Im throwing on my Louboutins

Джаз, ненавязчиво играющий на фоне разговоров и шума, стоящего в баре, отвлекает. Он огибает столики с флиртующими парами, болтающими компаниями, чтобы добраться до тех одиноких обитателей барной стойки, потягивающих коктейли из меню со скучающим видом. Джаз – это слишком клишировано даже для этого заведения с кожаными диванчиками у стен и барменом с дипломом психолога. Джаз – это слишком не ее. Рейчел, бездумно уставившись на неоновую вывеску на стене за спиной бармена, тыкает в первый коктейль в меню пальцем с бордовым гелевым маникюром. Ее телефон лежит на стойке рядом с черным лакированным клатчем. Одна нога упирается в металлическую подставку высокого барного стула. — Ваш заказ, — говорит бармен, ставя перед ней на стойку сначала маленькую картонную подставку, затем коктейль. Рейчел думает, что “Отвертка” никогда не был её коктейлем, но что поделать. Она выпивает весь бокал залпом, глотая приличную порцию водки с апельсиновым соком. Её губы поджимаются, нос морщится, и она тихо шипит, чувствуя, как алкоголь жжет гортань. Пальцы непроизвольно сжимаются в кулак так сильно, что начинают белеть костяшки. Рейчел шумно выдыхает и, наконец, открывает глаза, видя перед собой бармена, смотрящего на неё то ли с волнением, то ли со скрытой усмешкой. — Повторить? — спрашивает он, убирая бокал за стойку. — Думаю, ей хватит, — отвечают за Рейчел прежде, чем она успевает сказать хоть что-то. Горло все еще нестерпимо жжет. — Повторить, — капризно говорит Рейчел, хлопая ладонью по отполированной столешнице. — И ей то же самое. Бармен кивает и отходит, чтобы сделать заказ. Рейчел не поворачивает голову вправо, чтобы посмотреть на подошедшего к ней гостя. Она не поворачивается, потому что знает: Куинн сейчас стоит над ней, поджав губы, и сверлит взглядом. Потом она вздохнет, кинет свой клатч на стойку рядом с телефоном Рейчел и сядет на стул рядом, одну ногу оставив на полу, а вторую уперев в металлическую подставку. — Красивые туфли, — говорит Рейчел, не поворачиваясь. Пальцы правой руки потирают пальцы левой, задевая тонкое золотое кольцо на среднем. Подарок. От важного человека. — Ты даже не посмотрела, — улыбается Куинн, опуская глаза на свои туфли. Бежевые Лубутены на высокой шпильке с небольшой подносочной частью. Классические лодочки. — У тебя всегда был хороший вкус в обуви, — пожимает плечами Рейчел, улыбаясь бармену, когда он ставит перед ними два высоких бокала со светло-оранжевой жидкостью. — А ты никогда не умела пить. — Куинн забирает у нее бокал и ставит справа от себя оба, прося бармена принести им сухой мартини. — А ты любить, но я не жалуюсь. Рейчел не поворачивается, Куинн не отвечает. И не дышит. Они сидят, молча разглядывая бутылки, бокалы, барную стойку, свои ногти или туфли. Они просто молча сидят, упершись одной ногой в металлическую подставку барного стула. На Рейчел тоже Лубутены. Черные. Классические лодочки. Они молча сидят, пока бармен не приносит им мартини со шпажкой, на которую насажены оливка и долька лайма. — Как Курт и Блейн? — первое, что спрашивает Куинн, сделав глоток и довольно улыбаясь, видя, как Рейчел не морщится после того же. — Сняли дом на пляже недалеко от Лос-Анджелеса на неделю. — У них медовый месяц до свадьбы? Рейчел пожимает плечами, делая еще один глоток. Шпажка наклоняется и упирается ей в щеку. Куинн убирает ее из бокала и кладет на салфетку, лежащую на столешнице. — Как Сантана и Британи? — Аспен. — Думала, для лыж уже поздно. Рейчел губами снимает оливку со шпажки. Куинн протягивает ей свою. Рейчел делает то же самое, потому что Рейчел очень любит оливки. — А Мерседес? — В Огайо. Поехала к Сэму. — Понятно. Телефон Рейчел на столе вибрирует. Джаз все еще отвлекает. — Это Курт. Прислал их фото на фоне океана, — говорит Рейчел и показывает изображение Куинн. Они улыбаются, смотря на счастливые лица Курта и Блейна, обнимающихся на фоне захода над темно-синей водной гладью. — Они не меняются, — вздыхает Куинн, поднимаясь со своего стула. — Они счастливы, — шепчет Рейчел, не отрываясь от экрана телефона. Она старается не отводить взгляд от своих темно-бордовых ногтей, пока Куинн расплачивается с барменом. Рейчел опускает