Roses

*** Бордовая жидкость в высоком бокале качнулась от очередного удара ногтем по стеклянному боку, оставляя на прозрачных стенках темные разводы. Вздохнув, Сатсуки подпер щеку рукой, устраивая локоть на столе, накрытом белой скатертью. Бросив на него полный сострадания взгляд, Кайя снова захихикал в платочек от очередной шутки своего собеседника. Оставив в покое бокал, Сатсуки откинулся на спинку стула, закрывая глаза и стараясь не слушать, о чем переговариваются его друзья. Вино уже ударило в голову, и в темноте плотно сомкнутых век начали бродить цветные круги и радужные пузыри. Сквозь воображаемую стену, ограждающую певца от посторонних звуков вокруг, пробрался очередной смешок Кайи. Сатсуки поморщился – одно дело терпеть такое поведение на сцене и умиляться каждому женственному поступку, и совсем другое слышать этот жеманный смех в реальной жизни. Сатсуки Кайю любил и уважал, но сейчас готов был вылить недопитое вино ему на голову, смешивая резкий запах лака и кислый винограда. - Хэй, спящая красавица. Пузыри перед глазами разом лопнули, Сатсуки поморщился. Но морщинки на лбу тут же разгладились, стоило ему понять, чей голос прорвался в его сознание следом за смехом Кайи. Сатсуки приоткрыл один глаз, чуть щурясь от яркого света винтажной люстры, и заскользил взглядом по длинным ногам, плотно обтянутым джинсами, натыкаясь на руку, кончиками пальцев державшуюся за карман. Взглядом огладил грудь, шею, плечи и букет. Букет? Сатсуки, заметив букет кремовых роз, небрежно закинутый на плечо, наконец, открыл второй глаз. - Проснулся? Молодец, - произнес Хакуэ, перекладывая букет на другое плечо. За спиной томно вздохнул Кайя, когда Хакуэ подошел ближе и присел на соседний стул, укладывая букет на колени Сатсуки. Он улыбнулся, увидев, как засияли глаза мужчины напротив, словно две звезды. Карих звезд не бывает, Хакуэ знает это, но у Сатсуки они есть – две яркие, словно солнце, звездочки, которые сейчас блестели то ли от счастья, то ли от выпитого вина. Букет приятной тяжестью давил на колени – Сатсуки даже не брался считать, сколько там роз. Затаив дыхание, он кончиками пальцев гладил бархатные лепестки, пьянея от цветочного запаха и любви, переполнявшей его сейчас, как вино недавно переполняло бутыль из темно-зеленого стекла. Приподняв букет, отозвавшийся шорохом оберточной бумаги, Сатсуки зарылся лицом в цветочное облако, глубоко вдыхая дурманящий аромат. - Идем, - пальцы несильно потянули его за рукав. Хакуэ помог Сатсуки встать, удерживая в объятиях и не давая упасть – от количества выпитого Сатсуки чувствовал себя как на палубе корабля, попавшего в шторм. Улыбнувшись Кайе, не сводившего с них глаз, Хакуэ ловко вынул одну из роз и протянул ее певцу. Рука в черной кружевной перчатке, оставшейся от концертного костюма, приняла подарок и поднесла розу к щеке, покрывшейся смущенным румянцем. - Это мои цветы, - обиженно пробурчал Сатсуки, прижимая букет крепче к себе и утыкаясь носом в плечо Хакуэ. - Твои, твои. Идем. Придерживая его за плечи, Хакуэ довел его до лифта, и спросил какой этаж. Засмотревшись на лицо, обрамленное черными локонами, Сатсуки не сразу услышал вопрос. Снова прижавшись к кремовым бутонам, он что-то неразборчиво пробурчал, и осталось неизвестно, каким чудом Хакуэ услышал, что им нужен двенадцатый этаж. - Номер? – Хакуэ неспешно шел по коридору, прижимая Сатсуки к своему боку. - Не помню. Там зеркало большое справа от двери было. Оглянувшись через плечо, Хакуэ тихо засмеялся и развернулся в другую сторону, удивляясь, как воспоминание о зеркале не смыло винным