У бабочки всего лишь день, Последний день, чтобы влюбиться и умереть, Hо она сидит в закрытой банке, Из неё можно только смотреть…
«Морфо Аматонте – бабочка из семейства Нимфалиды, относящаяся к подсемейству Морфид. Размах крыльев от ста, до ста пятидесяти миллиметров. Распространена в Панаме, Коста-Рике, Венесуэле, Колумбии и Эквадоре. Самец окрашен в ярко-синий цвет, иногда голубоватый» Мама говорит, что я похожа на эту бабочку. Такая же хрупкая. Будто стеклянная. И цвет глаз у меня ярко-синий, как её крылья. Я закрываю глаза и вижу их. Много-много, сотни, тысячи Морфо Аматонте. Их так много, что мир вокруг кажется синим. Они порхают, кружатся надо мной, а одна садится на ладонь. Такая нежная. Кажется, будто дунешь на неё — и она развеется. Как и я. — Алиса, проснись, Алиса, — голос санитарки возвращает меня в реальность. Её тонкие пальцы в холодных перчатках, слегка касаются моей ладони. — Пора укол ставить, девочка моя. Укол? Зачем? В чём смысл ваших уколов? Я и так таю на глазах. Не мучайте меня, пожалуйста. Тело уже почти потеряло чувствительность. Я не ощущаю, как тонкая игла пронзает мою плоть. Понимаю, что всё кончилось, лишь когда рука санитарки аккуратно похлопывает меня по плечу. И палата снова опустела. Вот бы эти кристально белые больничные стены были синими. Как крылья Морфо Аматонте. Наверное, и умирать было бы легче. А небо. Небо за окном синее! Ни одного облачка! Так хочется потрогать его руками. Оно, наверное, тёплое. Я так давно не ощущала тепла. Руки сами обрывают пучки трубок и проводов, торчащих из куска плоти, называемого моим телом. Ноги сами несут туда, к свободе. Каждый шаг, каждое движение, кажется, каждая мысль отдаётся глухой болью. Сердце медленно, но громко стучит где-то в районе горла. Шаг. Ещё шаг. Пустой больничный коридор. Медсестры нет на посту. Странно. Приоткрытая дверь запасного выходы. А там солнце… Море солнца. Я даже чувствую, как его лучи растекаются по венам вместе с почти остывшей кровью. Босыми ногами ступаю на горячий бетон. Надо же… Я не чувствовала ещё ничего более приятного. А деревья! Вы посмотрите какие деревья! Величественные исполины высотой в целый мир! Что это? Я улыбаюсь? — Девушка, постойте! — вы зовёте меня? Разве вы не знаете моего имени? Незнакомый парень смущённо, но быстро приближается ко мне. — С вами всё в порядке? — в его взгляде я вижу столько волнения. За меня? — Не беспокойтесь, молодой человек, — слова срываются с губ сами собой. — Я никогда не была так счастлива! Вас, наверное, смутила моя больничная пижама? Не беспокойтесь. Я всего лишь из больницы сбежала. Как бабочка из стеклянной банки, понимаете? — Из больницы? — Ах, вы, наверное, подумали… Нет, не из психиатрической, — а у него ведь глаза как у меня! Ярко-синие! — У меня лейкемия. Представляете, да? Лейкемия. А я хожу! И даже сбежать смогла, понимаете? — Может, вам помощь нужна? — А встретьте со мной закат? — зачем я хватаю его за руки? Зачем смотрю в эти два синих самоцвета? Я вижу сомнение на его лице. Ты можешь отказаться. Беги! Беги, пока есть возможность. Не связывайся с полуживой! Не обрекай частицу своей души на смерть. Ведь я умру на твоих руках. Я знаю. — Вы когда-нибудь были на Больших Прудах за городом? — Нет, — он сам берёт меня за руки. А его ладони такие тёплые. — А хотите? — А там есть бабочки?***
Тёмные свинцовые тучи нависли над городом и вот-вот готовы были пролиться беспощадным ливнем. Казалось, сама Природа скорбит об этой маленькой невинной девочке с такими огромными синими глазами. Я стоял над могилой с горстью земли, и не мог заставить себя бросить её вниз. Мне казалось, что с ней улетят и мои воспоминания о том вечере на Прудах. О её последнем вечере. Я не хочу его забывать. Она такая хрупкая, бледная, тоненькая, с таким упоением рассказывала мне о Морфо Аматонте. Казалось, что вся её жизнь и заключается в этой маленькой синей бабочке. Она так хотела её в свою коллекцию. Знаешь, Алиса, а ведь она есть в моей коллекции. Маленькая застеклённая коробочка летит вниз. До ушей доносится глухой стук о дерево гроба. Я знаю, что теперь ты счастлива, моя маленькая мёртвая Морфо Аматонте.