможно, именно это внешнее проявление эмоций испугало его больше всего – он никогда не позволял себе такого. - Катрин, - он нажал кнопку динамика на рабочем телефоне. - Да? – послышался голос на другом конце провода. - Сколько планируется гостей на мою свадьбу? В трубке послышался шелест бумаги. - Так, у меня записано триста пятьдесят гостей, плюс пресса, охрана и… - Триста пятьдесят? – удивленно переспросил Себастиан, прикидывая в голове эту толпу народа. - Это начальная цифра, Мисс Иветта должна сообщить конечную цифру по своему возращению. - Ладно, спасибо, Катрин. Он повесил трубку и растерянно уставился в окно: вид на город с двадцать пятого этажа открывался великолепный. Крыши низких домов внизу усеяли собой пространство земли и краснели яркой черепицей среди серых тротуаров и дорог. Почему-то сейчас так захотелось затеряться где-то в этих улицах, стать таким же едва различимым человеком, которых он видит внизу, слиться в единой массе. Рука невольно потянулась за сигаретой. Прежде чем прикурить, Себастиан задумчиво покрутил ее в пальцах, потом поднес пламя зажигалки к кончику, наблюдая, как он вспыхивает оранжевыми искорками, и представил, как сизый густой дым заполняет сейчас его горло и легкие, врываясь в их пористую поверхность и окутывая туманной дымкой. Возможно, когда-нибудь он даже умрет от рака легких, но это такая магия, волшебство, от которого он ни за что теперь не откажется. Единственное, что позволяет хоть как-то расслабиться в этом сумасшедшем мире, которым правит очень жестокий и беспощадный бог по имени Бизнес. Иногда Себастиан ненавидел этого бога, а еще чаще ненавидел собственное преклонение перед ним. Болевые импульсы в голове пульсировали с каждым вторым ударом сердца. Рука затекла оттого, что ее придавило что-то тяжелое, и тысячи невидимых крошечных иголок неприятно покалывали кожу. Ногам было слишком прохладно, что даже мурашки покрыли тело. Все эти неудобства заставили Элана, наконец, открыть глаза и встретить взглядом полуденные лучи солнца, с трудом пробивающиеся сквозь плотные задернутые шторы комнаты. Они золотили его бледную голую кожу, путались в иссиня-черных прямых волосах, разметавшихся по подушке, отражались в глубокой синеве радужки глаз. Элан попробовал пошевелить рукой, чтобы размять затекшие мышцы и разогнать кровь, но тут увидел то самое препятствие, мешающее его движениям. На его руке лежало темноволосое существо, почти с головой закутанное в одеяло, которого так не хватало для его собственного тепла. Элан несколько раздраженно попробовал потянуть на себя теплый кокон ткани, но у него ничего не вышло. Тогда он решился освободить хотя бы свою руку из-под груза чужого тела и далеко не нежно выдернул ее из-под спины лежащего рядом. Подвигал пальцами в воздухе, чтобы прогнать неприятное чувство онемения, когда существо рядом зашевелилось и случайно пихнуло его в бок локтем. - Эй, поаккуратнее, - проворчал Элан и все-таки умудрился схватить освободившийся край одеяла и накинуть его на себя. - Ты уже проснулся? – немного сиплый спросонья голос раздался где-то над самым ухом. Элан повернул голову и встретился с темными карими глазами, смотрящими на него из-под густых ресниц. Кажется, он вчера немного перепил, потому что это лицо казалось совершенно незнакомым, как будто он видел его первый раз в жизни. Черт, как же раскалывается голова! - У тебя есть аспирин? – спросил Элан, нарочито игнорируя теплую ладонь, ложащуюся ему на живот. - Там, на кухне, в ящике где-то был. Тебе обязательно сейчас нужно за ним идти? Элан еще раз осмотрел вчерашнюю жертву своего пьяного очарования и ухмыльнулся про себя: а он вроде бы ничего, симпатичный и сексуальный. Ладонь скользнула вниз по его животу и остановилась на бедре. Теперь Элана поставили перед явным выбором: выползти из, наконец, окутавшего тело тепла и заглушить таблеткой головную боль, или остаться и посмотреть, что будет дальше. - Как тебя зовут? - уточнил Элан, хотя и сам не понял для чего. Как будто он все равно запомнит. - Ты что, ничего не помнишь? – пухлые губы на смуглом лице надулись, выражение глаз стало почти по-щенячьи