потоком. Хакуэ, наверное, целую вечность искал ключ от номера, с улыбкой наблюдая, как Сатсуки довольно жмурится, чувствуя, как в поисках карточки чужие руки гладят его бедра, ныряя в каждый карман. Когда ключ все же был найден, Хакуэ осторожно, чтобы не запнулся о порог, втолкнул Сатсуки в номер. - Может, цветы в вазу? – предложил он и улыбнулся, глядя, как трепетно Сатсуки прижал к себе букет и замотал головой. – В душ не хочешь? - Нет. Спать хочу. И тебя. Рядом, - подумав, добавил Сатсуки. Хакуэ отвел его в спальню и позволил упасть на матрас, блаженно растянувшись на его мягкой поверхности. Бережно положив букет рядом с собой, Сатсуки протянул руки, чтобы, наконец, обнять, но Хакуэ лишь поцеловал ладонь его правой руки и принялся расстегивать пуговицы на рубашке. Сатсуки задерживал дыхание каждый раз, когда Хакуэ расстегивал маленькую пуговку и целовал открывшийся участок кожи, и ждал, путаясь пальцами в темных прядях, когда же он доберется до самой последней. Расстегнув воротник, Хакуэ припал губами к ямке между ключицами, заставив Сатсуки мелко задрожать, нетерпеливо притянуть его к себе и вовлечь в глубокий поцелуй. Хакуэ гладил Сатсуки по голому животу и спине, дразня, проникал пальцами под ремень, чувствуя, как любовник бедрами прижимается к нему, требуя большего. Он ни за что на свете не стал бы ему отказывать, но все обстоятельства были против них. Тяжело дыша, он отстранился от любимых губ, с которых тут же сорвался недовольный стон, и кое-как стащив с Сатсуки рубашку и джинсы, потянулся за покрывалом. - Что? – Сатсуки перехватил его руку. - У меня утром встреча. В Токио. Закусив губу, Сатсуки отвернулся, не замечая сожаления и грусти в глазах Хакуэ. - Приехал цветы подарить? – спросил он, указательным пальцем касаясь бежевого бутона. В горле застрял противный ком размером, казалось, с Токийскую башню. - И пожелать тебе спокойной ночи. Развернув Сатсуки к себе, Хакуэ обнял его, пряча лицо у него на груди. Откинув назад голову, чтобы не дать слезам сбежать вниз солеными ручейками, Сатсуки снова запустил пальцы в черные волосы, прижимая Хакуэ к себе сильнее, словно желая растворить его в себе. Или самому раствориться в нем, это не так важно. Про их любовь можно снимать кино – Хакуэ проводит дни и ночи в студии в Токио, изредка отвлекаясь на какой-нибудь концерт, а Сатсуки колесит по Европе, проводя свое время в модных клубах и Старбаксах, разместившихся на каждом углу. Их разделяет множество стран и семь часовых поясов. Каждой встречи на полчаса они ждут с такой силой, что забывают обо всем на свете. Даже в маленькой Японии им кажется, что разделяющее их расстояние стремится к бесконечности. Чувствуя поцелуи на своей груди и шее, Сатсуки закрыл глаза, прижимаясь щекой к бархатным цветам. Мягкое покрывало скользнуло по коже, и последним, что Сатсуки запомнил, было ласковое прикосновение к виску и тихий шепот о любви. Сатсуки проснулся на следующее утро с мыслью о том, какой хороший ему снился сон. Но мимолетное счастье тут же пропало, стоило лишь увидеть маленький конвертик с запиской. Отвернувшись от него, Сатсуки поморщился – в голове разлилась мыльная вода от радужных пузырей, на душе было грустно и тоскливо. Хотелось выть на луну, но луны не было, а Сатсуки не выл со времен своей прошлой группы. Сев на кровати, Сатсуки с колющей нежностью в сердце оглядел рассыпанные по покрывалу кремовые лепестки. Качнув головой, он поймал один из упавших с волос лепестков и, прикрыв глаза, поцеловал его. Про их любовь можно снимать кино. И у этого кино обязательно будет хороший конец и никак иначе.