взгляд и встает, беря со стойки свой клатч. Они идут к выходу, не смотря друг на друга. Куинн предлагает помочь Рейчел с пальто, но она сама справляется, накидывая темно-серый кашемир на плечи и застегивая пару верхних пуговиц. Куинн надевает свое светло-бежевое пальто и выходит на улицу, придерживая за собой дверь. Снег в середине февраля давно растаял, и на улицах Нью-Йорка чисто и сухо. Окна бара украшены красными длинными гирляндами. Соседний магазин блестит розовыми оттенками, а окна соседней парикмахерской украшают белые купидоны на светло-лиловых облачках. Куинн и Рейчел одновременно улыбаются. Эти купидоны больше похожи на бракованных пупсов, что дарят маленьким девочкам на дни рождения. У Рейчел таких было два. Она садила их на кровать и пела им песни их фильмов, что смотрела с отцами по вечерам. У Куинн их было больше, но многих она поломала. Оторвала руку, пока везла в коляске, случайно выколола пластиковый глаз, пока играла в доктора или свернула шею, пока купала. В конце концов у нее остался всего один. Но и он с дефектом. У него внутри старый болт от музыкальной коробочки. Коробочка не играет, а болт попал туда как-то случайно. Куинн не помнит, как. Но она уверена, что пупсу это не мешает. Они подходят к обочине дороги, и Куинн вытягивает руку. Рейчел улыбается, видя, как та пропускает одно такси за другим, затем выходит почти на середину дороги и ловит первый желтый автомобиль, водитель которого сначала громко ругается на хинди, а затем дружелюбно улыбается, запихивая в карман купюру с портретом Франклина. Куинн качает головой и снова улыбается, смотря на то, как ловко Рейчел со всем справляется. С учебой, со своей жизнью, с выбором туфель, с “поимкой” такси. Со всем. За окном люди, держащие в руках подарочные пакеты. Люди, держащие за руку кого-то. Такие люди – по обеим сторонам улицы. Куинн смотрит в одно окно, Рейчел – в другое. Но они видят одно и то же. На одной стороне девушка встает на носочки и целует высокого парня в кончик носа, сжимая в руках картонную коробочку в форме сердца. На другой стороне парень нагибается, чтобы поцеловать девушку в щеку, пока она прижимает к груди букет цветов. И так далее: мягкие игрушки. И так далее: коробочки из ювелирных. Куинн опускает взгляд на свои ноги. В тонких колготках все же немного холодно. Она достает одну ногу из туфли и ставит сверху. Рейчел смотрит вниз и краем глаза видит это. Она улыбается. И делает то же самое. За окном - Time Square. Огромная реклама Calvin Klein представляет собой модель-мужчину в бабочке и боксерах, держащего в руках сверток, перевязанный красной лентой. Куинн и Рейчел переглядываются. Рейчел смотрит в ее глаза в первый раз за вечер. Джаза как раз не хватает. Куинн мягко улыбается уголками губ и первая отводит взгляд, возвращаясь обратно к разглядыванию рекламных щитов. Рейчел смотрит туда же, где только что были глаза Куинн. Смотрит, как в пустоту. Как на однотонно выкрашенную стену. Как на свое отражение в воде. Как в пустоту? Таксист останавливается. Счетчик щелкает и обнуляется. Куинн выходит и пропускает Рейчел, закрывает дверь такси и смотрит на здание, к которому они подъехали. Рейчел уже идет ко входу, где стоит огромная очередь. — Мои ноги этого не выдержат, — вздыхает Куинн, оглядывая толпу людей перед входом в клуб. — Выкинь уже свои Лубутены. Рейчел улыбается и подходит к охраннику. Люди, стоящие перед самыми дверями ничего не говорят, спокойной пропуская девушек внутрь. Хорошо быть Рейчел Берри? Хорошо. Внутри играет громкая, ударяющая по ушам, как молот по наковальне, музыка. Это не джаз. Вот и отлично. Внутри Рейчел чувствует себя свободнее – тут темно и лица людей расплываются в мелькании неоновых ламп и прожекторов. Она хватает Куинн за руку, чтобы не заблудиться, и ведет к бару, где заказывает водку с клюквенным соком. — Как по-женски, — усмехается Куинн, отпивая глоток своего “Cosmopolitan”. — Я думала, в этом вся суть, — кричит Рейчел, делая несколько больших глотков. Музыка заполняет все помещение, от нее не скрыться даже в туалете. Это не легкий ненавязчивый джаз – это гром, цунами, ураганы. Беспорядочные темпы и голоса смешиваются в один неразборчивый поток, который, как