обиженным. - Помню, конечно, - соврал Элан. - Просто у меня память на имена не реагирует. - Это что, какой-то новый вид склероза? А он еще и нагловатенький попался. Что ж, еще интереснее. - Подвид. И при этом не лечится. - А ты пробовал лечить? - А, может, ты попробуешь? - Элан накрыл своей ладонью руку юноши, все еще заманчиво покоящуюся на его голом бедре. - Вдруг получится? Уголки пухлых губ дернулись вверх и расплылись в улыбке: - Меня Марк зовут, так, между прочим, если снова не забудешь к вечеру… Но Элан забыл уже через пару минут, когда эти самые губы скользили по его телу и доставляли ему удовольствие умелыми ласками. К чему задумываться над тем, как зовут того, с кем ты, возможно, видишься первый и последний раз? Добравшись, наконец, до дома, Элан заглянул в гостиную: на диване мирно посапывал Шен, обняв руками подушку, словно любимую девушку. Его светло-русые волосы были всклокочены и перепутаны, словно он валялся в стоге сена. На столике перед ним стояли пустые бутылки из-под пива, окруженные горой окурков - кто-то вчера тоже продолжил веселиться, только в свой манере. Элан подошел к дивану и присел в ногах Шена, оглядывая беспорядок в их квартире и сопроводив свои наблюдения тяжелым вздохом. Убираться он терпеть не мог, и делал это только тогда, когда масштабы хаоса достигали уже гигантских масштабов. Это если, например, ты заходишь в дверь и не можешь ступить и шагу, не задев ногой пустую бутылку, пачку из-под сигарет, предметы одежды и обувь, книги, диски, смятые клочки бумаги, выброшенные им же в очередных попытках написать что-нибудь новое из песен. Иногда даже попадались денежные купюры или монеты, но это если особенно везло. Поэтому, зная все привычки своего «сожителя по несчастью», как называл его сам Шен, парню приходилось брать этот пункт совместной жизни на себя. Элан же честно пообещал, что готовить и мыть посуду будет он сам. На том и сошлись. Они снимали эту маленькую квартирку уже несколько лет. Не то, чтобы она была очень удобной, да и находилась не в самом центре города, но было в ней что-то уютное и своеобразное. Старые стены уже давно требовали новых обоев, а на потолке красовались трещины штукатурки, которые Элан иногда разглядывал, покурив травки, и представляя, как эти щели белой, загнувшейся по краям краски затягивают его в себя и открывают путь в другой параллельный мир. В гостиной стояли немногочисленные атрибуты старой мебели: комод, шкаф, в котором хранилось все общее барахло, диван, два потертых кресла и журнальный столик. Телевизор, который Шен притащил откуда-то из магазина подержанных вещей и купленный в складчину музыкальный центр. В углу стояли музыкальные инструменты: две электрогитары – самое драгоценное, что вообще можно было здесь найти, и самое драгоценное для сердец обитателей квартиры. Две комнаты, которые они делили между собой, располагались друг напротив друга. Спальня Шена выходила окнами во двор и представляла собой минимум декора: все просто и аккуратно, чтобы прийти, упасть лицом в подушку и заснуть до утра. Комната Элана являла собой полную противоположность. Стены, завешанные всевозможными постерами групп, сорванными где-то в городе афишами, фотографиями и рисунками. Широкая кровать, стоящая рядом с окном, и вид на улицу через распахнутые темно-синие шторы. Шкаф с торчащими из дверцы футболками и штанами, и рабочий стол с ноутбуком, вечно заваленный какими-то бумажками, дисками и всякой бесполезной мелочью. Именно здесь Элан любил писать песни, складывать фразы, рифмы и перечитывать по тридцать раз плоды своего творчества, чтобы в итоге разорвать или смять и выбросить, ругаясь и приписывая себе мнимую бездарность. Платили они за съем квартиры поровну, скидываясь в конце месяца оставшимися деньгами из зарплаты и того, что смогли заработать во время своих концертов – далеко не прибыльное дело, но зато именно музыке они посвящали себя целиком и полностью. Именно это и делало их счастливыми, отставляя всякие материальные нехватки на второй, а то и третий план. Задумчиво поправив на плече Шена сползший плед, Элан встал и побрел в ванную. Скинув с себя одежду и кеды, он встал