Я - твои слезы.

Мустафа был разозлен, мягко говоря взбешен и еще немного растерян. Как, КАК эта рыжая женщина сумела превратить жизнь в ад не только его матери, но и ему самому?! Никак, сам Дьявол помогает ей. Проходя по одной из аллей дворцового сада, он, сурово нахмурив брови, раздумывал над этим, пытаясь найти что угодно, что могло бы хоть на миг охладить его пыл и ярость, боль и отчаяние. Эфсун... Ребенок... Счастливая жизнь была у него в руках, но все разрушилось, сгорело от одной единственной женщины, султанши Повелителя, от ее нечестивой руки. Ведьма... Мама была права, она сущее исчадие ада, ведь все, к чему она прикасается, превращается в грязь, пепел, тлен... И она обязана ответить за свои преступления! Но, думая об этом, он понимал, что за все это время Хюррем всегда удавалось выпутаться, выкарабкаться из любой беды, из любой ситуации, это раздражало и Мустафа, сжимая непроизвольно кулаки, постепенно понимал, ЧТО следует сделать. Его в глубине души пугали собственные мысли, но он осознавал, что иного пути нет, и ничто, кроме этого, не сможет погасить его огонь в груди.

***

Хюррем сидела в своих покоях, рассматривая украшения. Дети были у Валиде, а служанок она отпустили на время, оставив лишь одну у дверей, для спокойствия. Мысли ее крутились вокруг последних событий - смерть Эфсун, ее ребенка... Печально все это. Не этого ей хотелось, но с доброй руки Махидевран... Хасеки султан вздохнула и поправила выбившуюся прядь огненных волос за ухо. Вечер. Может быть, пойти к Валиде и забрать детей?.. Громкие звуки за дверью заставили ее насторожится. Она встала, все еще держа в руках шкатулку с драгоценностями, сердце вдруг забилось чаще, а дыхание сбилось. Ощущение опасности охватило ее с ног до головы. Вдруг дверь отворилась настежь, пропуская шехзаде Мустафу, чей взгляд, казалось бы, мог прожигать насквозь. За ним затворилась дверь, и Хюррем задней мыслью подумала, что, пожалуй, стоит изгнать служанку из дворца. Пускать сюда кого бы то ни было, не спрашивая разрешения у нее??.. - Хюррем. - сказал шехзаде мрачно, не сводя взгляда с ее настороженных и немного испуганных глаз, - Ты понимаешь, зачем я здесь? Хюррем повела плечами, чуть улыбнувшись в немом раздражении: - О да, Мустафа. Разумеется. Ты пришел обвинять меня, я не ошибаюсь? Ты и твоя матушка целыми днями только этим и занимаетесь... - Замолчи. Твой грязный язык, равно как и ты сама, приносят только беды... - Хюррем дернулась было возмутиться, но молодой мужчина жестом остановил ее, - Не стоит. Не приноси себе излишних страданий, хотя это тебе и не повредило бы. Ты дождалась, Хюррем. Ты дождалась, что к тебе не испытывают уважения, что тебя многие попросту ненавидят... Но ты как ни в чем ни бывало здесь, еще смеешь улыбаться, пользоваться доверием Повелителя... - Мустафа! - Не стоит, госпожа. Если вас так можно будет назвать... Мустафа приблизился к ней практически вплотную, все так же не прерывая зрительного контакта. Женщина неосознанно сделала шаг назад, отвечая на этот пронизывающий взгляд своим дерзким, явно не собираясь сдавать позиции: - Как ты смеешь такое говорить, ты понимаешь, кто перед тобой и что именно ты мне сейчас сказал!! Мустафа усмехнулся, прищурив глаза: - О да, великая Хасеки Хюррем Султан. Я все прекрасно понимаю, и поверьте, уже все для себя решил. Отступать я не собираюсь и ничто вам сейчас не поможет. - Что ты... Не успев договорить, Хюррем вскрикнула, когда Мустафа грубо схватил ее за руку и потащил к ее роскошной кровати, устланной шелковыми простынями с золотой вышивкой. Шкатулка, выпав из рук, раскрылась с громким звуком, а по полу покатились кольца и броши из дорогих камней и металлов. Тот, не говоря ни слова, швырнул мать четверых шехзаде на постель, следом безжалостно сжимая тонкие запястья женщины в своей руке, а другой доставая что-то из своего кафтана. - Мустафа!! Немедленно отпусти... Прекрати это безобразие, ты поплатишься жизнью перед Повелителем за такую дерзость!!! - Кричите, пока не охрипнете, Госпожа. Вас никто не услышит, будьте уверены, я проследил за этим. Все ваши слова словно пустой звук для меня... Я принял решение и не отступлюсь от него. Достав из кармана прочную даже на вид ленту, он связал запястья Хюррем и привязал их к изголовью кровати, не обращая никакого внимания на ее крики, угрозы и попытки вырваться. С детства обучаясь искусству боя, ему не доставляло никаких трудов сломить сопротивление даже многих взрослых мужчин. - Все, что произойдет сегодня, списывайте только на свои ошибки, Хюррем Султан. Жить после этого или умереть - решать Вам. Можете рассказывать Повелителю, хотя не думаю, - он одной рукой сорвал с нее верх платья, ткань жалобно треснула в унисон беспомощного вскрика рыжеволосой, - что вам это будет на пользу. В два счета избавив ее от роскошного изумрудного платья и нижнего белья и оставаясь беспристрастным внешне, глядя на ее слезы и мольбы, Мустафа стянул с себя лишь брюки, позволяя восставшему органу вырваться на свободу. Сгораемый ненавистью и жаждой мести, он, тем не менее, не мог контролировать свое бурлящее в крови желание при виде практически сломленной и обнаженной Хюррем, где-то на задворках мыслей отмечая, до чего же она красива, когда такая... Словно ангел, а не демон. - Мустафа... - снедаемая великим стыдом и отчаянием, прошептала она охрипшим от криков голосом, - Остановись... - Не сегодня, Госпожа, - Шехзаде развел ее ноги, устроившись между ними, - Да и даже если бы я вдруг захотел остановится... Он провел ладонью между ее ног, касаясь сокровенного местечка, принадлежащего до этого момента только Султану Сулейману хану, не переставая вглядываться в ее залитые слезами зеленые глаза, упиваясь моментом и неосознанно стараясь впитать в себя все - ее образ, такой, какой она предстала перед его глазами, такой, какой он будет помнить ее до самой своей скорой смерти... - ...Даже если бы и захотел, Хюррем, я бы просто не смог. Ворвавшись в нее до конца, он притянул ее себе за бедра, заставляя прогнутся в пояснице. Поймав зубами сосок, он прикусил его, слушая ее вскрики, а потом облизал, не переставая совершать фрикции в быстром и немного жестком темпе, не сильно заботясь о состоянии лежащей под ним женщины. Та, закрыв глаза и сжав губы, лишь дрожала в его руках, а ее слезы, казалось, промочили подушку под ее головой насквозь. Кончая, Мустафа прижал ее к себе, замечая, что его бешеное сердцебиение совпадает с ее, чувствуя, как его орган, выталкивая из себя семенную жидкость в ее нутро, медленно опадает. Подняв ее мокрое от слез лицо одной рукой, он дождался, пока она приоткроет свои изумрудные глаза, полные боли и ненависти: - Теперь вы должны быть довольны, ведь только что вы рассчитались со мной. Теперь я понимаю, почему вы так притягиваете моего отца... Теперь, наконец-то, я чувствую освобождение. И знаете, что? - он криво улыбнулся прямо в ее сурово сжатые губы, - Теперь я, Хюррем, - твои слезы.