Золотые искры

      С самой юности он любил эту девушку. Люди могли говорить, что она – никто, но для Филиппа она была всем.       Лючия ла Сорелли, прима-балерина Гранд Оперы – вот кто покорил его сердце. Филипп любил ее. Он увидел Лючию еще совсем юной девушкой. Маленькая, хрупкая, стройная, чем-то похожая на нераспустившийся цветок. Он, Филипп, был еще юнцом – двадцать пять лет определенно не возраст. То чувство, которое он испытал тогда, было сродни молнии. Филипп никогда не думал, что может так чувствовать. Он всегда считал себя сухарем, циничным и бессердечным. Он и был им, но эта крошка – девочке из кордебалета было лет пятнадцать –перевернула его мир.       Он грезил Лючией – ее звали Лючией, – и грезы были сладостны. Балерина... Филипп видел в ней великий дар, она была прелестна в своей невинности и чистоте.       Лючия узнала, что он следил за ней. Бедная девушка взглянула на него... и Филипп увидел в ее золотистых глазах нежность.       Она стремительно продвигалась вперед. Филипп думал о ней постоянно, даже в те минуты, когда другие женщины владели его телом. Сердце было отдано Лючии.       Он впервые коснулся ее губ в тот день, когда ей исполнилось двадцать. Это было его подарком юной балерине.       Потянулись однообразные дни, но каждый вечер она ждала его, трепеща от волнения. Они гуляли по парку, целовались и говори без умолку.       А потом он должен был уехать.       Вернувшись, он обнаружил юную красавицу двадцати девяти лет (он был одним из немногих, кто знал возраст Лючии). Она изменилась, но Филипп лишь радовался этому. Лючия стала... жестокой. Да, жестокой, хоть он и признавал это с болью. Лючия стала неожиданно популярной, но, увидев его, бросилась к нему на шею и осыпала поцелуями.       Филипп наслаждался каждым ее прикосновением. И тогда, и потом... Каждая их новая встреча была наполнена страстью и непонятной романтикой. Мужчина, уже почти достигший сорока лет, вел себя с ней, как ребенок.       Лючия, его Лючия, была рядом всегда. И даже тогда, когда Рауль, этот идиот Рауль, влюбился в слабоумную Кристину Даае, и даже тогда, когда они ссорились с братом.       Их последний вечер запомнился Филиппу на всю жизнь. Ее молящее «Не надо. Не ходи», которое он проигнорировал, и ее карие глаза, в которых горели золотые искры.       Филипп и сам не понял, почему они снова возникли перед его глазами, когда он падал куда-то во тьму.       Ее прелестные глаза...       Граф Филипп Жорж Мари де Шаньи так и не успел за шестнадцать лет сказать Лючии ла Сорелли, что любит ее.