под прохладные струи душа и подставил лицо под брызги воды. Головная боль прошла после того, как он принял аспирин, и теперь просто осталась какая-то легкая усталость. Вчера они весь вечер тусовались в «Потерянном раю», пили пиво, болтали и веселились. А потом Элан, очевидно, и подцепил этого смазливого мальчика, признавшего в нем солиста группы Last Chance. Не то, чтобы они были очень популярны, но когда ты живешь в небольшом городке, а люди, слушающие подобного рода музыку, посещают твои концерты, то невольно запоминаются и лица музыкантов, становящихся кумирами и как будто бы предводителями этого субкультурного движения. Ничего плохого Элан в этом не находил, особенно когда организм требовал элементарного секса без обязательств и дальнейших посягательств на его свободу, которую он ценил больше всего в жизни. Он уже давно обещал себе, что никаких серьезных отношений у него и быть не может, а о любви он будет лишь петь в своих песнях, теоретически излагая в текстах и мелодиях свое представление об этом чувстве. Такое самовнушение действовало безотказно, по крайней мере, до настоящего момента. И Элан не испытывал совершенно никаких угрызений совести, когда уходил наутро от очередной любовницы или любовника, бросая привычное «Может, как-нибудь увидимся», хотя прекрасно знал, что это «как-нибудь» не случится никогда. В конце концов, они тоже получали удовольствие, равно как и он. Это были отношения взаимной выгоды, ничего более. - Эй, Элан! Черт возьми, который час? Почему ты не разбудил меня? – хрипловатый голос раздался рядом с ванной, потом дверь слегка приоткрылась, и в щелке показалось заспанное лицо Шена. - Тебя в детстве не учили, что подглядывать неприлично? – Элан задернул полупрозрачную штору. - И это ты мне говоришь о приличиях? – Шен бесцеремонно ввалился в комнату, наполненную паром, и принялся разглядывать в зеркало свое лицо. На щеках виднелась двухдневная светлая щетина, которая придавала ему какой-то диковатый вид. - Это ты, между прочим, свалил вчера из клуба в обнимку с парнем, а не я. - А что неприличного ты находишь в том, чтобы отдаться любовным утехам с симпатичным спутником? – Элан вылил на мочалку гель для душа и, вспенив его, начал тереть свои плечи. - Все же лучше, чем напиваться в одиночестве дома из-за того, что тебя бросила очередная девчонка. Шен хмыкнул и, выдавив на зубную щетку пасту, принялся за утреннюю процедуру умывания. Не вынимая щетки изо рта, от чего голос его стал жутко картавым, он повернулся к закрытой шторке, как будто так ему было удобней разговаривать. - Ни тэрта ты нэ понимаешь. Я, межжу прочим, ее по-своему любыл. Элан невольно хихикнул: говорить о высоких чувствах, чистя зубы, это конечно очень романтично. - Она плевала на тебя, а ты еще и переживаешь, что избавился от ее персоны. - Лучше бы посоветовал, как ее вернуть, - Шен прополоскал рот и теперь вытирал лицо махровым полотенцем. - Если тебе оно так надо… Ну, что обычно делают в таких случаях? Цветы, конфеты, цацки всякие. - Последний раз, когда я подарил ей цветы, они оказались размазаны по моему лицу. - Вот я же говорю, что все эти якобы серьезные отношения приводят только к одному – кто-то унижен, кто-то обижен, и в итоге – оба друг друга ненавидят. - И это мне говорит тот, кто ни разу не был влюблен! Элан уставился на светлый кафель в подтеках воды: - И не хочу. Лучше я буду свободным и независимым, чем вот так вот впадать в депрессию, как ты. На свой ответ он услышал только звук спуска воды в унитазе. - Хватит намываться! Освобождай уже душ, мне тоже сполоснуться не мешает, а то через два часа нам надо быть в клубе на репетиции. Сегодня начало концерта в восемь. Шен вышел, прикрыв за собой дверь, а Элан нехотя выключил воду и встал босыми ногами на холодный пол. Он посмотрел на себя в зеркало: в отражении на него глядел худой юноша с темными мокрыми волосами до плеч, в темно-синих глазах сквозила тень грусти и тоски. На шее на кожаном шнурке висел неизменный талисман в форме звезды. Протерев запотевшее стекло зеркала, Элан прикрыл глаза и вздохнул. Надо собраться с силами. Вечером им придется здорово потрудиться.