Мамино проклятье

Это вполне нормально — ненавидеть. Себя, родителей, учителей, друзей, работу, детей. На последнем пункте Лидия застревает конкретно. Мелкий Биджей — её проблема вселенского масштаба. А может, проблема в самой Лидии, давшей неродившемуся эмбриону, весом со среднюю пачку творога, имя друга детства. Лидия ненавидела и ненавидит Биджея всем своим очерченным чёрной полосой сердцем. Этот белковый сгусток снится ей каждый четверг — червивый день — и вылезать из её снов не собирается. Лидия где-то читала страшилку о младенце с тридцатью двумя зубами и может поклясться, что Биджей страшнее всего этого сразу. Он как маленький сгнивший мертвец, а она его утроба, запущенная, заросшая сорной травой могила. Почва. В ней он должен был разложиться, но соседка по комнате в общежитии вызвала «Скорую», не вынесла горлового воя и выпирающего позвоночника на кровати напротив. И ведь говорили же, что опасно на позднем сроке делать аборт, только хуже будет, да кто бы слушал. Парень Лидии вообще исчез после их несчастной интрижки в туалете, где он в неё излился за неимением презерватива. Как будто и не было его никогда вовсе. А Лидия искала. Ни в одном журнале посещений его не было, даже в библиотеке его карточки не нашлось. Ненависть течет по венам горючим бензином. От сердца к матке, из которой вышел маленький Биджей — маленький мертвец, материнское проклятие. У Лидии лиловые синяки на изгибе локтей от игл. Врач сказал, что на самом деле этих болей в животе нет, ей кажется, и ей незачем беспокоиться. Прописал витамины в капсулах и обезболивающее в таблетках. Но потом, глядя на пациентку, передумал и вписал в рецепт шприцы и кодовое слово «ампулы». Лидия сидит напротив зеркала в их комнатке, та самая соседка ушла, видимо, боясь за чужое состояние. Пусть посидит одна, обглодает себя, пока никто не видит, а я тут не буду причём — так она, наверняка, думает. Маленький Биджей скребется изнутри, хочет выбраться наружу. Лидия его ненавидит. Потому что его не должно быть. А почему, собственно, Биджей? Лидия напрягает память, впуская пальцы в чернильные волосы, пока Биджей деловито стучит кулачками по ребрам. Лидия помнит, как это делается. И она хочет поскорее избавиться от фантомного сгустка. Но произнесённое почти двадцать раз «Битлджус» не даёт никакого результата. Биджей грызет мать дальше. Лидия кусает руку, лёжа на холодном полу, заливаясь колючими слезами, вспарывающими в голове все, что наболело. Хватается за одеяло и, подтянувшись на руках, забирается в кровать и под него. Завернуться в кокон мумией и сдохнуть, наконец, сдохнуть. И почему это так сложно? Маленький Биджей, мамино проклятие, злобно хихикает детским смехом. — Детка-а-а, — дьявольски тянет Битлджус прогнившей пастью, наматывая на палец прядь её волос, — конфе-е-етка-а-а. Лидия не дергается, коротко вздыхает во сне, пока маленький Биджей медленно перестаёт пульсировать глубоко внутри неё. Успокаивается. Битлджус, отлетев в сторону, мягко пружинит с воздуха на пол. Идёт к Лидии, щегольски переставляя ноги. Даже материализует зловонно пахнущую сигару просто так — чтоб была. Наклоняется и, показушно вытянув губы, склеенные землёй, трубочкой, убирает хмурящейся Лидии волосы с лица. Он даже бы успел добраться вездесущей рукой под одеяло и успокоить маленький сгусток безумия — единственное напоминание о нём самом после амнезии Лидии, полученной в результате аварии, но тонкая бледная рука накрепко хватает его за лацканы потрепанного пиджака и резко притягивает к себе.