при наводнении (или цунами) сметает все на своем пути без разбора. Все попадают в одну воронку. Рейчел смотрит на толпу беспорядочно двигающихся тел и качает головой в такт. По крайней мере, в данный момент такт такой. Через секунду он меняется. Еще через несколько меняется кардинально, а затем стихает. Ди Джей говорит с толпой. Все кричат и пьяно смеются. Рейчел выкрикивает что-то, поддавшись общему настроению, подняв свой бокал. — Думала, ты не любишь медленные танцы, — улыбается Куинн, садясь к танцполу в пол-оборота. Рейчел смеется и пожимает плечами. Она, видимо, не знала, насчет чего только что кричала. Половина людей уходит. Остальные остаются в центре зала, становясь в пары. Медленные, почти ленивые вращения вокруг своей оси нравятся только тем, кто вращается. Куинн закатывает глаза, видя, как Рейчел недовольно фыркает и отворачивается. Куинн берет ее за руку и ведет к танцполу. Кто-то в толпе шепчет слишком громко: “Ох, это Рейчел Берри?”. Кто-то также громко соглашается. Но на этом все. Рейчел любит этот клуб. — Мы не были здесь с моей премьеры, — шепчет Рейчел, обнимая Куинн за талию, сильнее прижимаясь к ней всем телом. — Ты не была здесь, — поправляет Куинн, кладя подбородок на сгиб между плечом и шеей, такой удобной впадинкой, где сильно пахнет ее духами. — Да. Я, — рассеянно повторяет Рейчел, перемещая ладони с талии на лопатки и утыкаясь носом в шею Куинн. Медленный танец может длиться вечно или пролететь незаметно. Как долго тянется день на работе и быстро ночь дома. Руки Куинн холодные и остро чувствуются на теплой шее Рейчел. Пальцы Куинн прижимаются к пульсирующей венке на шее, пульс бьется с бешеной скоростью. Медленный танец проходит примерно с такой же. Они уходят обратно за барную стойку. Куинн заказывает воду. Обычную воду со льдом. Рейчел отпивает глоток своего коктейля и морщится. Музыка бьет по ушам, но в висках стучит не из-за этого. Куинн подпевает своей любимой песне, смешанной в данном миксе с какими-то посторонними звуками. Рейчел кажется, что это забивают гвозди в крышку гроба. Куинн смотрит на нее и цокает языком. Я временное увлечение.* Ее глаза горят. Может, так кажется при этом освещении. Тогда у Рейчел всю жизнь такое освещение. Куинн снова цокает языком. Рейчел поет. Они одновременно встают и тянут друг друга на танцпол. То, что раньше было гвоздями в крышку гроба уже земля, летящая прямиком в свежевырытую яму. Рейчел запрокидывает голову, поднимает руки вверх, чувствую чужие/знакомые ладони на своей талии. Песня заканчивается, земля перестает падать в яму, все гвозди вбиты. Рейчел бежит к бару, кидает бармену деньги и забирает клатчи. Свой и Куинн. Они надевают пальто при выходе и выходят на улицу. На противоположной стороне – отель. Давно знакомый отель с администратором в жилетке и французским шампанским в меню. — Номер на ночь, — говорит Куинн, протягивая администратору свою банковскую карточку. Мужчина улыбается и кивает. Ключ от номера в руках Рейчел через пару минут. Они идут к лифту. Двери их номера – третьи слева от лифта. Открывая их, они слышат, как уезжает кабина обратно на первый этаж. Они снова смеются, заваливаясь в номер и тут же устремляясь к кровати. Все номера – одинаковые. Шкаф справа от двери, слева – ванная. Телевизор напротив кровати, мини-бар под ним встроен в шкафчик. Две тумбочки, на каждой из которых лежит меню ресторана. Плотные синие шторы, бежевая вуаль за ними. Люстра с тремя круглыми плафонами под потолком. Два светильника с каждой стороны кровати. Светильники горят, свет от них тусклый, приглушенный накинутой сверху одеждой. Туфли валяются при входе. В висках у Рейчел все еще стучит кровь, пальцы слегка дрожат, ноги приятно немеют. Куинн расправляет плечи и расслабляется. Впервые за вечер. Впервые за многие вечера. На фоне тихих вздохов и приглушенных стонов музыка из клуба через дорогу, прорывающаяся сквозь толстые стены, и гудки клаксонов автомобилей. К черту джаз. Ты временное увлечение. * Куинн осторожно поднимается с постели, закутываясь в простынь по привычке. Она нажимает на кнопку блокировки первого попавшегося телефона. Четыре утра. С экрана на нее смотрит афиша “Смешной девчонки”. Куинн так и не сходила. Не смогла. Рейчел на сцене всегда улыбается. Даже когда сцена грустная, улыбаются ее душа. Глазами. Ее мечта сбылась – это ли не важно? Даже с одним свободным местом в зале на премьере. Его потом занял парень, продававший программки. Даже с одним пустым местом в тесной гримерке после. Даже с одним пустым местом в сердце. Теперь даже с двумя. Куинн видела татуировку на ребрах. Под сердцем. Четыре маленькие буквы возле пустоты. Её место. Теперь оно занято. Всегда было занято? Куинн надевает свое платье, забывая про колготки. Пятнадцатого февраля в Нью-Йорке еще холодно. Наплевать. Куинн выходит из номера, держа в руках свои бежевые Лубутены. Может, стоило воспользоваться советом? Она выходит из номера, не оглядываясь. Это бессмысленно. Рейчел просыпается в районе половины седьмого. Ее биологические часы не дают сбой. Она поджимает губы, одеваясь, и выкидывает в мусорное ведро в ванной две пары колготок. Рейчел подбирает с пола туфли и выходит из номера. В лифте рекламные буклеты пестрят специальными предложениями на День Святого Валентина. Рейчел улыбается и берет один. С купидоном. В холле администратор устало потягивает кофе из большой белой чашки с надписью “любимому”. Если и есть что-то, что может вызвать рвотный рефлекс быстрее, чем сильное похмелье, то это оно. Она, кружка. Рейчел отдает ключ мужчине и просит вызвать ей такси. Он кивает и говорит, что таксист будет у входа через минуту. Рейчел идет к стеклянным дверям, по пути выкидывая свои туфли в большое металлическое мусорное ведро. Теперь кто-то получит две пары новеньких Лубутенов. Бежевую и черную. Асфальт холодный, хорошо, что таксист приехал действительно через минуту. Рейчел садится в машину и просит отвезти ее домой, по пути отправляя сообщение режиссеру, что сегодня не придет на репетицию. Её новая постановка. Таксист предлагает ей помочь подняться, но она вежливо отказывает. Рейчел бежит к подъезду, потому что асфальт очень холодный для голых ног. И он больно впивается в ступни. В лофте пустынно. Рейчел кидает клатч на диван. Надевает тапки и идет на кухню заварить себе чай и выпить пару таблеток от головной боли и аскорбиновой кислоты. Надеется, что не заболеет. Иначе будет много вопросов от Курта. Возможно, догадок. Потом обвинений в собственный адрес, что они с Блейном не взяли её с собой. Рейчел улыбается, представляя себе, чем Курт занимается сейчас. Наверное, спит в объятиях Блейна. Или пьет сваренный им кофе. Или ест блинчики с черникой. Или сам готовит завтрак для Блейна. Бриттани, наверное, сейчас пытается разбудить Сантану, чтобы вместе пойти выпить какао. Или Сантана не выпускает Бритт из постели, говоря, что ей будет холодно. Рейчел мерзнет, поэтому берет плед со спинки дивана и закутывается в него. Ее платье валяется на полу ее комнаты. Чайник свистит на плите. Красивый звук. Но звук вбиваемых в крышку гроба гвоздей лучше. Рейчел засыпает на диване под работающий телевизор. Она просыпает весь день, просыпает марафон “Друзей”, идущий по этому каналу. Она просыпается, когда идет реклама, и выключает телевизор. Голова не болит, а в ногах странная тяжесть. Солнце медленно опускается. На телефоне два новых сообщение. Курт и Блейн прислали фото с Купером. Мерседес – фото Сэма с сыном мистера Шу. Есть один неотвеченный звонок. Из дома. Отцы, наверное, хотели узнать, как она провела праздник. Рейчел усмехается и идет к себе в комнату. Надев новое платье и новые туфли, на этот раз Джимми Чу, она выходит из квартиры, накидывая на плечи кашемировое пальто. Улицы Нью-Йорка все так же пестрят розовым, лиловым и красным. Люди ходят с букетами, а на тротуарах не лежит снег. Рейчел подходит ближе к проезжей части и выставляет руку. Две машины проезжают мимо, третья останавливает. Она называет адрес. Это совсем близко. Джаз, ненавязчиво играющий на фоне разговоров и шума, стоящего в баре, отвлекает. Он огибает столики с флиртующими парами, болтающими компаниями, чтобы добраться до тех одиноких обитателей барной стойки, потягивающих коктейли из меню со скучающим видом. Джаз – это слишком клешировано даже для этого заведения с кожаными диванчиками у стен и барменом с дипломом психолога. Джаз – это всё ещё слишком не её.